Катя только закрыла дверь, сбросила туфли и потянулась, представляя диван и тишину, как зазвонил телефон. На экране – «Мама». Вздохнула, предчувствуя не просто разговор.
– Алло, мам, привет. Ты как?
– Катюш, родная, привет! Как раз вовремя дозвонилась. – Голос матери звучал непривычно бодро, почти сладко. Катя насторожилась. – Слушай, у меня к тебе дело. Важное.
– Я слушаю, – осторожно протянула Катя, опускаясь на табуретку в прихожей.
– Ну, ты же знаешь, Леночка моя совсем замоталась? Сессия, эта практика… Голова кругом. Совсем никакая ходит, бедняжка.
«Бедняжка Леночка» – Катя мысленно скривилась. Сестре было двадцать два, и «замоталась» она обычно по клубам и тусовкам с новым бойфрендом.
– Мам, она же студентка, это нормально. Все через это проходят.
– Ну, что ты говоришь, нормально! – возмутилась мать. – Она же вся на нервах! Ей срочно нужно отдохнуть. Перезагрузиться. Солнышко, море… Ты же понимаешь?
Катя молчала. Понимала она, к чему клонит мать, слишком хорошо понимала. В животе неприятно засосало.
– Катя, ты меня слышишь? – голос матери стал настойчивее.
– Слышу, мам. И что?
– Ну вот… У тебя же эта путевка в санаторий. На юг. Помнишь, по профсоюзу выиграла?
Катя посмотрела на яркий конверт, лежавший на тумбочке. «Причерноморье. Все включено. 14 дней». Она действительно выиграла ее в корпоративной лотерее, отстояв в очереди за билетом почти час. Мечтала о море, о солнце, о том, чтобы выспаться без будильника. О том, чтобы просто побыть одной, без вечного офисного гвалта и… без вот этих вот разговоров.
– Мам… – начала она.
– Не «мам»! – перебила мать. – Ты же была в Турции! В прошлом году! Отпуск шикарный провела! А Леночка… она никуда толком не выбиралась. Так, по деревне у бабушки. Ей же так нужно!
«Была в Турции» – да, была. Накопила три года, отказывая себе во всем, чтобы на десять дней слетать по «все включено». И это было прошлой весной. А сейчас – глубокая осень, слякоть, дожди, и эта путевка на море казалась глотком воздуха, последним лучом солнца перед долгой зимой.
– Мама, это совсем разные вещи, – попыталась Катя вставить голос разума. – Турция – это было давно, и я сама за все платила. А эта путевка – подарок, редкая удача. Мне самой отдых нужен. Работаю без выходных…
– Ой, Катюша, ну что ты как маленькая! – засюсюкала мать, но Катя уловила сталь в ее тоне. – Ты же взрослая, самостоятельная. У тебя работа, зарплата. Можешь себе позволить. А Леночка… она же ребенок еще! Ей так тяжело! Ты же старшая сестра, ты должна понять! Отдай путевку сестре, ты же была в Турции!
Последняя фраза прозвучала как приговор. Не просьба, не предложение – требование. Привычное, отработанное за годы. «Катя старшая, Катя сильная, Катя должна уступить». Игрушки, платья, внимание родителей, место в институте (Лена поступила на платное, пока Катя корячилась на вечернем) – все шло младшей. Теперь очередь дошла и до путевки.
– Мама, – голос Кати дрогнул, но она собралась. – Я не могу просто так отдать путевку. Она оформлена на меня. И я планировала…
– Какие могут быть планы! – вспыхнула мать. – Речь о здоровье сестры! О ее нервах! Ты что, эгоистка? Неужели тебе не жалко родную сестру? Она же плачет!
Катя представила Лену, «плачущую» между селфи и перепиской в мессенджерах. Сомнительно.
– Путевка не передаваемая, мам. Там мое имя вписано.
– Ну, это все решаемо! – отмахнулась мать. – Позвони в свою профсоюзную ячейку, объясни ситуацию! Семейные обстоятельства! Сестре срочно требуется оздоровление! Они люди, они поймут! Ты же у них там не последний человек!
