В Османской империи, во времена мудрых и величественных султанов, проходили яркие и пышные фестивали. Эти события не только радовали народ, но и подчёркивали мощь государства. Одним из самых значимых праздников был Сур-и Хитан — день обрезания принцев. Этот обряд посвящения считался важным, и его отмечали грандиозным торжеством....
В ту пору, когда тени кипарисов удлинялись, а дыхание Босфора несло предчувствие, Стамбул, жемчужина Османов, содрогнулся.
⚜⚜⚜⚜⚜⚜⚜... Как предрекли звездочеты в своих тайных свитках, Огонь, дитя небрежности, охватил верфи Галаты, обратив корабельные сосны в пепел и стенания. Вслед, словно тень Желтого Дракона, пришла Чума – Чёрная Смерть, чье дыхание иссушало души и наполняло переулки тишиной страха. И когда великий визирь Аяс-паша склонил чело пред неумолимым Роком в месяце джумада, словно последний лист с Древа Порядка, в сердце Царства Градов воцарилась Трепетная Тень....⚜⚜⚜⚜⚜⚜⚜
Первый праздник обрезания, зафиксированный в истории Османской империи, был организован Мурадом I для принца Баязида в 1365 году. А во время правления Сулеймана Великолепного в 1530 году были организованы праздники для его сыновей Мустафы, Мехмеда и Селима. В 1539 году прошли торжества по случаю обрезания Баязида и Джихангира....
⚜⚜⚜⚜⚜⚜⚜....Сулейман, Падишах Падишахов, Череда Времени, чей меч был молнией, а справедливость – незыблемой скалой, узрел смятение в очах подданных. "Город, – молвил он визирям, чьи лица были бледнее лунного света, – подобен смоковнице, опаленной зноем. Ей нужен не дождь слез, а живительный нектар Радости". Ибо знали мудрецы гарема и улемы медресе: нет лучшей защиты от тьмы, чем сияние *Сур* – Праздника, что есть Свадьба Души с Миром. А для принцев крови, отроков, чья судьба – держать Весы Судеб, *Хитан* – Обрезание – было не просто обрядом. Это был *Нави* – Великий Переход, восхождение на первую ступень Трона Предназначения, ибо брачные узы для них уже были сплетены политикой в узор, недоступный простым смертным.
Вернувшись из краткого уединения в садах Бурсы, где он искал ответ в шепоте листвы и полете соколов, Сулейман изрек Волю: "Пусть земля от Эдирне до далеких гор Карамана содрогнется от шагов бейлербеев! Пусть Конная Площадь обернется Садом Иллюзий! Мы устроим *Сур-и Хитан* для сыновей наших, Баязида и Джихангира, чьи души жаждут Знака Зрелости. И освятим его светом свадьбы Михримах, Луны нашего Сердца, с Рустемом-пашой. Пусть двойная Радость станет Щитом от скорби!"....⚜⚜⚜⚜⚜⚜⚜
Сериал "Великолепный век" показал нам этот праздник по-особенному. Я бы назвала его...
Слёзы Михримах, или Лабиринт несбывшихся желаний
Перед свадьбой, как перед закатом, невеста остаётся наедине с собой — будто птица в золотой клетке, замершая перед полётом в незнакомые небеса. Так и Михримах, дочь повелителя, сидела в своих покоях, словно жемчужина, затерянная в глубинах океана. Её взгляд, подобный трепетной звезде, гаснущей на рассвете, говорил о том, что сердце её ранено, а душа блуждает в лабиринте несбывшихся мечтаний.
И не в Рустем-паше дело. Ведь ещё вчера её сердце билось в такт шагам Бали-бея, этого гордого сокола, чьи крылья были для неё недосягаемы. Вежливость его была словно холодный мрамор, а отстранённость — стена, возведённая из тумана. И чем больше она искала в нём скрытый огонь, тем сильнее обжигалась о лёд его безразличия.
Ах, как сладки сети несбыточной любви! Как хочется верить, что ещё один поворот судьбы — и взгляд возлюбленного смягчится, как весенний ветерок. Но судьба, словно жестокая садовница, вырвала её из этих грёз и бросила в вихрь чужих желаний, в пышные одежды чужого праздника.
И вот она, словно лань, загнанная в силки, стоит перед зеркалом, а блеск рубинов на её челе жжёт, как угли. Диадема — тяжёлый венец, вуаль — пелена, скрывающая слёзы. Всё вокруг кричит о торжестве, а в груди — лишь тихий стон.
