О первых выступлениях группы ФОБОС в конце 60-х рассказывает ее участник Сергей Попов, лидер групп ЖАР-ПТИЦА и АЛИБИ. Мы публикуем выдержки из его книги мемуаров «Бит».
* * *
После первого выступления группы ФОБОС, прошедшего успешно, наша решимость играть только возросла. Стоит заметить, что я был самым «взрослым» в группе – мне уже исполнилось 16. Саше Неганову, Иштвану Лангу и Вале Смирнову было всего по 15, а Йошке – вообще 14. Но уже к лету 67-го, всего через 4,5 месяца после начала репетиций, мы могли отыграть минимум час заводных рок-н-роллов, инструментальных шейков и тягучих медляков. Мы очень много репетировали, и даже женские капризы наших пассий не могли повлиять на расписание занятий. Особым упорством и настырностью отличались я и Иштван. Иштван выступал в качестве учителя, я – ученика. По многу часов мы проводили вместе, разучивая песни, придумывая партии, раскладывая голоса. Иштван был терпеливым и требовательным учителем и очень тонким, интеллектуально открытым музыкантом. Остальные тянулись за нами в меру своих сил, а в таком возрасте сил всегда с избытком.
Хочу привести один пример из той своей жизни, который, на мой взгляд, очень точно характеризует наше отношение к делу и к той музыке, которую мы играли.
В начале июня 67 года, как только закончились занятия, я договорился с руководством 10-й школы, в которой учился, о том, что наша группа выступит на вечере девятиклассников; к числу которых принадлежал и я.
В назначенный день мы загрузили все наше оборудование – ударную установку, колонки, усилители, гитары и т.д. – в рейсовый(!) автобус на заднюю площадку, и покатили со всем этим добром от площади Мира до остановки «Спортивный магазин» на Центральной. Там нас ждала выпрошенная в ДОСААФ аэродромная тележка на больших дутых шинах. Высадившись под негодующие вопли пассажиров из автобуса, мы закинули наши электронные самоделки на вместительную площадку тележки, впряглись, и таким вот человеческим цугом по улице Ленина покатили к 10-й школе, а это километра полтора. Но разгружаться не пришлось: выступление группы по распоряжению директора отменили как идеологически сомнительное и наверняка слишком громкое. Наше разочарование не знало границ: столько усилий, столько нервов! Один только проезд по улице «конями» был достаточно унизителен (но кто бы нам дал тогда грузовик?!).
И тут мне в голову пришла спасительная идея. Мы опять впряглись в телегу и потащили ее в обратную сторону – но не на автобусную остановку, а на деревянную танцплощадку, располагавшуюся тогда за ДК «Октябрь».
На наше счастье, электрическая розетка на танцплощадке функционировала, мы быстренько расставили наши колонки и барабаны, настроили гитары, поцокали в микрофоны. Кое-какие потенциальные зрители уже сидели на лавочках, стоящих вдоль внутреннего круга танцплощадки, и с любопытством взирали на наши лихорадочные манипуляции.
Как только мощная звуковая волна первого электрического ми-мажора из «I Soy Her Stending Where» BEATLES накрыла зрителей, пропала дрожь в коленках и страх перед местными указующими и репрессивными органами. Мы мгновенно превратились в единый харизматический организм, источающий радость, энергию, свободу – все то, что было, есть и будет нервом, инстинктом настоящего рок-н-ролла. По мере того, как таял список нашего репертуара, росло число зрителей. Кто-то просто слушал, кто-то уже отплясывал, мы же распалялись все больше и больше: Саша Неганов крушил со всей силы свою ударную установку, я рвал тугие струны бас-гитары, а Иштван рычал в микрофон бесконечное «I Cап’t Get No Satisfaction». Зрители были в восторге, и когда, «огласив весь список», мы попытались вытащить шнуры из гитар, толпа заревела: «Еще, еще!!!» — и мы пошли на второй круг.
Конец выступления я помню плохо: кто-то пытался пощупать мою гитару, кто-то о чем-то спрашивал, кто-то просил показать аккорды. Бурлящая энтузиазмом толпа дотащила наши инструменты до остановки и закинула их вместе с нами в автобус.
С того многим памятного выступления я знаю, что такое настоящая слава, как она дается и за что. Меня и моих товарищей начали узнавать на улицах, а наиболее эмоциональные поклонницы кричали вслед: «Вон, вон битл пошел!» С тех пор я люблю электрогитары и красивых девушек – хотя знаю, что эта любовь стоит больших усилий и изрядной смелости.
