— Акинфюшка, сынок. Ляг. Отец идёт. Полежи ещё, сынок. — скороговоркой шептала мать, укрывая его лоскутным одеялом.
Дверь скрипнула, и в комнату ввалился отец. Здоровенный, бородатый.
Шумно дыша, он подошёл к сыну, чуть наклонился. Оперся своими ручищами на спинку кровати, заговорил, дыша Василисе в лицо чесночным перегаром.
— Болит. — не спросил, а констатировал он, нависая над кроватью. — Ничё, впредь наука. Не суйся поперёд батьки. Ты как, вставать-то скоро надумаешь?
— Да что ты, отец! — вступилась мать. — Чуть жив остался! Дай отлежаться!
— Старым будет отлежится, — отрезал хозяин дома. — Времена нынче такие. Некогда болеть. Сегодня полежим — завтра уже кто-то ружьё царю-батюшке отправит .Нет, мать, не время болеть. Да и кто ему виноват? Со мной надо было посоветоваться, со мной. Ну, сегодня пусть полежит ещё, а завтра в кузню. Фузеи доделать надо. С Шафировым нам не с руки лаяться. — Он тяжко выпрямился и вышел, оставив за собой шумное дыхание. Где-то в углу комнаты тихо запричитала мать.
Вздохнув, Василиса села на кровати. Попыталась почесать спину. Тут же всплыл совет домового.
— Мам, а штаны мои где? — спросила она своим новым, грубым голосом, снова испугавшись. Привыкать надо. Как тут её звать? Акинфюшка. Тьфу! Имя то какое, дурацкое.
— Зачем тебе? — удивилась женщина.
— На луг схожу, ромашки с душицей наберу. Отвар сделаешь — рубцы быстрее затянутся. Прав батя: не время лежать.
И то, правда, чем дольше Василиса не разберётся с местными делами, тем дольше не попадёт домой. Двигаться надо.
—Травы? — мать вопросительно глянула на Акинфия. — так доктор мази вон принёс. Отец полгривны за неё отдал. — неуверенно пробормотала она, протягивая штаны.
Два квадратных куска ткани сшитый посередине. Ни резинки, ни ширинки. Как их натягивать? Как это вообще носить?
Пока Василиса размышляла как это носить, тело Акинфия всё сделало само. Ловко влезло в широченные штаны, ловко затянуло веревочки. Руки подкатили штанины, сверху намотали кусочки ткани, ноги задорно притопнули. Василиса только и успела удивиться, а тело Акинфия уже совало ноги в обрезанные валенки. Местами прожжённые, местами просто подпаленными.
Ну, значит так и будем действовать. Василиса поняла, что действиям тела сопротивляться не надо. Мышечная память. Вот она бы сама не в жизнь не догадалась, как эти штаны надевать. А ещё эта фузея. Ох! Только и остается надеяться, что мышачная память и дальше не подведёт.
Выйдя на улицу Василиса осмотрелась.
И где здесь Тула? Хотя она и в той жизни в Туле не была и понятия не имела, как выглядит этот город. Но точно город - герой так выглядеть не может. Серые покосившиеся домишки с мутными оконцами. К каждому прилепляны огородики. Отовсюду видны дымы. Улица грязная. Глубоко выбитая колея, пыль рыжая от новоза и мочи проходившей здесь скотины. Недалеко от дома огромная лужа в которой весело плескались штук десять поросят с деревянными треугольниками на шеях. Идущие по улице люди не обращали никакого внимания на лужу, смело шлепая по ней, кто босыми ногами, кто лаптями, кто такими же как у Акинфия чунями. Свиньи на проходивших тоже не обращали никакого внимания.
Чуть подумав, Василиса решила в сторону откуда видны трубы и множество дымов не ходить. Там явно не луг. Там скорее всего, завод какой-то. Отправилась она в противоположную сторону.
Идти оказалось не далеко, улица уперлась в стену из красного кирпича. Так если опять обратиться к истории, то получается, что направление выбрано не правильно. Не на луг Василиса пошла, а в город. Все же слободки строились за крепостной стеной.
