— Ну зачем вы так о себе, — возразила ему Таня.
—А по другому не скажешь, — буркнул он в ответ.
Татьяна присела рядом с ним на крыльцо.
— Знаете, Вадим, в жизни всякое бывает. И взлеты, и падения. Но это не повод ставить на себе крест. Всегда есть выход, всегда есть надежда.
Вадим усмехнулся.
— Легко вам говорить. Чужую беду, как говорят, руками разведу. Понимаете, у меня ничего не осталось. Ни семьи, ни работы, ни будущего.
Он замолчал, глядя на свои руки.
— Что, совсем никого не осталось? — тихо спросила Татьяна.
Вадим горько усмехнулся.
— Была семья. Жена, дети. Да только не нужен стал, когда инвалидность получил. Списали со счетов. Удобно, когда ты здоровый и при деньгах. А когда обуза…
Татьяна посмотрела на него. Красивый, крепкий мужик, и даже заросшее щетиной лицо, не испортили несколько недель запоя.
— Нельзя так себя хоронить раньше времени. Знаете, сколько людей выкарабкивались из гораздо худших ситуаций? Главное — найти в себе силы жить дальше.
Вадим посмотрел на нее долгим, изучающим взглядом.
— Легко рассуждать, когда тебя это не коснулось. А когда все рухнуло…
— Неправда, — возразила Татьяна, — у меня тоже не всё гладко в жизни было. Мужа рано потеряла, одна осталась. Но рук не опустила, дочку вырастила, замуж отдала. Внука вот теперь жду. И вы тоже сможете. Главное, захотеть.
Она встала.
— Ладно, мне пора. На работу нужно идти, а вы подумайте над моими словами. И постарайтесь больше не пить. Это не выход.
Вечером, когда Таня возвращалась с работы, у дома на лавочке,её поджидал сосед. На этот раз он был чисто выбрит, и в опрятной одежде.
— Допоздна работаете. Больных много?
— Да нет, — улыбнулась Татьяна, — всё, как обычно, просто к подруге зашла, заболтались, и не заметили как темнеть стало.
— А я тут у вас немного похозяйничал, — признался Вадим, — в саду яблоки на земле валялись, так я их подобрал и в ящик ссыпал.
— Спасибо вам, — Таня присела рядом с ним на скамейку, — всё некогда собрать было, думала на выходных заняться. Дети не приедут, к друзьям на дачу собирались, что-то там отмечать, вот и хотела яблоки подобрать да варенье сварить.
Вадим смущенно улыбнулся.
— Не за что. Просто… хотел чем-то помочь. Ваши слова зацепили. Я ведь и правда опустил руки.
Татьяна вздохнула.
— Знаете, Вадим, я всегда говорю, что жизнь – это как зебра. Полоса белая, полоса черная. Но главное – идти вперед, не останавливаясь на черной полосе. Ищите светлое в каждом дне. Поверьте, оно есть. Ну что, за помощь отблагодарить полагается, пойдёмте ко мне, я вас ужином угощу.
Они зашли в дом, и Вадим огляделся. Внутри было хоть тесновато, но уютно. На стенах висели фотографии, на этажерке в углу, книги и милые безделушки. И пахло так приятно, по-домашнему, какими-то травами. Вадим почувствовал тепло и спокойствие, которого ему так не хватало в последнее время.
— Проходите, располагайтесь, — предложила Татьяна, указывая на диван у стены, — сейчас я что-нибудь приготовлю. Не люблю одна ужинать, — призналась она, — а сегодня вы мне компанию составите.
Вадим присел на край дивана, чувствуя себя немного неловко. Он наблюдал, как Татьяна хлопочет на кухне.а потом проговорил.
— Крохотный у вас домик. Большое семейство так и не поместилось бы.
— Мне этот дом от бабушки достался, — сказала Таня, ставя на стол жареную картошку, и тарелку с солёными груздями, квашеную капусту, и огурцы.
— А родители ваши разве не здесь жили?
— Родителей своих я совсем не помню, они умерли когда я маленькая была. Меня сначала бабушка отца воспитывала, а когда её не стало, её двоюродная сестра к себе забрала. Баба Мотя мне и родителей заменила, и учителей с воспитателями. Светлым была человеком, иногда так её не хватает, хочется чтобы обняла, пожалела. Как только она одна и умела. Ну хватит разговаривать, давайте к столу.
