Игорь попытался пошевелить пальцами — тщетно. Всё тело словно заковано в камень. Ни малейшего движения. Где он? Что произошло? Память будто стерта, внутри — пустота, отголоски образов, как осколки зеркала. Он попытался ухватиться за хоть какую-то мысль, вынырнуть из забвения, но разум тут же снова провалился в темень.
Когда сознание стало понемногу возвращаться, воспоминания приходили обрывками: резкий удар, грохот металла, ослепляющий свет фар и пронзительная боль — прежде чем всё исчезло в бездне. Он вспомнил… аварию. Ехал домой с работы, ночная трасса, фары чужого автомобиля, мчащегося навстречу, и всё — вспышка, шок, провал. Значит, он уцелел. А вот что стало с водителем другой машины — осталось загадкой.
В реанимации он лежал неподвижно, как в замороженной капсуле. Сначала вокруг была только тишина. Потом пришли звуки — глухие, как будто через плотную толщу воды. Один голос он узнал сразу — Марина. Его жена. Она говорила по телефону. В голосе — напряжение, тревожная сдержанность, еле скрываемый страх.
— Пока всё без перемен… Врачи говорят, шанс есть. Пусть и не самый высокий, но он есть…
Он хотел как-то отозваться, показать, что рядом, что слышит. Всё, что получилось — чуть заметное подёргивание века.
Прошло ещё несколько дней. Сознание прояснялось. Мысли уже не скользили в пустоте, не путались в темноте. В палату вошла Марина. Он узнал её шаги, узнал голос. Но на этот раз в её речи не было прежней мягкости. Она снова с кем-то разговаривала по телефону. И голос её звучал иначе — будто она принимала важное, почти судьбоносное решение.
— Ну не говори так… Всё может ещё само по себе наладится. Если он… ну, если не выберется, всё по закону достанется мне. Никто не будет спорить — я жена, всё оформлено как надо.
После паузы, еле слышно, но чётко она добавила:
— Это самый простой путь. Но мне потом с этим жить. А совесть…
Она положила телефон, подошла ближе. Присела у кровати. Судя по всему, не подозревала, что Игорь уже слышит каждое её слово. Склонясь к нему, заговорила тихо, почти ласково, с каким-то горьким надломом:
— Ты даже не представляешь, как я вымоталась. Всё внутри сгорело дотла. А ты… ты, наверное, где-то там, в другом мире — где не больно, не тяжело, где всё — просто и спокойно. А я… я тут, на земле. Хожу по кругу. День за днём. Слышишь меня, Игорь? Хоть немного?
Она пристально вглядывалась в его лицо, будто искала ответ в его зрачках.
— Нет… конечно, ты меня не слышишь. И всё же… Я скажу. Хотя бы раз. Это будет наша тайна. Если бы ты был в сознании — я бы никогда не решилась. Но сейчас… мне нужно это произнести. Мне тяжело.
Игорь ощущал, как бешено колотится сердце, словно пытаясь пробить грудную клетку. Он едва сдерживал внутренний крик.
После короткой тишины Марина продолжила, голос её стал более глубоким, почти шепчущим:
— Ты помнишь тот вечер? Самое начало. Жаркий июль. Солёный бриз. Ты стоял на берегу и смотрел, как солнце опускается в воду. Такой сосредоточенный, будто обдумывал что-то важное. Я подошла, молча. Ты долго не оборачивался. А потом… сказал что-то красивое. Поэтичное. Мы гуляли тогда до ночи. Ты рассказал, что приехал с братом и родителями, просто отдохнуть.
Она выдохнула — тяжело, как после боли.
— Но, Игорь… я знала это ещё до того, как ты заговорил. Я приехала туда не случайно. Я искала Дениса. Твоего брата. Мы с ним… у нас было давно что-то. А ты просто оказался рядом. После того, как вы уехали, я поехала за ним. Нашла. Но он уже был с другой. И даже не стыдился. Я ждала, что бросит её, а он сказал: «Уходи».
Голос её сорвался, стала сжимать губы, словно сдерживая рыдание.
— Тогда я решила: он заплатит. И выбрала тебя. Осознанно. Чтобы показать ему, что ты меня любишь. Он, конечно, быстро всё понял. Вернулся. Пытался снова всё вернуть. А я… я уже хотела мстить. Мы продолжали с ним встречаться. Тайком. В секрете. Это было сильнее меня. Но замуж… замуж я шла именно за тебя. Хотела, чтобы он видел. Даже в день свадьбы… я была с ним. Прости. И ещё… Кирилл — не твой сын. Это ребёнок Дениса. Всю жизнь я хранила эту ложь. Перед тобой. Перед всеми. А теперь… не могу больше.
Она встала, будто приняла решение.
— Считай это чем хочешь: исповедью, грехом, проклятьем. Если ты не выживешь — может, простишь. А если нет — пусть так. Я действительно хотела тебе добра. Но по-своему. По-женски. По-глупому. Больше не могу. Я ухожу. Если ты всё слышал — делай с этим что хочешь. Простишь — спасибо. Нет — приму.
Она бросила на него последний взгляд. И вышла.
А внутри у Игоря будто всё провалилось. Всё рухнуло. Жизнь, доверие, прошлое, любовь — всё сложилось в один болезненный ком и с глухим стуком обрушилось в бездну. Он хотел закричать, но тело было неподвижно. И крик остался внутри — беззвучным.
С трудом Игорь повернул голову и задержал мутный, затуманенный взгляд на лице Марины.
— Я не смогу больше… — едва слышно прошептал он. — Не приходи ко мне больше.
Её словно ударило током. Марина отпрянула, как от ожога.
