— Анечка, ну что ты стоишь в дверях как чужая! — Валентина Михайловна распахнула объятия. — Заходи скорее, я такую красоту приготовила!
Анна переступила порог и почувствовала знакомый запах — капуста, старые обои, что-то затхлое из прихожей. Дом детства встречал ее все тем же набором ароматов, от которых сжималось сердце.
— Мам, поздравляю с днем рождения.
— Спасибо, дочка. А ты что такая бледная? Совсем на себя не похожа. И опять в этом сером платье — на праздник надо красиво одеваться!
Валентина Михайловна обводила дочь оценивающим взглядом, как продавец, определяющий качество товара. Анна знала: сейчас начнется перечисление недостатков.
— Волосы совсем не уложены. И худая стала — ешь хоть что-нибудь? Работаешь, наверное, как проклятая. Начальство пользуется твоей добротой.
— Мам, все нормально.
— Нормально, нормально... А морщинки появились под глазами. Крем хоть какой-нибудь покупаешь?
Из гостиной донесся голос отца:
— Анна приехала? Как дела на работе?
Петр Иванович сидел в своем потертом кресле перед телевизором. Поздоровался, не поднимая головы, и снова уткнулся в экран. Дальше общаться не планировал — этот ритуал Анна помнила с детства.
— Помоги стол накрыть, — распорядилась мать. — Гости скоро придут. И лицо сделай повеселее — не на похороны же пришла.
К семи вечера дом наполнился голосами. Соседи, дальние родственники, коллеги матери с работы — все пришли отмечать юбилей. Валентина Михайловна порхала между гостями, принимала поздравления и жаловалась на здоровье.
— А это моя Анечка! — объявляла она каждому новому гостю. — Экономист в крупной компании! Зарплата хорошая, квартира своя. Вот только замуж никак не выйдет — очень разборчивая стала.
— Мам...
— Что «мам»? Правду говорю. Принца ждет, а принцы нынче редкость. Вон моей знакомой дочке уже тридцать пять, тоже никого не может найти.
Соседка тетя Клава энергично кивала:
— Точно! Все им не подходит. А время-то идет. Детей рожать когда будете?
Анна сидела за столом и чувствовала знакомую тошноту. Не от салата с майонезом — от этого спектакля. Мать изображала счастливую женщину. Отец — заботливого семьянина. Гости играли заинтересованную публику.
— А помнишь, Анечка, — обратилась мать ко всему столу, — как ты в школе хорошо училась? Всегда пятерки приносила! Я так гордилась!
Анна помнила по-другому. Каждая четверка становилась поводом для скандала. «Опять халтуришь! Думаешь, умнее всех! Возьмутся еще тебя в институт с такими отметками!» А отец молча уходил к телевизору, когда мать кричала.
— Красивая девочка выросла, — сказала тетя Клава. — И умная. Не каждый в экономисты выучится.
— Ну да, — засмеялась соседка с третьего этажа. — Не в мать пошла точно!
Все засмеялись. Валентина Михайловна тоже рассмеялась:
— Что вы! Я тоже в школе хорошо училась. Просто времена другие были.
Анна встала из-за стола.
— Сейчас приду.
В ванной она смотрела на свое отражение. Когда она стала такой усталой? Когда превратилась в эту сжавшуюся женщину, которая боится собственной тени?
Вернувшись в гостиную, обнаружила, что отец исчез. Мать развлекала гостей рассказами о соседях.
— Вот Светка с пятого этажа развелась недавно, — говорила она. — Бросила мужика ни за что ни про что. Он не пил, работал, зарплату домой приносил. Ну, характер тяжелый — так у кого его нет? Терпеть надо было.
— А может, он ее... — осторожно начала тетя Клава.
— Что он ее? — фыркнула Валентина Михайловна. — Сейчас все страдания себе выдумывают. Раньше женщины терпели, детей растили. А теперь чуть что — сразу жаловаться бегут. К психологам этим.
Анна слушала и чувствовала, как внутри что-то медленно ломается.
Гости разошлись ближе к полуночи. Мать убирала со стола, довольная прошедшим вечером.
— Хороший праздник получился, — сказала она. — Все были довольны. А ты что-то молчала весь вечер.
— Я доделаю посуду, — предложила Анна. — Идите спать.
