Анна никогда не была из тех, кто хватал звёзды с неба. Родилась и выросла в деревне, в простой крестьянской семье, где лишний кусок масла на хлеб — уже праздник. Утром — куры, днём — огород, вечером — помощь маме. Девочка росла скромной, не избалованной, но доброй и работящей.
С юности за ней ухаживали местные парни — один лучше другого. Но сердце у Анны молчало. Пока однажды летом в их деревню не приехал Михаил — крепкий, уверенный в себе мужчина, лет на десять старше. Говорили, что у него в городе пара магазинов — фрукты, овощи. Богач, по деревенским меркам. Женщины крутились возле него, как мухи на мёд. А он вдруг обратил внимание на Аню.
— Ты не такая, как все, — сказал он как-то вечером, когда они шли по тропинке вдоль реки. — С тобой спокойно.
Она смутилась. Не поверила сначала. Через пару месяцев Михаил сделал ей предложение.
Свадьбу сыграли скромную, в местном клубе. Но Анне и не нужно было пышности — лишь бы он рядом, лишь бы любил. Она честно старалась быть хорошей женой: готовила, стирала, убирала, гладила ему рубашки. С утра — на рынок за свежими овощами, вечером — тёплый ужин. Михаил вроде бы был доволен. Но… холодный. Сдержанный. В глаза не смотрит. За руку не берёт. И даже «люблю» — не говорит.
Анна старалась не замечать. «Мужчины не такие, как мы». Она верила: со временем он привыкнет, раскроется. А когда он однажды за ужином обронил, мол, надо бы подумать о детях, — её сердце затрепетало. Вот оно! Значит, он действительно хочет семью. Настоящую.
Анна тогда впервые по-настоящему почувствовала себя счастливой.
Жизнь текла размеренно. Анна не жаловалась: дом был в порядке, муж — при деле, деньги — водились. Она мечтала, как по утрам будет печь оладьи для сына, а по вечерам читать сказки дочке. Михаил всё чаще говорил о «детях», уже во множественном числе — и Анна тихо надеялась, что вот-вот всё случится.
И случилось.
Когда две полоски на тесте вспыхнули, как молния, Анна плакала — вслух, от счастья. Она ждала. Они будут семьёй. Настоящей. Полной.
Михаил же на новость отреагировал сдержанно, почти сухо:
— Понял. Ну, значит, надо готовиться.
Анна улыбалась сквозь лёгкое разочарование. «Мужчины просто не умеют показывать чувства», — успокаивала себя. Главное — не сказал «против». Главное — не ушёл.
Она встала на учёт, начала пить витамины, ходить на прогулки. Всё было хорошо. До одного дня, когда УЗИ перевернуло её жизнь.
— У вас тройня, — сказала врач, почти буднично. — Два мальчика и девочка.
У Анны на секунду помутнело в глазах. Тройня. Не один, не два — трое. Трое детей внутри неё. Трое сердец.
Она вышла из кабинета как в бреду. Села на лавку возле больницы, положила руку на живот и прошептала:
— Вы что… серьёзно?..
С одной стороны — счастье. Необычное, пугающее, почти сказочное. А с другой — страх. Нет, не за себя. За Михаила.
Анна уже видела, как он хмурится, морщит лоб, говорит:
— Трое? Ты в своём уме? Куда нам трое?
Она знала его. Знала эту осторожную, расчётливую жилку в нём. Того Михаила, который никогда не тратил больше, чем надо, который покупал ей платье только по скидке и который всё просчитывал вперёд.
И тогда она приняла решение — не говорить. Пока не поздно. Пока срок не перешёл ту грань, за которой уже нельзя вмешаться.
Пусть свыкнется с мыслью, что будет отец. А потом — уже будет поздно что-то менять.
Анна гладила живот, в котором жила тройная надежда, и повторяла:
— Вы — мои. Что бы ни было. Я вас никому не отдам.
Время шло. Живот рос быстро — слишком быстро. Анна всё чаще ловила на себе взгляды прохожих, и всё труднее было скрывать волнение. Внутри неё росли трое детей. Трое. Маленькие, живые, настоящие. А Михаил, казалось, и не замечал.
Он по-прежнему приходил поздно, отмахивался от разговоров, говорил:
— Устал. Завтра обсудим.
Но завтра не наступало.
Анна пыталась подойти к нему осторожно. Вечером, когда он сел ужинать, она налила ему суп, села рядом и сказала:
— Миша… Я была на УЗИ.
Он не оторвал взгляда от телефона.
— Ну? Всё нормально?
Она замялась.
— У нас будет не один ребёнок.
— Двойня? — бросил он с видом усталости.
— Тройня, — выдохнула она.
Он поднял глаза. Смотрел в упор, будто не понимал, о чём она говорит.
— Ты серьёзно?
— Да. Два мальчика и девочка.
Он молчал. Потом встал, не доев, взял ключи:
— У меня встреча. Позже поговорим.
На следующее утро Анне стало плохо. В голове — как будто туман. Она пошла помыть посуду — схватилась за живот. Схватки. Паника.
Михаил был недоступен. Телефон отключён. Она сама вызвала скорую, сама собрала сумку и поехала в роддом.
Роды были тяжёлые, но тройняшки родились здоровыми. Три крошечных комочка.
Через два дня — звонок. Михаил.
