Галина Петровна поправила очки и в который раз перечитала строчки, написанные знакомым почерком матери. Лист бумаги дрожал в руках, а слова расплывались перед глазами от подступающих слёз.
— Читай вслух, Галь, — попросила Ирина, младшая сестра, устроившаяся рядом на диване. — Я с утра нервничаю, сама ничего не соображаю.
— «Завещаю всё своё имущество дочери, которая была рядом до последнего дня», — медленно проговорила Галина Петровна. — И всё. Больше ничего нет. Даже подписи толком не разобрать.
Ирина вскочила, начала мерить шагами небольшую комнату. Её каблучки стучали по паркету, создавая нервный ритм.
— Это что же получается? Мама специально так написала? Чтобы мы поссорились окончательно?
— Не знаю, Ира. Не знаю... — Галина сложила завещание, убрала в конверт. — Может, она думала, что всё понятно будет.
— Понятно! — фыркнула Ирина. — Очень понятно! Ты же всё время была при ней, ухаживала, лекарства покупала. Конечно, тебе всё достанется.
Галина Петровна посмотрела на сестру усталыми глазами. За последние полгода она постарела лет на десять. Бессонные ночи у маминой постели, беготня по врачам, бесконечные процедуры — всё это наложило отпечаток на её лицо.
— Ира, я же не по своей воле одна осталась с мамой. Ты сама сказала тогда, что у тебя работа, командировки, что не можешь...
— Не начинай! — резко оборвала Ирина. — Не все же могут позволить себе сидеть дома и играть в сиделку. У меня карьера, обязательства перед компанией.
— А у меня, значит, ничего нет? — тихо спросила Галина. — Я тоже работала, между прочим. Просто когда мама заболела, я взяла отпуск за свой счёт, потом ещё один...
— Ну и что теперь? Хочешь, чтобы я тебе спасибо сказала?
Галина встала, подошла к окну. Во дворе играли дети, их смех доносился через стекло. Когда-то они с Ирой тоже так играли, дружили, делились секретами. А теперь...
— Помнишь, как мама нас в детстве мирила? — негромко сказала она. — Сажала на этот же диван и не отпускала, пока не помиримся.
— Детство кончилось, Галя. Сейчас речь идёт о квартире в центре города. О дачном участке. О маминых накоплениях.
— Думаешь, мне это всё так просто достаётся? — Галина обернулась к сестре. — Я полгода не высыпалась! Мама по ночам вставала, могла упасть, я всё время на чеку была. А когда она в больнице лежала, я каждый день к ней ездила. Каждый!
— И что? Медаль хочешь?
— Хочется, знаешь ли, простого человеческого понимания. От родной сестры.
Ирина села обратно на диван, сжала кулаки.
— Понимания... А ты понимала, каково мне было, когда я приезжала к маме, а она только о тебе и говорила? «Галочка то, Галочка сё». Как будто у неё одна дочь.
— Она и о тебе говорила! Постоянно спрашивала, как дела на работе, как здоровье. Радовалась, что ты хорошо устроилась.
— Не лги, Галь. Я же видела, как она на меня смотрела. С упрёком. Типа, плохая дочь, мать бросила.
Галина Петровна вернулась на своё место, взяла со столика фотографию — мама с двумя маленькими девочками на даче.
— Ира, а ты помнишь, как мама заболела в первый раз? Ещё три года назад?
— Помню. И что?
— Помнишь, что ты тогда сказала?
Ирина нахмурилась, явно не желая вспоминать.
— Сказала, что это ерунда, что старики любят прихворнуть, чтобы внимание привлечь. И что нечего поддаваться на провокации.
— Точно. А я тогда к врачу её повела. Оказалось, что у неё уже серьёзные проблемы с сердцем были.
— К чему ты это всё?
— К тому, что мама не сразу решила, кому завещание оставить. Она ждала. Ждала, что ты... что ты тоже будешь участвовать в её жизни.
На лице Ирины что-то дрогнуло, но она быстро взяла себя в руки.
— Не перекладывай вину на меня. У каждого своя жизнь, свои обстоятельства.
— Мама до последнего надеялась, что мы будем заботиться о ней вместе. Помнишь, она всё спрашивала: «А когда Иришка приедет? А почему Иришка не звонит?»
— Хватит! — Ирина вскочила опять. — Хватит меня винить! Я не могла! У меня муж, ипотека, кредиты. Мне нужно было работать, зарабатывать!
— А я что, на пособие жила? Мне тоже деньги нужны были. Но когда родной человек болеет...
— Ты всегда была мамина любимица! С детства! Конечно, тебе легко было остаться, ты знала, что всё получишь!
Эти слова больно ранили Галину. Она встала, прошла к комоду, достала ещё одну бумагу.
— Вот, раз уж ты так думаешь, прочитай и это.
Ирина взяла листок, пробежала глазами строчки, нахмурилась.
— Что это?
— Письмо. Мама написала его месяц назад, дала мне, просила после похорон показать тебе.
— «Дорогая Иришка», — начала читать Ирина вслух. — «Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет. Не сердись на завещание, я знаю, оно кажется несправедливым. Но Галочка отдала мне полгода своей жизни, а это дорогого стоит. Она пожертвовала работой, личным временем, отношениями. Из-за меня у неё даже с Петровичем отношения разладились, он не выдержал, что она всё время занята...»
