Город Зареченск засыпал рано: в девять вечера на улицах уже не оставалось ни души, если не считать бродячих собак. Даже местные забулдыги — и те разбредались по домам. Уличные фонари равнодушно смотрели в черную пустоту стылой ночи, отбрасывая желтые круги света.
Ника шла по промерзшему тротуару, прижимая к груди потрепанный нотный сборник. Кеды хлюпали по мартовской слякоти — в этом году весна выдалась особенно неприветливой. Впрочем, что тут, в этой глуши, могло быть приветливым?
Мать ждала ее на кухне, сидя за столом с чашкой остывшего чая и каким-то дешевым журналом. В вазочке лежали конфеты-батончики. Мама устало посмотрела на нее, когда она, стараясь не шуметь, вошла в квартиру.
— Где была так долго? — Голос ее скрипел, как несмазанная дверь. — Опять у этого алкоголика, прости господи, пела? — Укоризненно покачала головой, поджала и без того тонкие губы. — Тебе вы в училище поступать, а не по этим помойкам шляться! И что мне с тобой делать, скажи на милость?
Ника не ответила. Порылась в карманах джинсов, выудила свернутые в трубочку купюры и молча положила их перед матерью. Пять тысяч рублей — ее заработок за один вечер. Сверху кинула еще несколько сотенных купюр и криво усмехнулась:
— А это на чай дали.
В кухне пахло дешевыми сигаретами и безнадегой. Мама изумленно смотрела то на нее, то на деньги на столе, явно не зная, что делать и как реагировать. Потом осторожно, но уверенно забрала их, сунула в карман халата. Ника устало потерла глаза.
— Я так понимаю, претензий больше не будет? Тогда я спать.
Мать промолчала. Ника с облегчением распустила свои длинные, до пояса светлые волосы и прошагала в ванную. Больше всего на свете ей хотелось просто принять душ и крепко уснуть.
***
Концерт в ДК «Нефтяник» должен был стать Никиным звездным часом — местная инди-группа «Рубеж» пригласила ее спеть на разогреве. Они были известными — по крайней мере, в их городе, и хорошо зарабатывали.
Ника две недели без устали репетировала — с утра до поздней ночи. Соседи даже участковому жаловаться ходили. Мама и вовсе на время съехала к одинокой подруге, махнув на дочь рукой: мол, пропащая, что с нее взять. Нет бы, на бухгалтера выучиться да работать в конторе — она о музыкальной карьере мечтает! Ну прямо как ребенок!
— Репетируй, — сказала мама, выходя за порог. — Только сильно уж допоздна не сиди. И так без конца жалуются.
Ника довела свою программу до совершенства, до идеала. Но когда она вышла на сцену, в зале почему-то засвистели, засмеялась.
— Слезай, дура! — выкрикнул кто-то.
— Не порть на концерт! — поддержали с другой стороны.
Ника сделала вид, что не услышала, хотя щеки заполыхали огнем. Она допела до конца, а в раздевалке от злости разбила кулаком зеркало и разрыдалась. Осколки осыпались на покрытый старым линолеумом пол; один крупный осколок отразил ее лицо: бледное, с тушью, растекшейся по щекам черными ручьями.
В дверь заглянула Алина, солистка «Рубежа». С жалостью посмотрела на Нику, сочувствующе улыбнулась.
— Ты не бери дурного в голову, — сказала она. — Они просто быдло, понимаешь? Откуда у них музыкальный вкус? Пришли просто…
— Если они быдло, почему же вы для них поете? — сквозь зубы спросила Ника и встала.
Под подошвой ботинок хрустнули осколки, но она не обратила на это внимания.
Алина пожала плечами.
— Мы просто деньги зарабатываем. Ничего, как говорится, личного.
Она ушла на сцену, а Ника вдруг поняла: ей нечего делать в этом захолустном городишке. Она мечтала о славе, о деньгах, об успехе и признании — а где их взять тут, в Зареченске? «Тут одно быдло!» — усмехнулась про себя Ника.
Самый дешевый билет до Москвы стоил 5 340 рублей. Ника заняла их у матери, пообещала вернуть в ближайший месяц.
— Как начну зарабатывать, так сразу.
— А когда ты начнешь? — со вздохом спросила мама, открывая свой старый кожаный кошелек. — Ума-то у тебя, я смотрю, с гулькин нос.