Мимо пробежала ватага босонигих ребят. Все в длинных рубухах, у всех волосы по плечи. Василиса успела ухватить за плечо одного из детей.
Белобрысый, конопатый мальчишка. Нос картошкой, лицо вымазано толи сажей, толи чернилами.
— Чего тебе? — малец даже не испугался.
—Мне в поле надо. Это куда? — прогудел Акинфий.
—Чего? — поднял свои выгоревшие брови мальчишка.
—Беги Никишка, беги! — крикнул кто-то в ватаге ребят. — Демидов это, дядьки Никиты сын. Упырь он теперь. Я сам слышал. Маманька моя у колодца рассказывала. Беги. Кровь он твою сейчас пить будет! — Ватага ребят сорвалась и с громким воплем припустила вдоль стены.
Рванулся было и мальчишка из рук Акинфия, но он лишь плотнее сжал пальцы, удерживая мальца.
— Не надо, дяденька, я на причастии был! Кагор пил! Кровь невкусная!
— Поле. Где?
— Тама! — махнул он к дымам. — У Крапивенского тракта! Дяденька не вкусная кровь то у меня.
Дослушивать нытьё пацана Акинфий не стал. Придав мальцу скорости толчком в плечо, и заспешил в указанном направлении.
Минут через пять попал в дебри труб. Или не труб, а печей. Кругом сновали чумазые мужики, изнеможденные лошади, тащившие на себе полные телеги дров. Из открытых дверей мазанок доносился звон металла.
Пару раз Акинфий натыкался на тупики. Дорога просто приводила к плотно построенным друг к другу печам. Наконец, Василиса устала метаться и просто доверилась телу. Ноги сами вынесли её за кузнецкую слободу, на высокий берег реки.
Оттуда открывался красивый вид на город, на уходившую в закат реку, на березовую рощу тянущуюся вдоль речного берега. А дальше, куда хватало глаз стояли пни вырубленных деревьев. А по ту сторону реки чернели вывороченные кучи земли. Нда. Экология.
Акинфий опустился на колени в траву.
— Луговой! Помощь твоя нужна. — И тут Василиса вспомнила слова Варвары Ильиничны: «обращаться к маленькому народцу можно, только если принесёшь угощение». Очень уж они уважают хлебушек и молочко.
Стукнув себя огромной лапищей по лбу. Василиса подумала, что ей надо домой. И бегом. Тело безропотно пустилось бежать виртуозно огибая матерящихся извозчиков, истопников, каменщиков. Промчавшись домой, схватила кусок хлеба, поискала глазами бутылку, чтобы налить молока, сообразила, что нет в этом времени бутылки. Ну, не тащить же крынку, мысленно махнула рукой. «И хлеба хватит». Помчалась назад к реке. Выскочив на улицу сообразила. Что от забора их дома с воплем кинулись в рассыпную ребятишки. Вот ещё. Теперь упырём дразнить будут. Эх, зеркало надо. Посмотреть бы на себя.
На лугу, растянувшись на животе Акинфий опять позвал лугового, положив при этом в траву кусок ржаного хлеба. И ничего не произошло.
— Блин… домовой Демид Демидыч сказал про травы… — разозлилась Василиса.
— Ты вообще кто? — раздалось у самого уха. Акинфий скосил глаза в сторону доносяшегося звука. — Что за нежить в наших краях. И чего от меня надо?
— Сам ты нежить! — огрызнулась Василиса. — Что за манера дразниться? То упырь, то нежить. Живая я. Дома сплю. Баба Яга сказала, что помощь моя здесь нужна. Внучка я её. — гордо произнесла Василиса, подумав, что Яга навряд ли услышит, а если и услышит, она, Василиса, тут не причём. Нечего было её забрасывать не известно в чьё тело. Могла бы и в жену Акинфия закинуть
Хотя она такую не видела. Ну, девушка то у него есть?
—Мне домовой, — начала было Василиса, но маленький курносый человечек с торчащими в разные стороны соломенными волосами, с ярко-голубыми глазами, так напоминающими васильки. С губками, словно маковые лепестки, в одежде собранной из травы, бесцеремонно её перебил.
