Они поехали туда потому, что прошлогодняя группа так и не вернулась. Всё началось именно тогда, когда студенты из Кемерово собрались на природу - в самую глушь, прихватив палатки, гитары и горячее желание отдохнуть вдали от цивилизации. Последняя СМС от одного из них сообщала: "Остановились у старого омута. Тишина, природа, красота!!! Всё круто! Завтра выходим дальше".
Но завтра их телефоны стали недоступны. Ребята не вышли на связь ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю. Через три недели поисковый отряд обнаружил в лесу только разодранный рюкзак, испачканный тиной, и клок чьей-то куртки. Ни тел, ни следов костра поблизости не было. Студенты как будто растворились в воздухе.
- Может, медведи сожрали? – предположил кто-то.
Но почему-то в эту версию никто не верил.
***
- А я всё равно поеду, - упрямо сказал Витя, старший брат одной пропавшей студентки. – Не найду, так хоть пойму, что там с ними случилось.
Виктору было двадцать пять, но порой казалось, что ему всего пятнадцать – до того шустрый да смешливый! Работал он в шиномонтажке на окраине города, о чём буквально кричали его руки - всегда в мазуте, с въевшейся под ногти чернотой. Виктор не жаловался, работу свою любил, мог с утра до вечера и даже ночью слушать гул компрессора, вдыхая запах резины и бензина. После исчезновения сестры он изменился - стал жёстче, тише, как будто что-то внутри него сломалось. Он не верил – не хотел верить в версию, выдвинутую полицией: ну, не могли медведи съесть всех до одного, не оставив никаких следов. Виктор был уверен: если кто-то и найдёт Лику, то только он. И теперь Витя собирался туда, в ту самую глушь.
Собравшаяся компания разделилась на два лагеря – один из них отговаривал от этой затеи, другой – поддерживал Виктора. В итоге решили: поедут вчетвером - Витя, его девушка Кира, друг Илья - всегда молчаливый и сердитый, и Настя, подруга Киры.
Они добрались на УАЗике до последней на пути деревни, где обитали несколько старушек и с десятка два мужиков. Один из них, должно быть исполняющий обязанности егеря, угрюмо спросил, не глядя ребятам в глаза:
- Вам куда?
- Нам туда, где студенты недавно пропали. К омуту, - с вызовом ответил Виктор, сверля глазами мужика.
Тот сплюнул под ноги и нахмурился ещё сильнее.
- На омут? Нельзя туда. Никто туда не ходит. Он людей не отпускает - кто рядом окажется, тот уже домой не воротится. Я предупреждал ваших.
- Там кто-то обитает? В омуте? – спросила Кира, чувствуя, как её пробирает дрожь. – Какое-то хищное существо?
- Да, - коротко ответил мужик и, не попрощавшись, пошёл прочь.
***
Машину оставили в деревне, взяли с собой воды, еды, спичек и на рассвете отправились искать омут. Глушь начиналась со старой берёзовой рощи, где деревья были кривыми и полуиссохшими. Роща плавно превращалась в лес – такой же унылый и корявый.
Настя, спотыкаясь о выступавшие из-под земли корни, бормотала:
- Это не лес. Нет, это точно не лес, вы посмотрите как следует! Он же совершенно сухой и ненастоящий!
В конце концов, её причитания нагнали на всех такую тоску, что Кира прикрикнула на подругу:
- Хватит уже! Не нравится – иди обратно.
А ночью им снились одинаковые сны: омут, палатки на берегу, сухие берёзы и глаза. Много глаз, с мольбой глядящих на них из омута.
К омуту ребята вышли лишь на третий день.
Вода в омуте была слишком чёрной и совершенно непрозрачной - ни солнечных бликов, ни отражений деревьев, только холодная гладь. По краям росли старые ивы с серой листвой, а земля вокруг была больше похожа на трясину.
- Здесь пахнет смертью, - съёжилась Настя, испуганно оглядываясь на друзей.
- Да пошла ты со своими замогильными присказками! – зло рявкнул на неё Илья и с силой бросил в омут камень.
Вода не дрогнула - ни кругов, ни всплеска, будто камень не коснулся её вовсе. Илья побледнел и отступил назад.
Лагерь разбили в пятидесяти метрах от омута, там, где было посуше. Виктор после ужина ушёл к омуту и весь вечер, молча, просидел на берегу. Иногда ему казалось, что кто-то выныривает на поверхность - мельком, на долю секунды. Но когда начинал вглядываться в чёрную гладь омута, в ответ на него взирала лишь пустота.
Утром не досчитались Насти. В её спальнике ребята нашли только серебряную цепочку, тонкой мёртвой змейкой скользнувшую к ногам. Сам же спальник был мокрый, вымазанный илом и жутко пахнувший тухлым яйцом.
Илья поначалу посмеивался над растерянными Виктором и Кирой:
- Ну и физиономии у вас! Вы что, поверили?! Она же всё подстроила! Это розыгрыш! Слышите, придурки?! Она же прикалывается над нами!
