Завтра у меня грандиозные планы. Не какие-то там глупости вроде покорения мира или ремонта балкона — нет, я человек простой, почти философ. План — быть живым. И невредимым, если получится. Уже не первый раз ставлю себе такую цель, и знаешь — работает. Проверено многими жизненными битвами и одной неудачной попыткой заняться йогой.
Проснусь я, как обычно, в своем вигваме. Кто-то называет это "однушкой с видом на теплотрассу", но я-то знаю — стены помнят многое, а окна выходят в вечность. Первым делом пойду в магазин. Зачем? Ну, как тебе сказать… огненная вода и хлеб — это база, священный пайцзы всех уважающих себя племён.
Дотащу ноги, если, конечно, не откажут в знак протеста против вчерашнего марафона "разговоров с духами" на кухне. По дороге, быть может, встречу свою скво. Она — как северный ветер: непредсказуемая, хлесткая, но при этом греет лучше, чем одеяло из IKEA.
Я индеец. Девяносто килограммов гордости, упрямства и борщевого бунта. Топор войны когда-то закопал. Где — не помню. Возможно, в кладовке, где живут несчастные лыжи и старая елка. Но всё же — закопал, стало быть, не просто так. Мир важнее. Особенно когда тебе уже за тридцать, и ты научился распознавать сражения, которые действительно стоят битвы — вроде поисков нормального майонеза в магазине.
Вернувшись, сниму со стены гитару. Она, как я — немножко треснутая, но всё ещё звучит. Скво вбивает трубку мира — это у нас такой ритуал: она скручивает, я философствую. А потом, под аккорды, пою ей песни — про борьбу с коммуналкой, про разлуку с зарплатой и про вечную охоту за смыслом.
Я люблю свою отчизну. Особенно прерии, которых, по слухам, тут нет. Но зато есть балконы, на которых вьюн растёт, как упрямый дух, рвущийся в небо. Только сверху постоянно долбят — то соседи, то жизнь. А снизу — ипотека. Но ничего, прорвёмся.
Ночью, как и положено настоящему мудрецу, я вглядываюсь в звёзды, слушаю дождь и строю планы, как и все племена до меня. Тоще мы — да. Но вождь ширится. Возможно, не только от хлеба, но и от веры в лучшее.
А когда скальпы скрипят (от наушников), и перья рвутся (из подушки), я понимаю: живу правильно. Мы держимся. Мы — это я, гитара, скво и дух великих предков, который, кажется, вселился в холодильник — уж очень он загадочно шумит по ночам.
Живи так, чтобы, умирая, ты смеялся, а мир — плакал. Или хотя бы удивился: "Нифига себе, он всё-таки дошёл до магазина!"
