В деревне Заречье, что затерялась среди болот и березовых рощ, жила баба Дуня. Избушка ее стояла на самом краю, за речкой Гнилушкой, куда даже смелые мужики без нужды не ходили. А нужда случалась часто.
Дуня была женщиной невысокой, сухонькой, с глазами цвета мутной воды. Волосы носила всегда под темным платком, а на шее у нее висели странные узелки из трав да корешков. Говорили, что ей уже за восемьдесят, но выглядела она так, будто время обходило ее избу стороной.
Первый раз я к ней попала в детстве, когда заболела младшая сестренка. Матушка металась по дому, а температура у Машеньки все поднималась. Отец, плюнув на предрассудки, запряг лошадь и повез нас к бабе Дуне.
Помню, как она встретила нас на пороге, словно знала, что мы приедем. Взяла сестренку на руки, понюхала ее лобик и покачала головой:
— Порча это, милая. Сглазили дитя на крестинах. Завидущие люди попались.
Дуня занесла Машу в избу, а нас велела ждать на улице. Через окно я видела, как она водила над ребенком какими-то пучками трав, шептала что-то, а потом плевала в разные стороны. Странный был ритуал, но сестренка через час уснула спокойно, а к утру температура спала.
С тех пор к бабе Дуне в нашей семье относились с почтением и легким страхом.
Годы спустя я узнала от соседки тети Паши правду о колдунье из-за реки. Оказалось, что Дуня в молодости была красавицей, да только полюбила не того мужика. Женатого был, из соседней деревни. Обещал увезти ее, семью бросить, да только обманул. А когда узнала Дуня, что беременна, пошла к нему объясняться.
Не принял он ее, прогнал с порога. Тогда молодая Дуня встала посреди его двора и прокляла его род до седьмого колена. Говорят, что с тех самых пор в той деревне мужики долго не живут, а рождаются больше девочек, чем мальчиков.
Ребенка Дуня не доносила, а сама после того горя стала изучать травы да заговоры. К старой ведунье из соседнего села ездила учиться, потом сама книги какие-то добыла. Так и стала колдуньей.
Люди к ней шли с разными бедами. Кто-то лечиться, кто-то от порчи избавляться, а кто-то и наворожить что просил. Дуня никому не отказывала, но брала плату не деньгами, а странными вещами: то прядь волос попросит, то горсть земли с могилы родственника, то воду, в которой стирали крестильную рубашку.
Особенно славилась она снятием порчи и изгнанием злых духов. Помню, как к ней привозили из соседних деревень людей, на которых "что-то село". Один такой случай врезался в память навсегда.
Привезли к Дуне молодого парня Степана из деревни Дальней. Три месяца он не мог ни есть нормально, ни спать. Мучили его кошмары страшные, а по ночам он выл, как волк. Родители уже к докторам в город возили, да только те лишь плечами пожимали.
Баба Дуня посмотрела на Степана и сразу поняла, в чем дело:
— На кладбище ты недавно был? В полночь?
Оказалось, что Степан с друзьями поспорил, кто осмелится в полночь на старое кладбище сходить. Пошел он туда, да только не просто прошелся, а еще и бутылку об надгробие разбил, похвастался. А надгробие то было старое, еще дореволюционное, какого-то купца.
— Ну что ж, — сказала Дуня, — разбудил ты старого хозяина. Теперь он к тебе привязался. Надо его задобрить да отпустить с миром.
Всю ночь Дуня работала со Степаном. Сначала парила его в бане особыми вениками, потом водила по дому с горящей лучиной, читая заговоры. А под утро велела ему идти на то кладбище, поклониться разбитому надгробию и попросить прощения.
Степан сначала боялся, но Дуня дала ему узелок с травами и сказала:
— Держи в руке, пока не попросишь прощения. А потом оставь на могиле.
Так и сделал парень. С тех пор мучения его прекратились, только волосы поседели на висках, хоть было ему всего двадцать лет.
Но не только лечила баба Дуня. Случалось, и мстила тем, кто зло причинял слабым. Помню историю с Федором-пьяницей, который жену свою до полусмерти избивал. Сколько соседи ни вступались, сколько участковый ни приезжал — не унимался мужик.
Тогда жена его, Анна, пришла к Дуне с синяками под глазами и сломанной рукой. Баба Дуня посмотрела на нее, покачала головой и сказала:
— Терпеть больше не будешь. Завтра же уйдешь к матери. А мужа твоего я проучу.
Что она сделала — не знаю, но через неделю Федор слег с какой-то странной болезнью. Руки у него дрожать стали так, что стакан поднести не мог, а когда пытался кого-то ударить, рука сама поворачивалась и бил он себя. Мучился так месяц, пока не пришел к Дуне каяться и не поклялся больше руки на жену не поднимать.
Сняла с него Дуня порчу, но предупредила:
— Еще раз тронешь Анну — не жди пощады. В следующий раз совсем руки отсохнут.
Федор больше жену не трогал, даже пить бросил.
Умерла баба Дуня в глубокую зиму, одна в своей избушке. Нашли ее через три дня, когда дым из трубы перестал идти. Сидела она за столом, будто уснула, а перед ней лежала раскрытая книга в черном переплете.
Книгу ту никто читать не решился, похоронили вместе с Дуней. А избушка ее до сих пор стоит за речкой, только уже совсем трухлявая. Говорят, что иногда по ночам в окнах ее свет виден, а по утрам возле дома находят пучки трав, перевязанные красной ниткой.
Местные до сих пор верят, что дух бабы Дуни помогает тем, кто с чистым сердцем о помощи просит. А злых людей обходят стороной ее места — не ровен час, и покойница отомстит за обиды.
Так и живет в народной памяти колдунья из-за реки, которая всю жизнь боролась с чужим злом, хоть и сама несла в сердце незаживающую рану от первой любви.
***
А в вашей деревне есть колдуньи?