— Ты… это ты сейчас всерьёз? Всё, что между нами было — это просто спектакль? Ты что, всё это время только и делал, что притворялся?
— Нет, Марина. Притворялась ты. Лгала, манипулировала, крутила, как хотела… А теперь… прости.
— Прости?! — голос её надломился. — Ты вообще осознаёшь, что несёшь? Как ты вообще можешь…
В этот момент дверь резко распахнулась, и в палату влетела медсестра Нина. Её голос был резким, почти как окрик.
— Что здесь? Почему вы так орёте? Женщина, вы находитесь в реанимационном отделении! Ему противопоказаны любые волнения! Вам сюда вообще нельзя, а вы сцену устраиваете. Немедленно выйдите!
Марина, как оглушённая выстрелом, попятилась к выходу. Нина подошла к кровати, заглянула в лицо Игорю, коротко кивнула и произнесла с полуулыбкой:
— Очнулся, значит. Отлично. Виктор Сергеевич — настоящий волшебник, по кусочкам вас собрал. Теперь дело за малым — восстановиться.
Прошло несколько дней, и Игоря перевели из реанимации в обычную палату. Процесс восстановления оказался мучительным и затяжным. Боли, уколы, физиопроцедуры, ожидание. Неделя за неделей, и только спустя месяцы ему позволили выходить на свежий воздух во двор.
Именно там он впервые и заметил её — девушку в кресле-каталке. Их взгляды на секунду пересеклись. Он чуть кивнул.
— Привет. Меня зовут Игорь.
— Ольга, — ответила она спокойно, с едва заметной улыбкой, будто оценивая, стоит ли заводить беседу.
С того дня они стали всё чаще пересекаться. Сначала просто здоровались на аллее. Потом начинали останавливаться возле скамеек или беседки. Беседовали неторопливо: про врачей, погоду, новости, процедуры.
— А почему ты… ну, в кресле? — однажды осторожно поинтересовался Игорь.
— Авария, — ответила Ольга коротко. — Я виновата. Всё по моей вине. Жить с этим тяжело.
— Ты сбила кого-то?..
— Лобовое столкновение. Мужчина погиб. Я выжила — но вот так… с парализованными ногами и виной, которая, кажется, никогда не отпустит.
— Что произошло?
— Тогда сыну был год. Мама позвонила — температура под сорок, скорая уже в пути. Я сорвалась, за руль — хотела успеть. Пыталась обогнать… не справилась. Лоб в лоб. Помню всё — удар, как рванул ремень, сработали подушки. Жива, но ноги — в хлам. Шанс есть — операция, но только за границей. Здесь не берутся.
— Прости… А когда и где это произошло?
Ольга назвала точную дату и место.
Игорь резко напрягся, на миг замер. Потом вдруг хмыкнул, будто услышав чёрную шутку.
— Ты должна знать… Я выжил. Я — тот самый мужчина.
— Что?.. Ты?! — лицо Ольги побледнело. — Не может быть…
— Именно так. Я был за рулём той машины. Сына тогда увезли в больницу, он в порядке. Моя мама осталась с ним, а меня перевезли в другую клинику. Вот такая странная ирония судьбы.
— Господи… Игорь… мне так стыдно… Я разрушила твою жизнь…
Он вдруг взглянул на неё мягко, даже тепло.
— Не спеши с выводами. Иногда мне кажется, что всё это было не зря. Всё к чему-то вело… Может, чтобы я, наконец, многое понял.
Он выдохнул — и рассказал. Всё, без утайки. О Марине, её лжи, обманах, как она его использовала, как исчезла. И о том, что после выхода из больницы он планирует подать на развод.
— Ольга… можно я так буду тебя называть? — Он замолчал на мгновение, потом продолжил. — Я не знаю, как теперь вообще жить. Всё, что было — рассыпалось. Брат, семья — ничего не осталось. Всё, что она хотела — квартиры, вещи, деньги — отдам.
— Но у тебя всё равно кое-что осталось, Игорь. Жильё, работа, стабильность. А у меня… Меня выгнали из дома почти перед самыми родами. Просто выставили. Я была на грани, но выжила.
— Почему выгнали?
— Была влюблена. Он казался таким хорошим — заботливый, ласковый, уверял, что развёлся. Жили вместе почти год. А потом — стук в дверь. На пороге стояла его настоящая жена. Она уехала за границу, а потом вернулась. А он спокойно сказал: «Это моя двоюродная. Приехала из деревни рожать». И всё. Меня выставили, как мусор. Я так верила, а он врал — и я верила.
Игорь молчал. Лицо было серьёзным, он словно переваривал каждый её рассказанный фрагмент.
Прошло два года.
Летним вечером, в июле, он возвращался домой с полными пакетами и игрушками. Его ждали жена — Ольга, и сын Миша. После выписки они поженились. Спустя полгода Ольга встала на ноги. Сейчас она снова ждала ребёнка — на этот раз девочку. Имя уже выбрали — София.
Он как раз искал ключи у двери, когда с лавочки поднялась женщина и негромко позвала:
— Игорь… подожди. Это я… Марина. Я пришла… хочу попросить у тебя прощения.
Он замер. Повернулся, посмотрел спокойно, ровно.
— Я от тебя ничего не жду. Если тебе важно — я прощаю. Но мне пора. У меня теперь есть настоящая семья. Люди, которым я нужен. А с тобой я потерял слишком много времени.
— Игорь…
Но он уже открыл дверь и вошёл. Дверь мягко закрылась за ним, оставив Марину стоять в одиночестве — с опущенными руками и той тяжестью в душе, которую, быть может, простить она себе так и не сможет никогда.