Но даже в самый тёмный час находится рука, готовая поддержать. Суровая Афифе-хатун, словно ангел без крыльев, разгоняет толпу и шепчет:
— Плачь, дитя моё. Пусть слёзы, как весенний дождь, омоют твою боль. Ибо что есть судьба, если не река, что течёт своим путём? И даже дочь султана не в силах изменить её течение.
И Михримах плачет. Плачет о Бали-бее, чей образ тает, как утренний туман. Плачет о Ташлыджалы, чьё сердце не выдержало испытания верностью. Плачет о себе — юной, но уже не свободной.
Огненное платье, словно закат, пылало на Михримах, отбрасывая кровавые блики на стены опочивальни. Диадема, усыпанная рубинами, тяжело лежала на челе – каждый камень в ней был словно капля застывшей крови, а изящные подвесы, скрывающие уши, напоминали золотые решетки роскошной клетки. Массивный пояс сдавливал стан, будто обруч, стягивающий бочку с вином – вином ее слез, которое предстояло выпить в этом браке.
Алая вуаль, трепещущая при каждом вздохе, не скрывала, а подчеркивала ее плен. Традиция превратилась в насмешку: вместо благословения – проклятие, вместо праздника – похороны девичьих грез.
Каждый самоцвет на этом наряде жалил, как скорпион. Золотые нити вышивки впивались в кожу нежнее палача. Она стояла неподвижно, но казалось, еще мгновение – и с ее губ сорвется крик, который разорвет этот пышный маскарад:
"Спасите меня!"
Ее расширенные зрачки метались по сторонам, ища спасения там, где его не могло быть. Поза, застывшая между гордостью и отчаянием, говорила красноречивее слов: это не свадьба, а жертвоприношение.
Но дворцовые стены глухи к мольбам.
И когда последняя шпилька была воткнута в ее прическу, а последняя складка платья расправлена слугами, Михримах поняла страшную правду –
сегодня она не невеста. Сегодня ее заживо хоронят в саване из алого шелка. Но....
— Кто хочет избежать великой боли, должен принять малую.
Каждый новый день свадебных торжеств Михримах-султан блистала в ином наряде, словно жемчужина, переливаясь в лучах дворцовых светильников. Но с красотой этих нарядов может поспорить великолепие облачения ее матушки Хюррем....
....Она стояла, ослепительная, как утро после грозы, в кафтане, затканном золотом, что мерцало, словно отблески её власти. Корона хасеки, символ её величия, покоилась на её голове, а изумруды, холодные и глубокие, как её мысли, сверкали в узорах ткани. Всё в этом наряде говорило о могуществе — но не о материнской нежности.
Если в сердце её и шевелилась жалость к дочери, отданной в руки нелюбимого, то ни одна тень не дрогнула на её лице. Война, которую она вела долгие годы, не знала пощады — а разве могла река её судьбы течь иначе?
Потому что на войне за власть — либо ты жертва, либо тот, кто приносит жертвы. А Хюррем давно сделала свой выбор.
И Михримах поняла — её судьба уже написана. Остаётся лишь шагнуть в новую жизнь.
Так начинается история Михримах — невесты, которая не любила, жены, которая не простила, и женщины, которая научилась править даже в цепях.
Ибо любовь — это роскошь, а власть — необходимость.
Эти праздники были не только семейными событиями, но и важными государственными мероприятиями. На них приглашались ведущие османские государственные деятели и дружественные правители государств. Для проведения фестиваля была выбрана Конная площадь.
Шелка Хорасана и бархаты Венеции заструились по перголам.
⚜⚜⚜⚜⚜⚜⚜....И вот, как по мановению руки невидимого Калиграфа Судьбы, на Ат-Мейданы взошли шатры, затмившие роскошью сады Шираза. Для Падишаха воздвигли Особняк, подобный сну из "Тысячи и одной ночи". В первый день, когда заря лишь тронула минареты рубиновым перстом, явился сам Сулейман, и визири, склонившись до пыли, повели его меж рядами замерших в благоговении янычар, чьи белые бёрки были чище горного снега. И начался пир – океан плова, реки шербета, горы халвы. В Асланхане же, зверинце чудес, за решетками билось сердце дикой Африки и таинственного Индостана: львы, чья грива – сплетение солнечных лучей; тигры – полосатые тени джунглей; леопарды, гибкие, как мысль; и жирафы – ходячие минареты удивления. Мастера Игры и Ловкости показывали чудеса, заставляя толпу ахать, словно детей.....⚜⚜⚜⚜⚜⚜⚜
Часть вторая здесь. Читайте больше по этой теме в подборке Великолепный Век. Обзоры.