«Не последний человек» – это про то, что Катя десять лет пахала в этой конторе без продыху, пока другие «не последние люди» ходили на обеды по два часа.
– Мам, я не знаю…
– Катя! – Голос матери стал ледяным. – Я не прошу. Я говорю тебе как мать: Лене нужен этот отдых. Ты отдашь ей путевку. Позвони в профком и все уладь. Сегодня же. Я жду от тебя звонка, когда все будет готово. Леночка уже собирает чемодан.
Щелчок в трубке. Разговор окончен. Приказ отдан. Катя сидела, сжимая телефон, пока костяшки пальцев не побелели. В ушах гудело. В глазах стояли предательские слезы обиды и бессилия. Опять. Всегда так. Ее желания, ее потребности, ее маленькие радости – ничто перед капризами «бедняжки Леночки».
На следующий день, после унизительных звонков в профком (где симпатизирующая Кате бухгалтерша Надежда Петровна только ахнула: «Детка, да ты что? Это ж форменное безобразие! Но… если уж очень надо, попробуем переоформить, благо директор твою маму помнит…»), Катя привезла злополучный конверт матери. Та встретила ее на пороге своей уютной, всегда безупречно чистой квартиры.
– Ну вот, умничка! – Мать чуть не выхватила путевку. – Я же знала, что ты все уладишь. Леночка так рада! Спасибо, доченька! – Она потянулась обнять Катю, но та отшатнулась.
– Где Лена? – спросила Катя глухо.
– Ой, она у друзей! Готовится к отъезду, настроение поднимает! Завтра рано утром автобус на вокзал. Спасибо тебе большое, родная! Ты настоящая сестра!
Настоящая сестра… Катя молча развернулась и ушла, не попрощавшись. На душе было гадко и пусто. Как будто украли не путевку, а кусок надежды.
Прошла неделя. Катя пыталась утопить обиду в работе, но мысли все возвращались к морю, которого она лишилась. К солнцу, которое сейчас грело кого-то другого. Она избегала звонков матери, та оставила пару восторженных сообщений: «Долетали хорошо!», «Отель просто сказка! Леночка в восторге!». Катя удалила их, не читая до конца.
Вечером пятницы Катя зашла в небольшой супермаркет у дома. Нужно было купить молока и хлеба. Погруженная в свои невеселые мысли, она наткнулась тележкой на такую же. Подняла голову, чтобы извиниться, и замерла.
– Катька? Ты что тут?
Перед ней стояла… Лена. В потрепанных джинсах, растянутой кофте с логотипом какой-то рок-группы, с немытыми волосами, собранными в неопрятный хвост. На лице ни намека на южный загар. В тележке – доширак, дешевая кола и пачка сигарет.
– Лена? – Катя не верила своим глазам. – Ты… как? Разве ты не на море? В санатории?
Лена смущенно покраснела, отвела взгляд, потом фыркнула.
– Ага, щас! В этом вашем санатории! Скукотища смертная! Бабье лыко да чаи гонять! Ни дискотек, ни нормальных пацанов… Одни пенсионеры да чахоточные! Я три дня продержалась и свалила!
Катя почувствовала, как кровь приливает к лицу.
– Свалила? Куда? Мама сказала…
– Мамани ничего не знает! – Лена сделала таинственное лицо, но в ее глазах читалось лишь легкомыслие. – Я ей пишу, типа, все о’кей, солнышко, море, все дела. А сама… – Она хихикнула. – Я в Питер укатила! К Сереже! У него там как раз стройотряд крутится, общежитие свободное. Веселуха!
«Сережа» – это был новый ухажер, студент-архитектор, о котором Лена трещала последний месяц.
– В общежитие стройотряда? – Катя повторяла слова, не понимая. – Ты променяла путевку на море, «все включено», на общежитие стройотряда в Питере? В ноябре?
– Ну да! – Лена будто не слышала сарказма. – А что? Там же движ! Ребята классные! Вечеринки! А в твоем санатории – в десять вечера отбой, как в пионерлагере! Да ну его!
