Телефон зазвонил в четыре часа утра. Я подскочила на кровати, пытаясь сквозь сон понять, откуда этот пронзительный звук. Муж даже не шелохнулся, и только когда я щелкнула выключателем настольной лампы, он приоткрыл один глаз.
— Кто это в такую рань? — спросил он сонно, а я, уже схватив телефон, читала на экране: «Городская больница №3».
— Алло! — голос мой дрожал, предчувствие беды сжало сердце.
— Галина Петровна? — в трубке раздался спокойный женский голос. — Ваша дочь Яковлева Ольга доставлена к нам с травмами. Состояние стабильное, но требуется ваше присутствие для оформления документов.
Пол словно ушел из-под ног. Оля, моя Оленька! Что с ней могло случиться? Она же ночевала у подруги, они готовились к экзаменам.
— Что с ней? — я пыталась говорить, но голос срывался.
— Перелом руки, сотрясение мозга, ушибы. Приезжайте, вам всё объяснят на месте.
Александр уже включил свет и смотрел на меня испуганными глазами.
— Оля в больнице! — выдохнула я. — Поехали скорее!
По дороге я набрала Свету, подругу Оли, у которой дочка должна была ночевать. Трубку сняла заспанная мать Светы.
— Марина, извини за ранний звонок. Оля у вас?
— Нет, они со Светой ушли гулять после ужина, сказали, что в парк. Света еще не вернулась, я думала, они у вас.
Сердце сжалось еще сильнее. Что же произошло?
Дежурный врач, усталая женщина средних лет, встретила нас в приемном покое.
— Вашу дочь сбил электросамокат на набережной. Водитель двигался на большой скорости, не справился с управлением. У девочки перелом лучевой кости, сотрясение мозга, множественные ушибы. Мы наложили гипс, сделали все необходимые обследования. Состояние стабильное, но нужно наблюдение.
— Я могу её увидеть?
— Конечно, она в палате. Но сначала заполните документы.
Когда мы вошли в палату, Оля лежала с закрытыми глазами. Бледная, с ссадиной на лбу и загипсованной рукой. Рядом на стуле сидела заплаканная Света.
— Мамочка! — прошептала Оля, увидев меня, и слезы потекли по её щекам.
Я осторожно обняла дочь, боясь причинить ей боль.
— Что случилось, родная?
— Мы шли по набережной, — начала рассказывать Света вместо Оли. — Было уже поздно, людей мало. И вдруг откуда-то вылетел парень на электросамокате. Он несся очень быстро, вильнул и врезался прямо в Олю. Она упала, ударилась головой о бордюр. Он тоже упал, но тут же вскочил, стал кричать, что Оля сама виновата, что шла не по той стороне.
— Он был пьяный, — тихо добавила Оля. — От него пахло алкоголем.
— А полиция приезжала? — спросил Александр.
— Да, — кивнула Света. — Они быстро составили какой-то протокол на месте, опросили нас кратко, но тот парень всё твердил, что Оля сама виновата. И ещё к нему приехали какие-то люди, хорошо одетые, один всё время разговаривал с полицейскими в стороне.
Через несколько дней, когда Олю выписали, нам позвонили из полиции и попросили приехать для официальной дачи показаний. Сотрудник объяснил, что на месте происшествия был составлен только первичный протокол, а теперь нужно дать подробные показания и подписать все документы. Мы с дочерью направились в отделение, где нас встретил молодой следователь Игорь Сергеевич.
— Присаживайтесь, — сказал он, указывая на стулья. — Нам нужно уточнить некоторые детали происшествия.
Оля, всё еще бледная, с рукой в гипсе, робко села на краешек стула.
— Расскажите, как всё произошло, — обратился к ней следователь.
— Мы со Светой шли по набережной, по пешеходной дорожке. Было около одиннадцати вечера. Внезапно я услышала шум сзади, обернулась и увидела летящий на меня самокат. Я не успела увернуться. Помню только удар и как упала.