- Прикалывается?! Настя?! – Кира, сжав кулаки и гневно сверкая глазами, наступала на Илью. – Настя вообще не умеет прикалываться! Понял, ты, идиот?!
Виктор обнял Киру, крепко прижимая к себе и гладя по голове, как ребёнка, пытаясь унять зарождавшуюся истерику:
- Тише, Кира, тише, маленькая! Настя скоро вернётся, вот увидишь! Наверняка, пошла собирать «полезные травки»! Ты ведь знаешь, как она увлекается растениями! – Виктор утешал девушку, а сам не верил ни одному собственному слову.
Илья сидел у костра, то и дело оглядываясь на лес, но не желая признавать, что друзья правы – Настю они больше никогда не увидят. Ближе к вечеру Илья отошёл «в кусты». Спустя час его всё ещё не было. Виктор с Кирой, вооружившись фонарями, двинулись по его следам, оставшимся на сырой земле. Вскоре их внимание привлёк шорох со стороны омута. Виктор, крепко взяв Киру за руку, осторожно пошёл на звук, направляя луч фонаря перед собой. Шорох повторился - такой неестественный, такой отвратительно-скользкий, как если бы кто-то тянул тяжёлую мокрую ткань по траве. Лес замер, насторожённо прислушиваясь. Даже насекомые, казалось, приникли к траве, боясь стать свидетелями чего-то запретного.
Виктор и Кира подошли ближе к омуту, на поверхности которого под светом круглой, как блин, луны отражались только верхушки деревьев. Вдруг Виктор дёрнулся и рывком отодвинул Киру себе за спину.
- Кира… не смотри, - сдавленно прохрипел он, но было поздно. Кира смотрела во все глаза, не веря, просто отказываясь верить в то, что видит.
На поваленной коряге, что торчала из ила у самого края омута, была натянута кожа. Цельная, без разрезов, как вывернутая человеческая оболочка - пустая и тонкая, как мокрое бельё, наброшенное на манекена, чтобы быстрее высохнуть. Липкая кровавая плоть местами обтянула дерево, местами - обвисла, а на самом верху, там, где и должна быть голова, покоился скальп с тёмно-русыми волосами, ещё недавно принадлежавшими Илье. Кожа была розоватая, местами с потёками крови, от неё ещё клубился пар. «Недавно сняли, не остыла ещё», - отрешённо подумал Виктор, должно быть, не понимая, что рассудок его уже стоит на пороге. Кира разрыдалась – громко, во весь голос, выкрикивая имя Ильи вперемешку с проклятиями, зажимая рукой рот, чтобы не закричать ещё громче. Виктор шагнул вперёд, как в бреду — он должен был убедиться сам и убедить Киру, что это не то, о чём они думают, не то, что они видят. Но подтверждение реальности происходящего находилось совсем рядом. Метрах в трёх от коряги, под полулысой елью, лежало тело - без кожи, без скальпа.
Это был Илья. Обнажённые мышцы пульсировали под лунным светом, жилы дёргались судорожно, как бельевая верёвка на ветру. Лицо… точнее, то, что от него осталось, превратилось в жуткую маску из открытых тканей и судорожно сведённых мышц, в маску, нарисованную сумасшедшим художником. Тем не менее, рот шевелился, силясь то ли прошептать что-то, то ли вдохнуть последний глоток воздуха. Он был жив!
- Чёрт... Он... жив, он дышит! - прошептал Виктор, цепенея от ужаса.
Из груди освежёванного тела доносилось хриплое бульканье. Каждый вдох казался последним – по крайней мере, Виктор мысленно молил всех приходящих на ум богов, чтобы мучения Ильи скорей закончились. Рядом, в углублении, между корнями старой ели, стоял чугунный, почерневший от копоти, котелок. Под ним едва тлели угольки, осыпаясь золой. В котелке бурлила мутная вода, в которой что-то плавало. На краю сознания пьяный клоун, корчась от смеха, давал Виктору подсказку, тыча пальцем в своё разукрашенное лицо. Виктор категорически не желал угадывать, что там, в котелке, но тут голова его сама собой повернулась и склонилась к котелку. В нём плавали глаза. Плотно-белёсые, разваренные, но с ещё читаемым цветом радужки - зелёно-карие, точно Илюхины. Один глаз всплыл и повернулся зрачком к Виктору.
- Господи! - выдохнула Кира и схватилась за ствол дерева, чтобы не упасть. Подскочил Виктор, закрыл ей глаза ладонью, приговаривая:
- Не смотри! Не смотри туда! Слышишь? Это не он. Его уже нет.– Виктор всей душой хотел, чтобы его слова оказались правдой, чтобы то, что осталось от друга, перестало, наконец, дышать и мучиться.
Но Илья снова дёрнулся и застонал, словно что-то внутри него сопротивлялось смерти. Его пальцы, лишённые ногтей и кожи, царапали землю, пытаясь уцепиться за что-нибудь, его губы шевелились, пытаясь произнести хоть слово, но вместо слов с воздухом выталкивались сгустки крови.
