Когда я зашёл в офис, Таня уже стояла у кулера. С чашкой, как всегда, с рассеянным видом и какой-то почти торжественной усталостью на лице. У неё всегда был такой вид, как будто она только что вытащила поезд из кювета и сейчас просто хочет глоток воды.
— О, Тимофей, привет, — она улыбнулась. — Слушай, я вообще не знаю, как сегодня доживу. Миша с утра устроил спектакль. Сначала носки не те, потом кашу не ту, потом истерика, что в садик не хочет.
Я кивнул.
— Бывает.
— Да он вообще в последнее время какой-то… сложный. Упрямый. Наверное, это возраст. Или садик. Или атмосфера. — она сделала глоток и посмотрела на меня. — Ты же один живёшь?
— Да.
— Ну вот. Счастливчик. Завидую. Проснулся — тишина. Захотел — сел, поработал. Никаких слёз, соплей, сборов за пятнадцать минут. Только не обижайся, я не в плохом смысле. Просто — другая жизнь.
— Я понимаю.
— А ты надолго в офис? Или сегодня тоже половину дома?
— Сегодня целиком здесь.
Она кивнула, как будто что-то прикидывала в уме. Потом сказала почти небрежно:
— Слушай, ты же вроде немного помогал с «Орионом»? Ну, смотрел макеты, видел последние обновления?
— Нет, — я пожал плечами. — Я только слышал на летучке.
— Просто я сейчас чуть застряла. В пятницу был приём у Миши в поликлинике, я поэтому сделала только часть правок. А клиент уже ждёт, и Катя хочет сегодня что-то показать. Там вроде всё просто, но я не уверена, правильно ли я фильтр построила. Может, ты глянешь одним глазом?
— Ты можешь уточнить у Кати.
— Да Катя скажет: «Доделай и скинь». А мне не с кем свериться. Понимаешь, когда одна с ребёнком, мозг иногда плывёт. Ну реально. Я в пятницу сажусь — и не понимаю, что я делаю. Всё в кашу. Думаю: «Вот бы кто просто посмотрел и сказал: норм или не норм».
Я молчал. Она допила воду и, уходя, бросила:
— Ну если будет минутка, глянь. Я тебе скинула.
Файл она действительно скинула. Без слов. Без задачи. Просто — файл.
Я открыл его мельком. Видно было, что что-то не так: фильтры не работали, блоки перемешаны, логика в части строк обрывалась. Но это была не моя задача. Я закрыл. Вернулся к своему.
К обеду Катя кинула в чат сообщение:
«Коллеги, по “Ориону” клиент уточнил, как работает фильтрация. Таня, сможешь прокомментировать до созвона?»
Ответа не было.
Прошло двадцать минут. Я сходил за чаем, вернулся — тишина. Таня была в наушниках, печатала что-то, но в чат не заглядывала.
Катя снова:
«Если что, у кого есть последний файл? Кто-нибудь может посмотреть, как там фильтр собран?»
Я ничего не писал. Не хотелось влезать. Но Лёха, сидевший за соседним столом, наклонился:
— Тим, ты же вроде смотрел?
— Смотрел. Но мельком.
— Ну скажи, что не знаешь, чтобы не вешали на тебя. А то это как Таня — скинет, и потом «а он видел».
Я кивнул. Так и сделал. Написал:
«Файл видел, но не вникал. Подробностей не знаю. Лучше уточнить у Тани»
Минут через пять Таня написала:
«Ой, извините, у меня тут был срочный звонок из сада. Сейчас гляну, что там. Но я точно помню, что в пятницу всё настроила. Тим, ты же смотрел — вроде всё работало?»
Я застыл. Это уже было не «просьба глянуть». Это был шаг в сторону «разделённой ответственности». А дальше — по накатанной: он ведь не возражал. Значит, знал. Значит, мог бы подсказать.
Я написал коротко:
«Я не проверял работу. Смотрел только визуально. Настроек не трогал»
Катя ответила в личку:
«Поняла. Спасибо, что уточнил»
После обеда был звонок с клиентом. Я на него не звался — но подключился слушать. Хотел понимать контекст.
Минут на пятнадцатой клиент задал прямой вопрос:
— А по фильтру: сейчас у нас получается, что часть категорий дублируется, а часть — пропадает. Это точно должно быть так?
Катя помолчала:
— Таня?