— Где ты, чёрт возьми?! — заорал он. — Ушла, ничего не сказала! Я работаю, а ты исчезаешь, как…
— Я в роддоме, Миша, — сказала она спокойно. — Родила.
— Ты… что?
Когда он приехал, в руках держал пластиковый пакет с детскими пеленками. Увидел детей — и побледнел.
— Это… все наши?
Анна кивнула.
Он сел. Долго молчал. Потом поднял голову и выдал:
— Может, ну… одного — в дом малютки? Хотя бы одного. Это же… экономия.
Она не сразу поняла, что он говорит всерьёз. А потом просто встала, подошла и сказала
— Забирай свои пелёнки и уходи.
Михаил сорвался. Начал кричать. Обвинил её в наивности, в том, что «подставила его», говорил про деньги, говорил, что «не факт, что дети его». Вышел, хлопнув дверью. И больше не вернулся.
Анна смотрела в окно. На подоконнике лежала его сумка.
А рядом, в прозрачных кроватках, спали её дети. Все трое. Её счастье. Её судьба.
Анна не плакала. Не в тот день, не на следующее утро, не даже когда выписывали из роддома. Было не до слёз — в руках трое младенцев, за спиной — пустота. Михаил исчез. Телефон молчит. Никаких извинений, никаких денег. Только эхо его слов: «Может, одного — в дом малютки…»
Она набрала номер мамы. Голос дрожал, но держалась:
— Мама, я домой… Можно?
Отец приехал на старенькой «Ниве». Вышел из машины, подошёл к Анне и долго стоял, глядя на троих новорождённых. Потом сказал:
— Ничего. Прорвёмся.
Дома было, как и раньше: старый дом, печка, запах парного молока и земляного пола.
Папа вставал по ночам укачивать внуков. Мама стирала пелёнки, помогала во всем. Анна же, как только оправилась после родов, устроилась работать ночами — фасовала овощи на местной ферме. Днём спала урывками. Своим детям — улыбалась всегда.
Михаил не звонил. Ни через неделю, ни через месяц. Не спросил, как они. Не поинтересовался именами. Не перевёл ни копейки.
Анна всё же решилась — позвонила ему сама. Голос его был усталый и раздражённый.
— Ты что, издеваешься? У меня своих проблем выше крыши. Не будет тебе ни алиментов, ни копеек.Я специально устроюсь на официальную работу на полставки.
Она молчала. Только выдохнула.
В тот вечер она сидела на крыльце. Мама села рядом, протянула кружку с тёплым молоком.
— Знаешь, — сказала она. — Моя бабушка в войну лицо мазала такой травяной маской. От ожогов спасала и от морщин. А потом даже продавала на рынке — на хлеб детям хватало.
Анна усмехнулась.
— Думаешь, я тут салон красоты открою?
— А ты попробуй. Всё с чего-то начинается.
Анна действительно попробовала. В ту же ночь, пока дети спали, она прошла на кухню, достала блокнот и записала рецепт, как помнила: ромашка, мята, зверобой, немного мёда, ложка масла и — секретный ингредиент, который мама передала шёпотом, будто это магия.
Сварила. Остудила. Намазала на лицо — себе и маме. Наутро кожа стала гладкой, как у ребёнка. Она отшутилась, но внутри впервые за долгое время почувствовала что-то похожее на надежду.
Через неделю дала попробовать подруге из соседнего дома. Потом — ещё одной. Спрос пошёл, и Анна начала разливать маску по баночкам и продавать на местном рынке. А потом — через создала блог в соцсетях, где и рекламировала Потихоньку пошли заказы. Всё больше.
Вскоре ей пришлось снять маленькое помещение в районном центре. Сделала ремонт, поставила стол, баночки, упаковку. Помогали мама с папой. Деньги пошли. Анна открыла ИП, оформила сертификаты, начала нанимать женщин из деревни. У неё уже была не просто маска — а собственный бренд.
Прошло три года. С Михаилом она уже развелась и даже не стала подавать на алименты.
Теперь у неё — квартира в городе, большая, светлая, с тремя детскими. Дети ходят в хорошую школу, занимаются плаванием, рисованием и говорят «мама» с такой любовью, от которой замирает всё внутри. Родителям она купила новый дом.
Однажды, на бизнес-встрече она увидела Михаила.
Постаревший, лысеющий, в дешёвом пиджаке, он стоял в углу и листал документы. Увидел её — и замер. Она подошла спокойно, в красивом костюме, с прямой спиной и уверенным взглядом.
— Привет, Миша, — сказала она. — Не думала, что пересечёмся.
Он пробормотал что-то о том, как рад её видеть. Смущался, суетился.
— Ты ведь говорила, что не выживешь без меня, — вспомнил он вдруг, неловко улыбаясь. — А ты вон как…
Анна улыбнулась.
— В колхозе, как ты помнишь, не сгнила. И выжила. И вытащила троих.
Михаил смотрел ей вслед долго. Через полгода в её жизни появился Андрей. Мужчина, который не боялся пелёнок, который читал детям книжки и приходил за ней с термосом чая, когда она задерживалась на работе. Он не обещал звёзд, не строил воздушных замков — просто был рядом. Каждый день.
И вот однажды Анна проснулась, посмотрела на троих спящих детей, на мужчину рядом — и поняла: она дома. В своей жизни. Настоящей. Не идеальной, но счастливой.