Найти в Дзене
Мораль? Ну, типа...

История о Верности, Соблазнах и Немного Подуставшей Жене

Живёт у нас гражданин, ну, скажем, Семён Петрович. Живёт, в общем-то, ничего. Жена у него, Марья Васильевна. Жили душа в душу, как говорится, лет этак двадцать пять. А то и все тридцать – сам Семён Петрович путается уже. Времена-то летят, незаметно. И вот, смотрит как-то Семён Петрович на Марью Васильевну. Смотрит пристально, как на картину в музее, которую сто раз видел, но вдруг решил разглядеть детали. И видит: да, время над ней поработало. Не то чтобы испортило, нет! Скорее, добавило рельефа. Морщинки тут, сединка там, фигура, надо сказать, приобрела монументальность, достойную, скажем, памятника «Рабочий и Колхозница», только в одном лице. Грубо говоря, молодую лань Марья Васильевна уже не напоминает. Скорее, добротную, проверенную временем мебель. А кругом-то? Кругом, товарищи, кипит жизнь! Молодость так и брызжет из всех щелей. На улице – девушки, лёгкие, как пух, смеются звонко, глядят так, что у Семёна Петровича аж в груди кольнуло. На работе – сотрудницы, одна другой краше, х
Молодость так и брызжет из всех щелей...
Молодость так и брызжет из всех щелей...

Живёт у нас гражданин, ну, скажем, Семён Петрович. Живёт, в общем-то, ничего. Жена у него, Марья Васильевна. Жили душа в душу, как говорится, лет этак двадцать пять. А то и все тридцать – сам Семён Петрович путается уже. Времена-то летят, незаметно.

И вот, смотрит как-то Семён Петрович на Марью Васильевну. Смотрит пристально, как на картину в музее, которую сто раз видел, но вдруг решил разглядеть детали. И видит: да, время над ней поработало. Не то чтобы испортило, нет! Скорее, добавило рельефа. Морщинки тут, сединка там, фигура, надо сказать, приобрела монументальность, достойную, скажем, памятника «Рабочий и Колхозница», только в одном лице. Грубо говоря, молодую лань Марья Васильевна уже не напоминает. Скорее, добротную, проверенную временем мебель.

А кругом-то? Кругом, товарищи, кипит жизнь! Молодость так и брызжет из всех щелей. На улице – девушки, лёгкие, как пух, смеются звонко, глядят так, что у Семёна Петровича аж в груди кольнуло. На работе – сотрудницы, одна другой краше, ходят, шуршат юбками, пахнут не «Красной Москвой», как Марья Васильевна, а чем-то заграничным и манящим. Даже соседка, Алевтина Степановна, которая лет на десять младше Марьи Васильевны, вдруг начала пирожками угощать да взгляды бросать многозначительные.

И вот тут-то, в душе Семёна Петровича, разворачивается настоящая драма. С одной стороны – соблазны. Ох, какие соблазны! Кажется, протяни руку – и счастье молодое, забытое, схватишь! Мысли, конечно, похабные, лезут в голову, как тараканы в щель. «А что если?..» – шепчет один внутренний голосок, мелкий такой, противненький. «Эх, жизнь-то одна!» – поддакивает другой, чуть погрубее.

Но Семён Петрович – мужчина стойкий. Ну, то есть, как сказать стойкий… Скорее, он сопротивляется. И сопротивление его – это целая эпопея!

Вот видит он юную особу в метро. Красота неописуемая! Сердце ёкает, кровь ударяет в виски. «Господи, – думает Семён Петрович, – да это же атомный реактор в юбке! Сейчас прорвёт!» И что же он делает? Правильно! Листает газету с таким остервенением, будто там инструкция по обезвреживанию сего самого реактора. Взгляд – в точку над левым ухом собеседницы, если бы он с ней говорил, но он не говорит. Он геройствует молча.

Или на работе. Молодая бухгалтерша, Людмила, попросила помочь с отчётом. Наклонилась, прелести, как говорится, налицо. У Семёна Петровича в глазах помутилось, в ушах зазвенело. «Сударь! – мысленно кричит он себе. – Опомнитесь! Это же аморально!» И вместо того, чтобы помочь, он бормочет что-то невнятное про срочное совещание и мчится в курилку, как будто там его ждут с нарзаном и моральной поддержкой.

А соседка с пирожками? Тут сопротивление принимает стратегический характер. Семён Петрович теперь выходит из подъезда, только предварительно высунув голову и осмотрев местность, как разведчик перед вылазкой. Увидел Алевтину Степановну – немедленно пятится назад, притворяясь, что забыл выключить утюг или полить кактус. Кактус, к слову, уже начал чахнуть от переизбытка внимания.

И знаете, что его спасает? Любовь? Ну, любовь, конечно… Но не только! Главное – это… осознание последствий. Представит Семён Петрович: а ну как он, старый дурак, клюнет на какую-нибудь юную нимфу? А потом? Скандал! Марья Васильевна – женщина с характером. Она ему устроит такую «баню», что мало не покажется. Развод! Алименты! Одиночество в коммуналке! И главное – гардеробный кризис: кто ему носки штопать будет? Марья Васильевна штопает – мастер! А новая? Захочет ли? Да и привык он к Марье Васильевне. Как к родному дивану – не первой свежести, но впадина под боком – своя, родная. И суп варит она знатно. И характер её, со всеми шероховатостями, ему понятен, как таблица умножения.

Вот и выходит, что Семён Петрович, скрипя всеми душевными и, простите, кое-какими другими винтиками, стойко держит оборону. Любит он Марью Васильевну. Да, подзапущенную временем, да, не первой свежести, но – свою. Родную. Привычную. И страшно ему менять эту налаженную, хоть и потрёпанную жизнь на неизвестность с юными «реакторами». Ох, страшно!

Мораль:

Верность супружеская – штука крепкая, но требует постоянного инженерного расчета. Ибо держится она не только на высоких чувствах, подобных альпийским вершинам, но и на прочном фундаменте обыкновенной человеческой лени, трусости перед скандалом неизбежным, боязни тёщиной расправы и священном ужасе перед перспективой самому себе носки штопать. Любовь – это прекрасно, но привычка и страх перемен – вот истинные стражи семейного очага, особенно когда очаг этот слегка подкоптился за долгие годы совместного горения. Короче говоря, крепче всего муж держится за жену, когда кругом соблазны, оттого что он, во-первых, ленив, а во-вторых – трусоват по натуре. Но кто из нас без греха, как говорится?

Как вам такая история? Хотите ещё историй?