* * *
В июле 1967 года, на каникулах, Иштван и Йошка уехали в Венгрию, Саша ушел в турпоход, куда двинулся Валя, не помню, а я отправился в школьный трудовой лагерь, располагавшийся тогда недалеко от Талдома, на берегу реки Дубны. С собой, конечно, взял гитару, несколько твердо берущихся мажорных и минорных аккордов и полтора десятка западных хитов, которые умел играть, хотя и не очень убедительно. Приехало нас человек 50, восьми- и девятиклассников, большинство было знакомы и до лагеря: Дубна – город маленький. По вечерам, после прополки морквы и скирдования сена, мы собирались возле костра, где я пел, что умел. У нас было две гитары. Моя являлась переделкой из семиструнки, декорированная цветными шариковыми ручками под «полуакустик» с переклеенным под шесть колков грифом. Через неделю интенсивной эксплуатации гриф на моей гитаре с хрустом проломил верхнюю панель, и пришлось ее повесить на стену палатки как бесполезный артефакт. Так как в лагере только я умел играть на гитаре, вторую семиструнку, привезенную кем-то из запасливых девушек, отдали мне. Быстро привыкнув к ней и перебирая как-то последовательность аккордов хрестоматийного тогда для бит-послушников «Дома восходящего солнца» в обратном порядке, я поймал себя на том, что мычу что-то свое. Так появилась моя первая песня «Старый город».
Это был, скорее, эмоциональный юношеский порыв. Месяц назад я последний раз побывал в родном Егорьевске, повидался с друзьями детства и с любимым дедушкой, служившим когда-то телеграфистом в штабе Орджоникидзе.
Так получилось, что в своей первой песне я как бы просил прощения у своих друзей, деда и родного города за то, что никогда туда не вернусь, за свою новую, лучше устроенную жизнь. Конечно, текст был по-детски наивен, но чувства, послужившие основой, глубоки, поэтому я очень редко пел эту песню боясь, что в какой-то момент на моих глазах навернутся предательские слезы.
Мы жили в брезентовых палатках, и эти вечерние стенания были слышны всему лагерю. Но, как не странно, мои творческие муки вызывали, скорее, сочувствие, нежели желание измазать меня ночью зубной пастой в лучших пионерских традициях.
Наша смена подходила к концу, мы провели отличный месяц, я более-менее уверенно научился играть на гитаре. Мне хотелось как-то запечатлеть произошедшее, и я начал придумывать «Водовоз» (или «Красные штаны», как иногда называют эту песню).
Сюжет лежал прямо передо мной. В буквальном смысле такого персонажа, как «водовоз» у нас в лагере не было. Но была лошадь и телега, на которую мы водружали бочку и ехали в деревню за колодезной питьевой водой.
Недалеко располагалось сельское кладбище, где мы иногда бродили. Мой дедушка был участником гражданской войны, а я только что (кажется, у Бабеля) прочитал, что ее героев иногда награждали «красными революционными штанами», к тому же дед хорошо играл на скрипке и обожал оперу.
В общем, все образы в песне были близки к реальности, меня окружавшей.
Честно сказать, я был довольно равнодушен к собственному опусу, для меня это был лишь знак благодарности за отлично проведенное лето. Но вскоре выяснилось, что песня нравится: тем, кто был со мною в лагере, одноклассникам, коллегам по ФОБОСУ, которые сразу предложили включить ее в репертуар (где она до сих пор и пребывает). Окончательно я понял, что написал что-то стоящее, когда «Водовоз» стала исполнять московская бит-группа КРАСНЫЕ ДЬЯВОЛЯТА – именно они сделали ее по-настоящему популярной. Потом я слышал много интерпретаций этого, как некоторые считают, «первого рок-н-ролла на русском языке». Приятно также, что он побывал в репертуаре раннего состава ЦВЕТОВ, куда ее привнес лидер и клавишник «дьяволят» Саша Соловьев, перешедший в ЦВЕТЫ.
Получив положительную реакцию со стороны слушателей, я начал заниматься сочинением песен уже сознательно.
* * *
…В конце августа наша группа воссоединилась: я приехал из Питера, Иштван и Йошка – из Будапешта, Саша Неганов – из турпохода.
И оказалось, что не только я, но и Иштван в каникулярное время занимался сочинительством, кое-какие заготовки были у Вали Смирнова. Мы срочно начали делать аранжировки для наших опусов, и где-то к середине осени в репертуаре группы появился небольшой блок собственных композиций, который публика принимала очень хорошо, даже если песня была на венгерском, т.к. Иштван на русском сочинять не пытался.