— Мам! — вспылила Ника. — Хватит! И так все детство в режиме жесткой экономии, ни платья, ни игрушки ни разу не купила! Теперь еще и за попытку пробиться в жизни самостоятельно упрекаешь!
Мама вскинула на нее глаза. Покачала головой:
— Я не упрекаю. У меня просто опыта больше, да и жизнь я повидала. Чем в облаках витать, лучше бы профессию получила.
Ника поморщилась.
— Хватит, ну правда.
Мама не стала продолжать. Она слишком хорошо знала характер своей дочери — если та что втемяшивала себе в голову, отговорить ее было просто невозможно.
— Я любыми путями пробьюсь, — больше себе, чем матери пообещала Ника. — Я костьми лягу, в лепешку разобьюсь! Но я пробьюсь.
***
Общежитие музыкального училища напоминало муравейник. Четыре девушки в комнатушке три на четыре метра. Туалет на этаже — с дверью, которая не закрывалась. Ее приходилось держать, чтобы никто не открыл. По утрам очередь напоминала очереди в советских продовольственных магазинах.
Ника устроилась певицей в кафе «Бриз» у метро Аэропорт. Работала с шести вечера до трех ночи, утром бежала на учебу или на кастинг. Везде встречала категоричные отказы:
— Спасибо, вы нам не подходите.
— Голос есть, но внешность неформат.
— Попробуйте через год.
Однажды после очередного отказа Ника, чуть не плача, опустилась на узкую скамейку в парке. Рядом вдруг присел старик в дорогом костюме, посмотрел на нее с любопытством.
— Вы прекрасно поете, — сказал он и протянул визитку. — Им не понравилось, а мне очень даже. Буду рад сотрудничать.
Ника посмотрела на визитку. «Кафе Бохо».
— Пять тысяч за часовое выступление, — предложил старик. — Завтра вечером. Придете?
— Приду, — ответила Ника.
Сердце радостно-взволнованно билось в груди, ладони потели. Старик доброжелательно улыбнулся.
— Буду рад. — И повторил: — Буду рад.
«Бохо» оказался подвальчиком с бархатными стенами и странной публикой. Ника почему-то подумала, что здесь собрались богатые неудачники — те, кто мог себе позволить бутылку вина за двадцать тысяч рублей, но не мог купить счастья.
Именно в тот вечер ее заметила Дарья Ларионова.
Продюсерша сидела в углу, неприметная, как тень. Ее черное платье от Armani стоило больше, чем квартира Никиной матери в Зареченске.
— Ты будто горишь изнутри, — сказала Дарья после концерта, по-хозяйски войдя в гримерку. — Я давно такого не видела. Но огонь тоже нужно уметь контролировать.
Она протянула Нике конверт. В нем лежали пятьдесят тысяч рублей и визитке с адресом студии на Остоженке. Ника потеряла дар речи.
— Но как же… такие деньги… за что?
И уставилась на продюсершу широко раскрытыми глазами. Та по-доброму, как-то тепло усмехнулась:
— Просто. Я так хочу. Мне понравилось твое выступление, и это моя благодарность.
***
Студия «Золотой лейбл» занимала целый этаж в бизнес-центре. Ника начала учиться сразу же, с первого дня: Дарья не любила проволочек и разговоров вокруг да около. Ей понравилась Ника и она намеревалась вывести ее на большую сцену и заработать на этом денег.
Учителем она была безжалостным.
— Еще раз! — кричала она, когда Ника ошибалась в вокальных пассажах. — Ты думаешь, звезды рождаются за один день? Работай!
И Ника работала. Отдавала всю себя, дневала и ночевала на студии, забыв про учебу, делала все, что говорила продюсерша: лишь бы та исполнила обещание и сделала ее известной певицей. Мечта наконец-то начинала сбываться, и Ника просто не имела права упускать такой шанс. Он ведь один на миллион! На миллиард!
Юрий появился на пятом месяце их совместной работы — пришел на запись сингла «Сожженные крылья». Дарья считала, что эта песня непременно станет хитом и покорит все радиостанции страны и ближнего зарубежья. Высокий, с седыми висками, в рубашке с закатанными рукавами, обнажавшими дорогущие наручные часы.
— Моя жена превращает уголь в алмазы, — сказал он, наблюдая, как Ника записывает вокал. — Но алмазы нужно еще огранить.
Он будто невзначай погладил Нику по бедру, проходя мимо. Та вспыхнула. Дарья смотрела в монитор, словно ничего не замечала.