— Да, я… сейчас поясню. Там была особая логика. Мы подумали, что пользователю будет проще, если не все параметры выводятся. Но, возможно, я не до конца это донесла. Надо будет проверить.
— Кто-то ещё может это прокомментировать?
— Ну, Тимофей, кажется, смотрел файл. Может, он?
Я включил микрофон:
— Я не работал над этой задачей. И не могу отвечать за её результат.
— Понял, — коротко сказал клиент. — Тогда давайте уточним и вернёмся с финальной версией.
Созвон закончился. Ни слова больше. Ни от Тани. Ни от Кати.
Вечером я зашёл на кухню. Таня уже стояла там. С кружкой. На лице — напряжение. Когда я вошёл, она чуть повернулась, но не сказала ни слова. Только кивнула. Я тоже.
Она сделала глоток. Потом сказала, не глядя:
— Кстати, по фильтру... Я правда думала, ты скажешь, если что-то не так.
— Я не обещал проверять.
— Ну да. Просто… обычно как-то помогает команда. А тут — как будто каждый за себя.
Я не ответил.
Она поставила кружку, повернулась ко мне:
— Просто иногда одного слова хватает. Сказать: «Таня, глянь ещё раз». Я бы проверила. А теперь — будто я всё испортила. Хотя я старалась.
— Ты не обязана всё делать идеально. Но если ты делаешь — отвечай сама.
— А ты — не мог просто помочь?
— Помощь — это по просьбе. Не по умолчанию.
Она замолчала. Потом ушла. Медленно. Без слов.
Я остался. Сделал чай. Сел у окна. Думал.
Вечером, уже дома, я посмотрел чат. Там Таня в общем чате:
«Простите за заминку по фильтру. Сегодня был очень сложный день. Миша с температурой, я буквально между звонками с врачами собирала правки. В следующий раз всё будет иначе. Спасибо всем за терпение»
Молча пролистал вниз. Никто не ответил. Ни "выздоравливайте", ни "держись". Только молчание.
Но я знал — это не про болезнь. Это попытка сыграть на сочувствии.
Прошло два дня. На проекте «Орион» пока было тихо. Клиент не писал. Катя не спрашивала. Но тишина — не всегда про спокойствие. Иногда это как затишье, в котором каждый делает вид, что всё забыто, а на самом деле ждёт, кто первый дёрнется.
Утром я включил ноутбук — в личке уже висело новое сообщение от Кати:
«Тим, привет. Клиент снова вернулся к фильтрам. Нашли ещё один баг. Говорят, что в зависимости от браузера вылетает ошибка. Ты не мог бы быстро глянуть, может, ты поймёшь, в чём проблема?»
Я ответил коротко:
«Катя, я не работаю по “Ориону”. И файл не трогал. Лучше уточнить у Тани.»
Через минуту она написала:
«Таня говорит, что ты в пятницу смотрел. Просто одним глазом, чтобы мы поняли, откуда ноги растут.»
Я не стал писать в чате. Подошёл к ней лично. Она сидела у окна, как всегда — наушники, платочек, кружка с ромашкой.
— Таня, ты снова говоришь Кате, что я смотрел файл?
Она сняла наушник, без удивления.
— Ну ты же смотрел. Я не сказала, что ты менял. Просто… видел. Может, что-то заметил.
— Ты уже второй раз ставишь меня в положение «вроде он в курсе». Это не хорошо.
— Я не ставлю. Просто… мне сейчас реально сложно. Я не успеваю всё проверять. Миша снова на антибиотиках. Я не сплю, у меня голова как в тумане. Прости, если как-то не так сформулировала.
— Смотри, — я сел напротив. — Это уже второй баг. Первый был логический. Второй — теперь технический. Если ты снова попытаешься подвязать меня к этой истории — я скажу прямо, что ты перекладываешь ответственность.
— Ты угрожаешь?
— Я предупреждаю.
Она молчала. Потом подняла глаза:
— Ты правда не понимаешь, как тяжело быть одной с ребёнком и тянуть эту работу?
— Я понимаю. Но я не должен из-за этого отвечать за чужую ошибку.
Она посмотрела на меня. Лицо было твёрже, чем обычно. Меньше жалости — больше колючей злости.
— Ладно, — сказала. — Делай, как хочешь.
Я встал и ушёл.
Днём была планёрка. Катя начала с общих слов, потом перешла к «Ориону»:
— По багу с фильтрацией — мы ещё разбираемся. Но клиент обеспокоен. Мы должны дать им объяснение до завтра. Таня, можешь прислать подробности, как строилась логика?