Катя смотрела на сестру. На ее неопрятный вид, на тележку с дешевой едой. На полное отсутствие раскаяния или стыда. И что-то внутри нее, долго копившееся, терпевшее, подчинявшееся, – лопнуло. Как перегретый паровой котел.
– Ты… – начала Катя тихо, но голос набирал силу с каждым словом. – Ты эгоистичная, глупая, неблагодарная дрянь! Я эту путевку выиграла! Я мечтала о ней! Мне ОЧЕНЬ нужен был этот отдых! А ты… ты и мама… вы просто ВЫТРЕБАЛИ ее у меня! Под предлогом твоих мифических «нервов»! А на самом деле – просто потому что ты захотела! Потому что ты привыкла, что все твое! И что старшая сестра всегда должна уступить!
Лена округлила глаза, ее наглое выражение сменилось на испуг.
– Кать, чего орешь? Народ смотрит…
– Пусть смотрят! – Катя уже не сдерживалась. Голос гремел под сводами супермаркета, несколько человек остановились. – Ты промотала мой отдых! Променяла море на какую-то «веселуху» в общаге! И даже не подумала! Не сказала «спасибо»! Не вернула путевку! Ты просто СВАЛИЛА! А мама до сих пор верит, что ты нежишься на солнышке! Ты врешь ей! Как ты вообще можешь так поступать?!
– Да отстань ты! – огрызнулась Лена, пытаясь сохранить браваду, но отступая назад. – Сама виновата! Отдала – и не ной! Не нравится – не отдавай в следующий раз! Путевка твоя – делай что хочешь!
– В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ?! – Катя чуть не задохнулась от возмущения. – Ты думаешь, будет СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ?! После ЭТОГО?! Никогда в жизни! Слышишь? Никогда больше я ничего для тебя не сделаю! Ни копейки не дам! Ни минуты своего времени не потрачу! Ты для меня больше не существуешь! И маме передай – пусть ко мне не звонит. Свою «бедняжку Леночку» она вырастила законченной стервой! Наслаждайтесь обществом друг друга!
Лена стояла, открыв рот. Ее лицо пылало от стыда и злости. Вокруг них образовался небольшой круг зевак.
– Ты… ты сумасшедшая! – выдохнула она.
– Нет, Леночка, – Катя вдруг резко выдохнула, гнев сменился ледяным спокойствием. – Я просто прозрела. Окончательно. Забери свой доширак и катись к своему Сереже. Желаю вам много «веселухи» в общаге. Надеюсь, сквозняки и тараканы скрасят твой отдых вместо моря.
Катя резко развернула свою тележку и пошла прочь, не оглядываясь. Сердце бешено колотилось, руки дрожали, но на душе… на душе было странно легко. Как будто сбросила тяжелый, грязный, впившийся в плечи мешок, который таскала годами.
Она купила не только молоко и хлеб. Купила хороший кусок сыра, плитку шоколада, красивую упаковку чая с бергамотом – того самого, что любила, но всегда жалела денег. Дома включила негромко музыку, заварила ароматный чай в своей любимой большой чашке. Села у окна, смотрела на вечерние огни города. Дождь стучал по стеклу.
Телефон завибрировал. На экране – «Мама». Катя посмотрела на имя, на фотографию улыбающейся матери, сделанную еще тогда, когда она казалась Кате справедливой и любящей. Она поднесла палец к экрану, к кнопке «Сброс». Задержала его на мгновение. В ушах снова прозвучало: «Отдай путевку сестре, ты же была в Турции!». И вид Лены у прилавка с дошираком.
Катя глубоко вдохнула. И нажала на красную трубку. Звонок оборвался. Она поставила телефон на беззвучный режим и отодвинула его подальше по столу.
Потом взяла чашку, вдохнула терпкий аромат бергамота, сделала глоток горячего чая. И тихо улыбнулась. Впервые за долгое время ее вечер, ее квартира, ее жизнь принадлежали только ей. И это было самое большое, самое ценное путешествие, которое только можно было себе представить. Отныне и навсегда.