Помимо своих песен, Иштван привез из Венгрии несколько катушек свежайшей западной музыки в хорошем качестве, с десяток пластинок местных групп типа ИЛЛЕШ и МЕТРО и недавно вышедший альбом наших кумиров, BEATLES, с длинным названием Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band.
Никогда не забуду, как мы собрались у Иштвана дома, он включил очень редкую еще стереосистему «Симфония» на полную мощность и водрузил пластинку на мягкий резиновый диск, конверт которой мы изучали как археологи – саркофаг Тутанхамона. Такой шок я последний раз испытал тогда, когда впервые услышал три года назад Битлов по «Немецкой волне». Это была фантастическая музыка, музыка прошлого и будущего – музыка, выплавленная четырьмя ливерпульскими парнями (младшему – 23, старшему – 26) из симфонического золота прошлых веков в пылающем горниле рок-н-ролла. Именно в тот момент, когда прозвучал последний фортепианный аккорд, а мы сидели, завороженные до полной немоты услышанным, я понял, что занимаюсь делом, которому можно отдать всю оставшуюся жизнь. BEATLES сделали то, что не удавалось сделать до них нескольким поколениям эстрадных исполнителей: они превратили «легкую» музыку в высокое искусство.
Надо сказать, эстрадные исполнители в СССР в те времена считались людьми третьего сорта. Высшим сортом шли крупные партработники, заслуженные ученые, космонавты; первым – ударники коммунистического труда, офицеры с лампасами, члены Союза писателей; вторым – колхозники, инженеры, учителя, актеры, милиционеры. Были и небожители в лице теоретиков марксизма-ленинизма, членов Политбюро, разведчиков. А третий сорт… Артисты цирка и эстрады, лекторы общества «Знание», управдомы и бухгалтера, уличные сапожники и лимита. Вне какого-либо сорта пребывали уголовники и стиляги, алкоголики и наркоманы, бомжи, валютчики и спекулянты.
Я понимал, что если буду заниматься бит (рок)-музыкой, то, находясь в самом низу социальной лестницы, могу вообще никогда по ней не подняться. Об этом говорил и опыт моего отца, который как музыкант обладал неплохим творческим потенциалом.
В начале 50-х он написал песню «Размолвка» для одноименного спектакля, который шел по всему Союзу и иногда ставится до сих пор, а песня живет в Ютубе своей неприкаянной жизнью, часто с измененными мелодией, строчками и аккордами в интерпретации тех, кто ее помнит и под названием «Уходят трамваи».
До конца жизни он получал за нее по 150 рублей от ВУОАП на 9 мая и Новый год, хотя она не звучала на радио, ТВ или на танцах и в ресторанах, с чего взимались роялти для авторов. Когда я тоже стал членом организации по охране авторских прав, то поинтересовался там, за что папе платят деньги – песня давно не исполняется.
И выяснилось, что там существует специальный фонд, куда откладывают средства, не нашедшие своего хозяина: перепутали авторов, произведение, название и т.п., а деньги прислали. И из этого фонда авторам-фронтовикам посылают небольшие премии на главные праздники страны.
Если честно, на меня это произвело большое и трогательное впечатление. Тем не менее, папа всю жизнь проработал руководителем самодеятельных эстрадных коллективов за нищенскую зарплату. И мама, учитель пения, и папа вдоволь отведали пустой похлебки за свою жизнь, поэтому крайне негативно относились к моему увлечению, мечтая о том, что я получу хорошее высшее образование и стану достойным членом общества – например, инженером. Но их мечтам не суждено было сбыться, когда они, на свою голову, купили радиолу с КВ-диапазоном, которая стала для меня, как и для многих тогда, окном в другой – новый, прекрасный и необычайно интересный – мир.
Кстати, папа, несмотря на внутрисемейные конфликты, позволял нашей бит-группе репетировать в его комнате и на его оборудовании. И мы репетировали — и в ДК «Мир», и дома, и даже прихватывали время у своих «братьев по разуму» из БРИЗА во время посещения их занятий с дружеским визитом. Более того, через некоторое время ФОБОС начал играть на танцах, которые проходили много лет в Малом зале ДК «Мир». По воспоминаниям Саши Неганова, танцы были хорошей исполнительской школой, дисциплинировавших как коллектив, так и наш репертуар. У группы появились первые верные поклонники, а публика нас хорошо принимала.
Продолжение следует. Если вы хотите финансово помочь Сергею в издании книги, можно послать деньги на телефон или карту (контактные данные есть в ВК-сообществе «Бит. Книга воспоминаний»).
Больше материалов читайте на канале «МАШБЮРО: сибирское сообщество рок-н-ролла». Мы ВКонтакте и в TГ-канале. Присоединяйтесь!
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: