Ирина всегда была правильной. Примерной дочерью, потом — верной женой, ответственной матерью, предсказуемым сотрудником. Всё шло по плану: замужество в 23, двое детей, ипотека, отпуск раз в год в Турции, одна и та же стрижка последние десять лет.
Муж — Олег — был вполне сносным. Не пил, не бил, деньги домой приносил. Правда, не слушал. Впрочем, и раньше особо не слушал. У него всегда было что-то поважнее: новости, машина, рыбалка, друзья, футбол.
Секс? Был. Когда получалось. Механично, по расписанию, как чистка зубов — потому что надо.
Однажды Ирина проснулась ночью от собственного плача. Тихого, едва уловимого. Плакала не из-за Олега. И не из-за рутины. Она вдруг осознала, что её больше не чувствуют. Никто. Она — будто прозрачная. Её гладят по плечу, спрашивают: "Где мои носки?" — но не видят её женщиной.
А потом появился он.
Сергей был коллегой. Из другого отдела. На три года младше. Слегка небритый, с вечно прищуренными глазами и лёгкой улыбкой. Он знал, как подойти. Не торопясь, не нахрапом.
Сначала — кофе. Потом — шутка. Ещё позже — взгляд, задержавшийся на пару секунд дольше. А Ирина отвечала. И сама удивлялась себе.
— Ты сегодня красивая, — сказал он однажды. — А вообще, ты всегда красивая. Просто сегодня я решился сказать.
Это был четверг. А в пятницу он предложил подвезти. И когда остановился у её подъезда, она не вышла сразу.
— Поцелуй меня, — сказала она.
Он посмотрел, как будто проверяя, не шутит ли. Потом наклонился и коснулся её губ. Осторожно. С трепетом.
Ирина не помнила, когда последний раз её целовали так. Без спешки. С желанием.
Они встречались по пятницам. Офисные командировки, "задержки на работе", "у подруги День рождения" — всё это вошло в её новый лексикон.
Секс был... другим. Её гладили, вдыхали запах волос, касались ключиц, шептали в ухо то, что вызывало мурашки по коже.
Один раз она заплакала прямо в его постели. Не от вины. А от того, что почувствовала себя живой.
— Всё хорошо? — прошептал он.
— Да. Просто я давно себя такой не знала.
Олег не догадывался. Он не замечал новых платьев, новой походки, блеска в глазах. Он мог часами обсуждать цены на бензин, но ни разу не спросил: "Как ты себя чувствуешь, Ир?"
Однажды, за семейным ужином, он спросил:
— А что ты сегодня такая довольная?
— А почему бы и нет? — ответила она, глядя прямо в глаза. — Я просто почувствовала себя женщиной.
Он пожал плечами. Не понял. И в этом было всё.
Она не строила иллюзий. Сергей не звал в ЗАГС. Да он и не был ей нужен как муж. Он был тем, кто напомнил ей: внутри всё ещё живёт женщина, а не только мать, повар, бухгалтер и уборщица.
Однажды, глядя на себя в зеркало, она подумала: "Я не изменяла мужу. Я изменила обстоятельствам, в которых меня перестали замечать."
Когда их роман закончился — просто и тихо, как и начался, — она не страдала. Он дал ей то, что не смог дать никто — ощущение желанности.
И она не жалела. Не оправдывалась.
Она просто начала жить по-другому. Начала говорить "нет", покупать то, что нравится ей, красить губы даже дома, включать музыку, танцевать босиком по квартире.
А однажды её остановил мужчина в магазине:
— Простите, вы не актриса? У вас такая... выразительная улыбка.
Ирина улыбнулась ещё шире.
— Нет. Просто теперь я умею улыбаться. Не для кого-то. А для себя.