Их роман развивался настолько стремительно, что Ника и сама не поняла, как умудрилась в них ввязаться. Их с Дарьей особняк в Барвихе напоминал музей современного искусства: холодный мрамор, картины Баскиа в позолоченных рамах, бассейн с подсветкой.
Ника сидела за роялем Stainway, наигрывая что-то из Дебюсси. Юрий стоял сзади и курил дорогую, пахнущую чем-то горько-сладким сигару.
— Даша думает, что все контролирует, — сказал он вдруг, беря аккорд поверх ее пальцев. — Но ее время прошло.
В тот вечер Ника в который раз ночевала не дома. И ей казалось, что она влюблена — безоглядно и бесповоротно. И навсегда.
Но потом влюбленность остыла. И Ника поняла, что играет в опасные игры. Именно тогда она решила, что нужно записывать. Юрий оказался болтливым, охочим до разговоров — и Ника это использовала. Он рассказывал все: хвастался связями, деньгами, тем, как ловко обводит Дарью вокруг пальца.
— «Золотой лейбл» тонет, — откровенничал он, потягивая виски. — Последняя протеже Дарьи, та, что была до тебя, с треском провалилась. Компания держится только на моих деньгах.
Ника незаметно включила диктофон в смартфоне.
Она ждала три месяца — пока не записала достаточно. Пока не выучила все слабые места Юрий. И вот — ужин в ресторане «Турандот», Ника в платье Chanel, которое Дарья подарила ей неделю назад.
— Я хочу двадцать процентов «Лейбла», — сказала она просто, глядя в глаза Юрий и отодвигая бокал с шампанским. — И сольный тур по стране. До самого Владивостока.
Юрий несколько мгновений молча смотрел на нее, а потом рассмеялся так громко, что официант вздрогнул и обернулся.
— Господи, я-то грешным делом подумал, что ты не такая, как другие! Ан нет, такая же, один в один. — Он умолк. — Никуль, ты не первая. Даша знает обо всех моих… увлечениях. Это часть нашей игры.
Он достал телефон и показал ей переписку с женой.
«Новая девочка очень перспективная. Не испорть ее, как прошлую, я делаю на нее ставку и не хочу проиграть».
***
Увольнение было оформлено за один день. Контракт расторгли «по соглашению сторон», ключи от квартиры, которую на Чистых Прудах, которую снимал для Ники «Лейбл», забрали. А вместо нее в студии появилась другая девушка — темноволосая, с родинкой над губой и длинными ногами. Она чем-то напоминала Синди Кроуфорд.
Дарья не захотела встретиться с Никой, хотя та просила — звонила, писала. Прислала короткое сообщение в телеграм: «Ты разочаровала меня, Ника. Я ждала большего». Ответное сообщение так и не было прочитано.
Год спустя Ника пела в баре «Дикая малина» — это место пахло прогорклым пивом и отчаянием. Хотя она не сдалась, не уехала из Москвы, все еще пыталась пробиться через другие студии. Ее нигде не хотели брать после некрасивой истории с «Лейблом».
Дарью знали все. Дарья была мегавлиятельной в мире шоу-бизнеса. И ссориться с ней из-за очередной певички никто не хотел.
Публика в «Дикой малине» — три пьяных студента и бармен, с каким-то то ли упреком, то ли осуждением поглядывающий на нее из-за стойки. Единственный, кто действительно слушал Нику, был тихий парень в очках и свитере.
После концерта он вдруг подошел. Стесняясь и запинаясь, сказал:
— Вы великолепны. Можно ваш автограф?
И протянул афишу ее первого выступления в «Бохо».
Ника разозлилась, зло рявкнула на него, вырвала афишу из рук. Парень испуганно ретировался, бормоча что-то про «городскую сумасшедшую» и про то, что он был «лучшего мнения».
На улице шел мокрый снег. Прямо у черного выхода из «Дикой малины» стоял билдорд, а на нем — огромное лицо новой протеже Дарьи. Милая брюнетка с родинкой над губой улыбалась в камеру, зазывно прищурив один глаз и обнажая белые жемчужины зубов.
Ника даже не подняла головы, широким шагом прошла мимо билборда, по пути бросив афишу в урну. Черные буквы ее имени растворились под мокрым снегом.
А в кармане у Ники лежал билет на поезд.
Она проиграла.
---
Автор: Александра З.