Некоторое время они ели молча, потом когда Вадим насытился и отставил в сторону тарелку, Таня спросила.
— А вы как в наши края попали? Я от Светы, бывшей хозяйки вашего дома слышала, что вроде военным были.
— Был, — вертя в руках вилку ответил Вадим, — да весь сплыл. Это долгая история.
— А вы расскажите, нам ведь торопиться некуда. Выговоритесь, оно и на душе легче будет.
Вадим попросив разрешения закурить, стал рассказывать.
— Знаешь, Тань, я ведь родом совсем не отсюда, из-под Воронежа я. С детства мечтал стать военным, в авиацию рвался. После школы поступил в летное училище, в том городе и жену свою встретил. Ирина там училась на бухгалтера. Родных у неё не было, детдомовская. Мне она показалась, скромной и такой надёжной. Решил что это моя судьба. Но когда привёз знакомиться к родителям, матушка отозвала в сторону и сказала. Не любит тебя эта девушка, на погоны твои польстилась. Да только я и слушать не стал, влюблённый дурак. Расписались мы, когда я на четвёртом курсе был. Закончил училище, распределили меня в часть на Дальний Восток. Приехали мы туда, а там тайга, комары, сопки, в общем, тоска зеленая. Ира сразу нос воротить начала, мол, не для такой жизни она замуж за офицера выходила. Я все надеялся, что привыкнет, у нас любовь, все стерпится. Но она с каждой неделей все злее становилась, придиралась ко всему. Подружилась с женами офицеров, и давай меня пилить, что я мало зарабатываю, что у других мужья уже квартиры получили, а мы в общежитии ютимся. Потом вроде как всё наладилось. Через пять лет меня в Германию перевели, тут она была довольна, и зарплата её устраивала, и жизнь. Юлька у нас появилась, потом Стас. А когда в Афганистан наши войска ввели, меня туда сразу же и направили. Перевёз я семью в Воронеж, квартиру трёхкомнатную кооперативную купил, устроил всё как положено, а сам за речку. Ирка не возражала, даже довольна была, надеялась что хорошо заработаю. А там у меня, быстро мозги на место встали, — Вадим затянулся и выпустил дым в потолок, — грязь, кровь, смерть… Каждый день кого-то теряли. За год я поседел, наверное, лет на десять постарел. Письма от жены приходили исправно, только всё больше о деньгах, да о том, что ей шубу новую хочется. Я отправлял всё, что платили, лишь бы моя семья ни в чём не нуждалась. А однажды. Во время боевого вылета, меня подбили, чудом жив остался, и из горящего самолёта выбраться смог. Больше года по госпиталям валялся.
Вадим замолчал, глядя куда-то сквозь Таню, в свою прошлую жизнь. Потом вздохнул и продолжил.
— Когда вернулся, инвалид второй группы, встретила меня жена, как будто я с курорта приехал. Ни объятий, ни слез радости. Только вопрос: “Служить дальше сможешь?” Я тогда еще надеялся, что это всё от отчаяния, что она поможет мне, справится с бетой, что на меня свалилась. Родители ведь мои умерли, родных кроме Ирки и детей нет. А потом узнал… Пока я там жизнью рисковал, она с моим лучшим другом закрутила. Квартиру, что я кровью и потом заработал, они уже вместе обживали.
Таня ахнула, прикрыв рот рукой. Вадим усмехнулся горько.
— Да ладно, Тань, чего уж там. Развелся я с ней, всё ей оставил, лишь бы видеть ее больше не пришлось. Дети, родные дети, и те от меня нос воротить стали, стесняться, что отец инвалид, с палочкой ходит. Сердце кровью обливалось. Плюнул я на всё, через знакомых купил этот домик. Но сразу не переезжал, жил у друга, надеялся что Ирка опомнится, и позовёт меня обратно. А она на развод подала, даже не предупредила. Я узнал что мы больше не семья, только когда мне решение из суда пришло. Приехал я сюда, и запил по-чёрному.
Вадим затушил окурок в пепельнице.
— Вот так и пил бы дальше, если бы ты вчера ко мне не подошла. История, как видишь, незамысловатая, но душу вымотала знатно.