Голос Ирины дрогнул, она замолчала.
— Читай дальше, — тихо попросила Галина.
— «Но ты, Иришка, не думай, что я тебя не люблю. Люблю очень, горжусь тобой. Ты сильная, самостоятельная, сама себя строишь. А Галочка... она мягкая, добрая, ей труднее в жизни приходится. Вот я и решила ей помочь. Не дерись с сестрой из-за наследства. Разделите всё поровну, и пусть у вас будет мир. Это моя последняя просьба».
Ирина медленно опустила письмо на колени. По её щекам текли слёзы.
— Мама... Мамочка... — прошептала она. — Что же я наделала...
Галина села рядом, обняла сестру за плечи.
— Ира, мы обе виноваты. Я тоже не права была. Надо было настаивать, чтобы ты тоже участвовала в уходе за мамой. А я как-то сразу всё на себя взяла.
— Нет, Галь. Это я плохая дочь. Я думала только о себе, о своих проблемах. А мама... мама одна умирала, и только ты была рядом.
— Она не одна умирала. Я была с ней. И она до последнего дня говорила о тебе, вспоминала, как ты в детстве ей помогала, как заботилась.
Ирина всхлипывала, как маленькая девочка.
— Помнишь, мама говорила: «Семья — это когда в трудную минуту есть на кого опереться»? А я её бросила. В самую трудную минуту бросила.
— Не бросила. Ты просто растерялась. Мы все растерялись, когда поняли, что мама серьёзно болеет.
— Галочка, прости меня. И за завещание, и за то, что одну тебя оставила с мамой. Я такая дура...
— Ира, послушай меня, — Галина взяла лицо сестры в ладони. — Мама права написала. Мы разделим всё поровну. И квартиру, и дачу, и деньги. Как она и хотела.
— Но завещание...
— А завещание мы в суд подадим. Скажем, что формулировка неточная, что непонятно, кого именно мама имела в виду. Пусть разделят по закону, между двумя наследницами.
Ирина смотрела на сестру широко открытыми глазами.
— Ты серьёзно?
— Серьёзно. Мама не хотела, чтобы мы поссорились. А я чуть не испортила её последнюю волю.
— Но ты же имеешь право... Ты действительно была рядом до последнего дня.
— А ты моя единственная сестра. У нас больше никого нет, Ира. Только друг друга.
Они сидели обнявшись, и Галина чувствовала, как постепенно уходит тяжесть, которая лежала у неё на сердце все эти дни после похорон. Не из-за завещания — из-за ссоры с сестрой.
— Знаешь, Галь, а мама, наверное, специально так завещание написала.
— Как это?
— Ну подумай. Она же умная была. Понимала, что если напишет «Галине Петровне Крыловой», то я обижусь и мы навсегда поссоримся. А если «дочери, которая была рядом», то мы будем разбираться, спорить, и в итоге поймём, что глупо из-за денег родство терять.
Галина задумалась. Действительно, мама всегда была хитрой. И очень мудрой.
— Ещё и письмо это приготовила, — продолжала рассуждать Ирина. — Как будто знала, что именно так всё и произойдёт.
— Мама нас до конца воспитывала, — грустно улыбнулась Галина. — Даже после смерти урок преподала.
— Хороший урок. Правильный.
Они ещё долго сидели в маминой комнате, вспоминали детство, рассказывали друг другу о том, что происходило в их жизни за последние годы. Ирина призналась, что работа её совсем замотала, что с мужем отношения не ладятся, что она часто думала о маме, скучала, но не знала, как подступиться.
— Мне казалось, что раз ты рядом, то я не нужна. Что я только мешать буду.
— А мне казалось, что ты специально дистанцируешься. Что тебе наши проблемы неинтересны.
— Вот дуры мы, а, Галь?
— Ещё какие дуры.
Когда стало темнеть, Ирина собралась домой.
— Слушай, а давай дачу никому не продавать? — предложила она. — Давай вместе ездить будем. Как раньше, с мамой.
— Давай. И яблоню мамину приведём в порядок. Она так расстраивалась, что яблоки мелкие стали.
— И цветник восстановим. Помнишь, какие у неё георгины росли?
На пороге Ирина обернулась.
— Галь, а ты не думала, что мама, может, нас всю жизнь так воспитывала? Чтобы мы друг о друге заботились?
— Думала. И знаешь что? Она была права. Мы действительно должны друг о друге заботиться. Теперь у нас только мы и есть.
Ирина кивнула, крепко обняла сестру.
— Я буду чаще приезжать. И звонить буду каждый день.
— А я расскажу тебе про мамины последние месяцы. Всё расскажу. Она много говорила о тебе, много хорошего.
После ухода сестры Галина Петровна убрала завещание в шкаф. Рядом лежало мамино письмо. «Не дерись с сестрой из-за наследства». Больше драться не будет. Мама добилась своего — её дочери помирились. И поняли, наконец, что семья дороже любых денег.
На столе стояла фотография — мама с двумя девочками на даче. Галина взяла её, погладила пальцем мамино лицо.
— Спасибо, мам. За урок. И за то, что научила нас любить друг друга.
За окном зажглись фонари, и в их свете показалось Галине, что мама стоит рядом и одобрительно кивает. Завещание выполнено. Не то, что написано на бумаге, а настоящее. Мамино завещание любви.