Утро началось по-обыкновению хмуро.
— Ты даже умыться нормально не можешь! — сердито сказал отец, глядя, как сын торопливо вытирает лицо полотенцем. — Всю грязь только размазал!
Мальчик промолчал, опустив глаза. Он уже привык, что папа всегда чем-то недоволен.
— И что это за ботинки?! — продолжил отец, указывая на обувь. — Ты их вообще чистил?
— Чистил… — тихо пробормотал сын.
— Ну и где блеск?!
Потом мальчик уронил учебник, и отец тут же рявкнул:
— Сколько можно ронять вещи?! Ты вообще думаешь, что делаешь?
За завтраком всё было ещё хуже.
— Опять чай расплескал! — вздохнул отец. — И жуёшь, как корова. И локти на стол не ставь!
Мальчик ел, стараясь двигаться как можно тише, но всё равно не мог угодить.
— Хлеб испортил! — буркнул отец, глядя на толстый слой масла. — Кто так делает?
Мама, наблюдая за этим, опускала глаза - бороться с характером мужа бесполезно, уже пытались... Властный, строгий человек.
Перед школой у сына оставалось пять минут, и он выбежал во двор, погонять мяч. В это время отец выезжал на машине.
— Пока, папа! — весело крикнул мальчик, размахивая рукой.
Отец лишь нахмурился и, опустив стекло, бросил:
— Не забывай держать спину прямо!
Машина тронулась, оставив за собой лёгкое облако пыли. Мальчик стоял и смотрел вслед, пока машина не скрылась за поворотом. Его улыбка медленно угасала. Он так и не услышал в ответ ни одного доброго слова.
А вечером всё повторилось.
Отец вернулся домой усталый и сразу заметил сына, стоявшего на коленях в гостиной. Мальчик азартно играл в стеклянные шарики с друзьями, смеялся, забыв обо всём на свете. Но взгляд отца тут же зацепился за носки — дорогие, купленные всего неделю назад в фирменном магазине, а уже с дырками на пятках. Отец не подумал, что рядом с сыном сидят его товарищи и насколько может быть унизительным следующее замечание:
— Какой же ты оболтус! — громко сказал отец, не обращая внимания на товарищей сына. — Все носки уже изорвал! Эти носки стоят дорого, и если бы ты покупал их сам, то был бы более осторожен!
Мальчик покраснел, друзья потупили взгляды. Игра сразу перестала быть весёлой.
Позже, когда отец разбирал бумаги в кабинете (а был он известным в городе юристом, человеком строгих правил), в дверь несмело постучали.
— Войди, — буркнул он, не отрываясь от документов.
Дверь приоткрылась, но сын не сразу вошёл. Он стоял на пороге, сжимая пальцы на ручке двери, словно боялся нарушить отцовское пространство.
— Чего тебе? — резко спросил папа, наконец подняв глаза.
Мальчик не ответил. Вместо слов он вдруг бросился вперёд, обхватил отца за шею и крепко прижался к нему, словно пытался вобрать в себя весь его гнев, всю усталость. Его губы коснулись щеки отца — лёгкий, тёплый, неловкий поцелуй.
И в этот момент что-то внутри мужчины дрогнуло.
Маленькие руки сжимали его так сильно, будто сын боялся, что отец исчезнет. И в этом объятии не было ни капли обиды — только чистая, безграничная любовь, та, что не требовала ничего взамен. Та, что прощала даже то, что, казалось бы, простить невозможно.
- Я лишь хотел сказать: покойной ночи, папа.
Отец словно одеревенел от непонятных эмоций. Он почувствовал, как что-то горячее подкатывает к горлу, но не успел даже обнять сына в ответ — мальчик уже вырвался и убежал, оставив за собой лишь тихие шаги на лестнице.
Кабинет снова погрузился в тишину. Только сердце стучало громко-громко, будто пытаясь наверстать все те удары, что пропустило за годы.
Бумаги выскользнули из рук и рассыпались по полу. Отец не стал их поднимать. Впервые за долгие годы он почувствовал, как дрожат пальцы, а в груди — странная, почти детская слабость.
Он привык обвинять. Привык требовать. Каждое замечание, каждое ворчание казалось ему справедливым — ведь он хотел, чтобы сын вырос правильным. Но сейчас, в тишине кабинета, его настигло страшное понимание: он вознаграждал мальчика за обычное детство. За то, что тот бегал, шумел, пачкал носки, ронял вещи — за то, что просто жил.