— Я не всё помню, если честно, — сказала Таня. — У меня была тяжёлая неделя. И часть финальной версии я просила Тимофея посмотреть. Может, он скажет, что заметил?
Тишина.
Все повернулись на меня.
Я сказал ровно:
— Я не работал над этой задачей. Меня не ставили. Я не правил файл. Я не в курсе логики, и отвечать за неё не могу.
Катя опустила взгляд.
— Окей, — сказала она. — Тогда, Таня, всё же собери пояснение сама. Срочно.
Созвон закончился.
На кухне я столкнулся с Лёхой. Он наливал воду в бутылку, бросил:
— Жёстко ты. Не пожалел.
— Это не жёсткость. Это факт.
— Она аж побледнела.
— Я тоже мог бы побледнеть, если бы меня сделали виноватым в чужом баге.
— Ну ты же не виноват.
— Так пусть так и остаётся.
Через час Таня написала в общий чат:
«Коллеги, кажется, я нашла источник бага. Похоже, дело в обновлении браузера. Там менялись свойства вёрстки, и это вызвало конфликт. Но не уверена. Может, Тимофей подскажет — он же видел финальную версию?»
Это было уже не намёком. Это была явная попытка втащить меня в общую вину.
Я не стал писать в чат. Подошёл к Кате.
— Нам нужно поговорить.
Мы сели в переговорке.
— Я слушаю, — сказала она.
— Таня второй раз официально пишет в чате, что я якобы видел и проверял её файл. Это неправда. Я не был ни ревьюером, ни автором, ни исполнителем. Один раз мельком открыл — и всё. Я не могу быть ответственным за то, чего не делал.
— Я понимаю.
— Но ты молчишь.
— Потому что не хочу накалять.
— Пока ты не ставишь границу — она ставит моё имя. И теперь выглядит, будто я отмазываюсь. А не отстаиваю правду.
Катя выдохнула.
— Я поговорю с ней. И напишу в чат, что файл был только у неё. Хорошо?
— Спасибо.
Через полчаса в общем чате появилось:
«Коллеги, уточняю: по задаче с фильтрами единственным исполнителем была Таня. Прошу все вопросы направлять напрямую ей.»
Никаких эмоций. Просто факт. Чёткий. Но этого хватило.
Вечером, перед уходом, я вышел в туалет. Когда вернулся — увидел, что в чат кто-то скинул файл-лог. Там — вся история изменений. И было видно: в последней версии, отправленной клиенту, работал только один автор — Таня. Ни моих правок. Ни моих комментариев. Ни одного следа.
Файл скинула… Лена.
Без комментариев.
Таня ответила только:
«Спасибо, Лена. Но можно было и без публичности.»
Я ничего не писал.
Через час Катя вызвала Таню в переговорку. Дверь была закрыта, но все в офисе знали, о чём разговор. Слова было не слышно. Только паузы между фразами. Иногда — напряжённое молчание.
Через двадцать минут Таня вышла. Лицо — белое. В руках — телефон и блокнот. Подошла к своему столу, взяла сумку. Не села. Перекинула ремень через плечо. Молча пошла к выходу.
Катя вышла следом. Встала посреди офиса. Все замерли.
— Коллеги, Таня сегодня не вернётся. У нас возникла ситуация, которую я не могу комментировать в деталях. Но по решению руководства она отстранена от работы над проектом «Орион». Остальные задачи будут перераспределены завтра. Всем — хорошего вечера.
И ушла.
Никто не говорил. Просто — тишина.
Я собрался домой. Поставил ноут на зарядку. Надел куртку. Вышел.
На лестнице кто-то догнал.
— Тим, — Лена. — Я просто хотела сказать: спасибо, что не сдался. Я молчала, но видела всё. И если бы ты прогнулся — ей бы всё сошло с рук.
— Не за что. Я просто не стал брать то, что мне не принадлежит.
— А знаешь, раньше я думала: ты слишком холодный. А теперь думаю: ты просто один из немногих, кто умеет держать границу.
Я кивнул. Она ушла вперёд.
Я остался на лестничной площадке. Посмотрел в окно. Снизу шёл дождь. Люди прятались под зонтами. Машины гудели. Где-то — спешка. А тут — тишина.
Когда ты отказываешься быть удобным — сначала становится тесно. А потом свободно.
Подпишись на канал — здесь обычные истории Тимофея становятся необычно близкими.