Сегодня всё пахнет иначе: чернила пахнут ванильным сахаром, зелья – лавандой или чаем. Да даже воздух в библиотеке, пропитанный пылью древних фолиантов, кажется слаще. Возможно, это потому, что сегодня последний день учебы.
Я стою на пороге Большого Атриума, где когда-то, дрожа от страха, произносил свои первые заклинания, а теперь – вот ирония – мне вручат диплом магистра целительства и зельеварения.
"Талантливейший ученик за последнее десятилетие", – сказал декан. Если бы он знал, что половина моих "гениальных" экспериментов началась с фразы: "А что будет, если…?"
Особенно горжусь зельем мгновенного заживления – его уже взяли на вооружение корпусные целители. Жаль, что никто не оценил мой шедевр – эликсир, превращающий волосы в радугу. (Спасибо, конечно, профессору Альдрику, за "ценный педагогический опыт" и три дня отработки в теплицах с мандрагорами). Но, наверно, надо подумать о том, как сделать этот эффект не таким сильным. Или остановиться на одном цвете, а не семи сразу.
Но вот что действительно смешно: я, будущий светило медицины, тайно ношу в груди маленькую… Нет, не трагедию, а скорее абсурдную комедию. Потому что моё сердце медленно замерзает. В прямом смысле.
Всё началось с того, что я варил зелье привязанности для Лины из класса стихийной магии. А мой "верный" друг Корвин, вечный шутник, подсунул в котёл остролист и омелу – "для пикантности". Вместо любовного эликсира получился… Ну, скажем так, остужающий чувства тоник. Я, дурак, решил проверить на себе – а вдруг сработает? Сработало. Теперь иногда чувствую, как внутри вместе с каждым ударом сердца тихо звенят льдинки.
Ирония в том, что я - целитель. Мог бы вылечить себя, да вот незадача – мне интересно, чем это закончится. Может, стану первым в истории магом с ледяным сердцем? Главное – не испытывать эмоциональных потрясений, а то вдруг оно не выдержит и разобьётся?
Корвин, кстати, до сих пор не понимает, что натворил: "Ну ты же хотел, чтобы в ее присутствии тебе не приходилось краснеть и смущаться? Получилось"!
Когда декан вручает мне диплом, я кладу руку на грудь – там, под тканью мантии, уже знакомый холодок, сопровождающийся лёгким перезвоном. Но я улыбаюсь. Потому что если уж умирать, то хотя бы с стилем. Но ведь именно безрассудство помогает совершать открытия, не так ли?
А теперь – вперёд, в корпус целителей в центральном госпитале столицы. Где ещё найдёшь столько благодарных пациентов для экспериментов?
*(P.S. Лина так и не выпила то зелье. Зато теперь, когда я прохожу мимо, она краснеет. Но я заметил несколько радужных прядей в ее волосах. Красиво... Нет, нельзя отвлекаться…)*