Родители ушли в спальню. Анна осталась на кухне одна, мыла тарелки и думала о том, что завтра утром уедет и долго не вернется.
— Тяжело тебе здесь? — тихо спросил кто-то за спиной.
В дверях стоял Михаил Петрович, дядя, брат отца. Единственный, кто почти не участвовал в общих разговорах весь вечер.
— Нормально.
— Анна, это не нормально. То, как они с тобой обращаются. Как всегда обращались.
— Не знаю, о чем ты.
— Знаешь. Я помню, как ты в детстве пряталась от криков в моей комнате, когда я приезжал в гости.
Сердце забилось быстрее. Анна не поворачивалась.
— Не надо об этом.
— Твой отец... — Михаил Петрович помолчал. — Он не злой. Но всю жизнь трус. Мог тебя защитить от ее срывов, но молчал.
— Зачем ты говоришь это сейчас?
— Потому что кто-то должен. Помнишь Оксану Белову? Твою одноклассницу?
Анна замерла с мокрой тарелкой в руках.
— Помнишь, как твоя мать запретила с ней дружить? Потому что в их семье отец пил?
— При чем здесь...
— А ты послушалась. Перестала с ней общаться. А потом что случилось с Оксаной?
Анна опустила тарелку в раковину. Руки дрожали.
— Это не моя вина.
— Не твоя. Но ты уже тогда выбрала молчание. Как твой отец всю жизнь.
— Уйди.
— Анечка...
— Уйди отсюда!
Михаил Петрович вздохнул и ушел. Анна осталась одна на кухне. В голове звучало: «Перестала с ней общаться».
Оксана Белова. Тихая девочка с немытыми волосами и дешевой одеждой. В седьмом классе они дружили, делились секретами, готовили уроки вместе. Пока мать не устроила скандал: «От таких семей держись подальше! Еще чего доброго, пить научит!»
И Анна послушалась. Стала делать вид, что не замечает Оксану. Перестала с ней сидеть, не отвечала на ее робкие попытки поговорить.
А через полгода случилось то, что случилось. Группа пьяных мужчин возле заброшенного дома. Скорая помощь. Больница. Оксана перевелась в другую школу и больше не появлялась в их районе.
Анна легла в свою детскую кровать и смотрела в потолок. «Мог тебя защитить». Дядя Миша прав.
Но и она могла защитить Оксану. Могла не слушаться мать. Могла остаться подругой.
Утром проснулась рано. Родители еще спали. Анна собрала вещи, но перед уходом зашла в спальню к отцу.
— Пап.
Петр Иванович открыл глаза, с трудом сел на кровати.
— Что случилось, дочка?
— Я хочу спросить про детство. Ты видел, как мама меня... как она кричала?
Отец долго молчал. Потом тихо сказал:
— Видел.
— И почему не останавливал?
— Думал... — он запнулся. — Думал, что дисциплина тебе на пользу. Что иначе ты свяжешься с плохой компанией. Как та девочка, Оксана. Мать хотя бы дома тебя держала под контролем.
Анна стояла и не находила слов. Он правда так думал? Или сейчас оправдывается?
— Наверное, ты права, — добавил отец еще тише. — Я трус. Всегда им был.
— Поздно, пап.
— Знаю.
Анна вышла из комнаты, написала записку: «Спасибо за вечер» — и ушла.
Дома она достала папку с медицинскими документами. Нашла выписку трехлетней давности: «Резаные раны левого предплечья. Причина — хронический психоэмоциональный стресс».
Два дня не брала трубку. На третий день сфотографировала справку и отправила отцу в мессенджер.
Он прочитал. Не ответил.
Через час мать написала в семейный чат: «Позорит всю семью. Все выдумывает. Совсем больная стала».
Анна переслала фотографию справки в рабочий чат матери, где были коллеги и соседи.
Потом выключила телефон.
Она попробовала приготовить ужин, но есть не хотелось. Села у окна с чашкой остывшего кофе. Телефон лежал рядом выключенный. Мать больше не звонила. Отец тоже молчал.
Анна не включала свет. Сидела в темноте и думала о том, что некоторые семьи — это не убежище, а тюрьма. И иногда из тюрьмы надо бежать, даже если это больно.
За окном гудели машины. Жизнь продолжалась.