Нет, я люблю его… — промелькнуло в голове.
Но разве это была любовь — вечное недовольство? Разве сын чувствовал, что его принимают?
Отец закрыл глаза, и перед ним всплыли воспоминания. Первые шаги сына — неуклюжие, но такие упорные. Его смех, когда он качался на качелях, будто хотел достать до самого солнца. Как он однажды принёс домой щенка с перебитой лапой и умолял оставить его, плача: «Пап, он же без нас пропадёт!»
Мальчик всегда был живым — добрым, искренним, с сердцем, которое умело любить даже тогда, когда его самого недолюбливали.
И этот поцелуй… Этот внезапный, стремительный порыв обнять, несмотря на все окрики и ворчание. Как будто сын знал, что где-то там, под грузом отцовских ожиданий, скрывается человек, который тоже нуждается в тепле. И отец понял вдруг, что нет на земле ничего важнее таких вот моментов.
Отец провёл рукой по лицу. Вдруг стало ясно: он измерял сына мерками взрослого — требовал аккуратности, рассудительности, бережливости. Но мальчику семь лет. Ему положено падать, рвать штаны, жевать с открытым ртом и мазать хлеб толстым слоем масла.
И самое главное — ему положено быть любимым просто так.
За окном стемнело. Где-то наверху, в своей комнате, сын, наверное, уже засыпал, уютно устроившись под одеялом. Отец встал, подошёл к лестнице и остановился, глядя вверх.
Он не знал, как завтра изменится их утро. Но в этот момент понял одно: нет на свете ничего важнее, чем эти маленькие, хрупкие мгновения, когда сын ещё хочет обнять его. Потому что однажды он может просто… перестать пытаться.
Комната была окутана тишиной, нарушаемой лишь ровным дыханием спящего ребенка. Мальчик лежал, подсунув руку под щеку, как делал это с самого раннего детства. К его лбу, увлажненном легким потом, прилипла прядь светлых волос – золотистая, как первый солнечный луч.
Отец стоял в дверях, затаив дыхание. Потом, словно подчиняясь неведомой силе, осторожно опустился на колени возле кровати. В груди щемило так, будто с ним сейчас случится сердечный приступ.
"Я знаю, ты не поймешь этого..." – мысленно обратился он к сыну, сжимая в своих больших ладонях маленькую теплую ручку. "Или не поверишь, если скажу это днем, когда ты проснешься. Но завтра все изменится. Завтра я стану настоящим папой!"
Лунный свет, пробиваясь сквозь штору, очерчивал нежный контур детского лица. Отец вглядывался в эти черты – такие знакомые, такие беззащитные и родные. Глаза затуманились от слёз.
"Я буду твоим другом. Буду страдать, если тебе больно, и смеяться, когда смеешься ты. А если в раздражении мне захочется отругать тебя – я прикушу язык. Словно молитву, буду повторять себе: «ОН – лишь мальчик, маленький мальчик!»"
Вдруг он осознал, как жестоко ошибался все эти годы.
"Я требовал от тебя взрослой рассудительности, забыв, что ты еще ребенок. Ты свернулся калачиком под одеялом, устав от игр, и я наконец вижу – ты еще так мал. Совсем недавно твоя мать носила тебя на руках, а ты засыпал, прижавшись к ее плечу..."
Губы отца дрогнули. Он наклонился и, боясь разбудить, едва коснулся губами детского лба.
"Прости меня, сын. Я слишком многого хотел от тебя. Слишком многого..."
За окном пролетел ночной ветер, шевеля листья деревьев. А в комнате, где спал мальчик, его отец впервые за долгие годы чувствовал себя не судьей, а просто – папой. И в это мгновение мальчик вдруг открыл глаза и совсем не удивился, возможно, он подумал, что это снится ему.
- Папа... - сказал он с чистой улыбкой и глаза его вновь начали смыкаться.
- Спи, спи сынок, - прошептал отец, - я люблю тебя, мой малыш.
Когда отец поднимался с колен, мальчик уже спал, а на губах его, гладких и розовых, блуждала лёгкая, как солнечный луч, улыбка.
Завтра - и отец точно знал это, - у них начнется новая жизнь.
Рассказ написан по притче старца Паисия.
15 июня, оказывается, был день отца! А вы знали? Дорогих мужчин с прошедшим праздником! Помните - влияние отца на жизнь ребенка бесценно. И если вы не держите своих детей моментами за руку, ведя через этот мир, значит, вы заняты тем, что прикрываете им спины.