Неожиданно послышался треск веток. Виктор вскинул фонарь, и жёлтая дорожка, виляя, побежала по стволам деревьев, по чернеющей тропинке. За деревьями ничего не было, разве только лениво клубилась туманная дымка. И запах! В воздухе возник запах - прогорклый, болотный, оставляющий в глотке привкус гнили.
Виктор больше не сомневался - кто-то или что-то было совсем рядом. То, что сняло кожу с Ильи, то, что разожгло костёр под котелком, то, что утащило Настю. И то, что наблюдало за ними – давно, с тех пор, как они вошли в этот лес.
Кира всё еще кричала, хотя уже окончательно сорвала голос, и теперь из её горла вырывался только тоненький надрывный свист. А Витя молчал. Сел на землю, уронил лицо в ладони и молчал. Потому что знал - они обречены. Потом Кира потеряла сознание, а он заснул. Виктор спал и улыбался – ему снилась сестрёнка. В его сне Лика вышла из омута, одетая в чёрный ил. Волосы её висели сосульками, больше похожие на водоросли. Лика улыбнулась и из её рта вывалилась пиявка.
- Витенька! Пошли со мной! - прошептала Лика, протягивая объятую червями руку. - Идём! Здесь тепло, здесь хорошо...
Виктор плакал и не хотел идти, но сестрёнка так просила, так уговаривала! А ещё она обещала, что если Витя пойдёт с ней, то Кира сможет выбраться отсюда, сможет вернуться в город. И Виктор протянул сестре руку, сделав шаг к омуту.
***
Проснувшись, Кира сразу поняла, что осталась одна. От места, где она последний раз видела Виктора, к омуту вели две пары ног – следы от Витиных «вездеходов» и другие, поменьше - женские, босые. Воздух был неподвижен - серый, вязкий, под стать омуту, глядящему на Киру безразличным чёрным глазом.
Кира медленно пошла по следам, недоумевая, почему и зачем идёт. Чем ближе она подходила к краю, тем тяжелее становилось тело, ноги вязли в почве, дыхание стало рваным, поверхностным. Лес сгущался за спиной, подталкивал в спину, подгонял Киру, сердясь, что она слишком медленно ступает. Вскоре она увидела их.
Виктор в чёрной жиже почти по грудь. Он был спокоен, как в трансе. Рядом с ним стояла женская фигура – серая, полупрозрачная, как дымка на рассвете. Лицо её было неясным, но что-то знакомое угадывалось сквозь муть воздуха. «Это Лика», - обрадовалась Кира и, всхлипну, бросилась к омуту. Только когда до края оставалось два шага, она поняла: это не Лика! Это было... что-то, что надело её лицо. Какое-то желеобразное существо, пытающееся удержать свою массу, обтянув её человеческой оболочкой.
Виктор потянулся к Кире и прошептал:
- Прости. Я не хотел...
Вода вокруг забурлила, наполняя существо силой. Оно приблизилось к Виктору, дотронулось до его головы осторожно, ласково, почти по-матерински, и дёрнуло вниз. На поверхность омута вылез пузырь и лопнул, распространяя вокруг смрад.
Кира долго стояла на берегу, дрожа от ужаса и отвращения. Потом вдруг очнулась, огляделась и отступила от омута. Позади в траве раздался шорох…
***
Ещё через две недели спасатели нашли лагерь. Палатки были аккуратно закрыты, консервы и бутылки с водой - не тронуты, следов борьбы не было. Недалеко от лагеря на берегу чёрного омута спасатели подобрали фотоаппарат. Вернувшись в город, Антон - один из спасателей, молодой и любопытный парень, взялся проявить плёнку. Первые кадры вызвали у него улыбку и лёгкую зависть: молодёжь у костра, весёлые лица, прогулка по лесу, закат... Потом кадры стали мрачнее: чёрная масляная гладь омута, чьи-то следы у кромки. Дальнейшие снимки, видимо, были сделаны наспех: снова чёрная гладь, какая-то вспышка среди деревьев, похожая на огромный жуткий глаз, светящийся в темноте. Последний кадр был чёрным. Антон долго смотрел на него, пребывая в растерянности: что это? Зачем? Он не отрывал взгляда от снимка. Зрачки его расширились, дыхание участилось, пальцы сжали край стола так, что костяшки побелели.
- Чёрт! Оно смотрит! - выдохнул Антон. - Оно всё это время… смотрело на меня!
Он начал плакать - беззвучно, как ребёнок. Потом рассмеялся.
- Я... я вижу себя... там, внутри. Я стою у омута! Но я же здесь! Как? Как?!
Антона накрыла истерика, тело скрутило судорогой. Он упал, разбив голову об угол стола. Кровь смешалась с проявителем, растекаясь зловещими потёками по столешнице. Антон умер, а на лице его застыла улыбка, полная знания, которого не мог постичь ни один живой человек.
Прежде чем негатив окончательно растворился, на чёрном фоне вспыхнул и тут же потух едва заметный силуэт – высокое, безликое, дрожащее нечто с фотоаппаратом в щупальцах.