— Мне домовые не указ. Было бы мне не интересно, что это за чудо-юдо с телом и духом парня, а сознанием неумёхи ведьмы, вообще бы не показался. А ты ещё и внучка Яги. Ягу уважу, помогу. Чего хотела то?
— А если я соврала? И бабу Ягу только по сказкам знаю, — удивилась такой доверчивости Василиса.
— Ой, уморила, не могу. — рассмеялся луговой и Василисе показалось, что смеется он не один. Она осмотрелась и никого не увидела. — Вот посмотрел бы я, как бы ты соврала. Неумёха. — отсмеявшись, продолжил человечек. — Так ты откуда такая. И чего надо?
—Ну, да. Ничего я не знаю. Неделю назад только узнала, что я ведьма. А вчера или сегодня, меня баба Яга сюда отправила. Мне бы спину вылечить. Запороли. — сложила руки в молитве Василиса. Живо представив, как это выглядит со стороны. Здоровенный бугай, стоит на коленях в траве с молитвенно сложенными руками. Да и Василиса хороша, с человечками разговаривает. Интересно, а фиксики есть? А что? Домовые и баба яга тоже мультики, тут не проверишь.
—Оно и видно, что неуч. Ну, так говори, чего тебе?
— Кровохлёбки, ромашки и душицы. Домовой меня лечить будет. — перечислила травы Василиса.
— А подорожник не надо? Ох, куда не ткни, везде знатоки, — проворчал человечек и исчез в высокой траве. А Василисе захотелось завалится на спину и посмотреть на бегущие облака. Вообще, сделать это, она хотела очень давно. Да то мама, то бабушка не давали ей так полежать. Ходить по лесу разрешали, а вот просто лежать в траве, нет. Клещи, комары, мошки, пауки. Да мало ли кто живёт в высокой траве. Когда жила с бабой Алей, погоды не выбрала, полежать в траве. А сейчас, ни что не мешало. Василиса потихоньку, щадя больную спину опустилась в траву и уставилась в бездонное небо. Красотища!
— А и то правильно, — раздалось над ухом, мать земля гниль то вытянет. Матушка завсегда поможет. Оно ещё муху хорошо на гниль то посадить. Муха лечинку отложит. Она то всю гниль и съест. Главное не прозевать. Живое мясо есть не дать.
Представив свою спину кишащию червями, Василиса содрогнулась.
—Нет. Спасибо. Мы так как-нибудь. — протянула она руки принимая букет.
—Так я тебе на будущее, — хихикнул луговой, глядя как сморщилось лицо Акинфия, — и когда кого из нас позвать придётся, вежливо попроси, и угощение дай или посули. Да не обмани. Не обманывают у нас. Расплата жестокой будет. Просьбу свою сразу выскажи. И не мямли, неумёха.
Поблагодарив лугового Василиса подумала о доме, но потом решила спуститься к реке. Глянуть, хоть как теперь выглядит. Хорошо бы красавчик.
Отражение в воде не очень обрадовало Василису. Так себе. Высокий, больше жилистый, чем накачанный, прическа под горшок, что за мода. Нос небольшой, насколько можно разглядеть в водной глади. Лицо выбрито. Ну, хоть уши не лопухи и на том спасибо
Дома Акинфия встретила встревоженная мать. Оказывается прибегали соседские мальчишки и рассказали, что он стоит на коленях посреди луга и молится на небо.
—Ты бы в церковь сходил. —вытерая слёзы кончиком платка, сказала мать.— отблагодари бога то за выздоровление и возвращение.
—Бог тут совсем не при чём, - ответила Василиса. — травы вот запарь, — протянул он букет, с удивлением поняв, что сильно напугал мать.
—Все? — принимая букет пролепетала она, быстро-быстро крестясь.
— Сам запарю, — донёсся голос домового.
— Сам запарю, — повторила Василиса, блаженно вытягиваясь на кровати. Устало тело. Всё же экзекуция розгами даром не проходит. — Воды только поставь.
Продолжение здесь👇