— А вы уверены, что шли по пешеходной дорожке, а не по велосипедной? — задал вопрос следователь, и что-то в его тоне мне не понравилось.
— Конечно, уверена! — возмутилась я. — Моя дочь знает правила.
— Дело в том, — продолжил Игорь Сергеевич, — что водитель самоката, Максим Леонидович Аверин, утверждает, что ваша дочь внезапно шагнула на велодорожку, где он двигался по правилам. У нас есть его показания и показания свидетеля.
— Какого еще свидетеля? — я почувствовала, как закипаю от возмущения.
— Друг Аверина, который ехал позади на другом самокате, подтверждает его версию.
— Так это же его друг! — воскликнула я. — А что говорит подруга Оли?
— Её показания мы тоже записали, но, понимаете, две девочки против двух взрослых мужчин... — следователь пожал плечами. — К тому же, на видеокамерах, которые есть на набережной, плохо видно место происшествия.
— То есть, вы хотите сказать, что моя дочь виновата в том, что её сбили?
— Я не говорю, что она виновата. Но в такой ситуации сложно определить, кто прав. Возможно, имеет смысл прийти к мировому соглашению. Аверин готов оплатить часть лечения, если вы не будете настаивать на его виновности.
Я не могла поверить своим ушам. Мою дочь сбил пьяный лихач на самокате, а теперь нам предлагают замять дело?
— Кто такой этот Аверин? — спросила я прямо.
Следователь замялся.
— Максим Леонидович — сын Леонида Аверина, владельца сети супермаркетов «ПродуктОпт».
Всё стало ясно. Сынок богатенького папочки откупается от проблем.
— Мы не согласны ни на какие соглашения, — отрезала я. — Моя дочь — пострадавшая сторона. У неё перелом и сотрясение мозга! Я буду добиваться справедливости.
Выйдя из отделения, я позвонила своей подруге Татьяне, которая работала юристом.
— Таня, мне нужна твоя помощь, — сказала я и рассказала всю ситуацию.
— Галя, это сейчас частая проблема, — вздохнула Татьяна. — Самокатчики носятся где попало, а когда случается беда, начинают выкручиваться. А уж если это сынок влиятельного человека... Но не переживай, будем бороться. Первым делом нужно найти независимых свидетелей.
— Но как? Было поздно, людей почти не было.
— А камеры? В городе много камер видеонаблюдения. Нужно подать запрос на сохранение записей с камер на набережной и в окрестностях.
На следующий день мы с Татьяной подали официальный запрос на получение видеозаписей и заявление о несогласии с ходом расследования. Параллельно Татьяна посоветовала обратиться в местную газету.
— Огласка — лучшее оружие против таких, как Аверины, — сказала она. — Они боятся испортить репутацию больше, чем потерять деньги.
Журналистка Елена Васильевна внимательно выслушала нашу историю.
— К сожалению, это не первый подобный случай, — сказала она. — В последнее время электросамокаты стали настоящим бедствием. Люди ездят без шлемов, не соблюдают скоростной режим, часто в нетрезвом виде. Законодательство не успевает за техническим прогрессом, и многие пользуются этой неразберихой.
Через два дня вышла статья под заголовком «Дочь сбили на самокате, а виноватой считают её». В ней Елена не называла имен, но четко описала ситуацию, когда сын влиятельного бизнесмена пытается уйти от ответственности. Статья вызвала бурную реакцию в городе.
После публикации на нас вышла женщина, Ирина Сергеевна, которая работала в кафе рядом с местом происшествия. Она как раз закрывала кафе и видела аварию.
— Я всё видела, — сказала она. — Эти двое на самокатах неслись по набережной, громко смеялись, вели себя явно нетрезво. Они ехали не по велодорожке, а прямо по пешеходной части. Я еще подумала — не к добру такая езда. И точно: через минуту услышала крик и увидела, как девочка упала.
— Вы готовы дать официальные показания? — спросила Татьяна.
— Конечно, — кивнула Ирина Сергеевна. — Я просто не знала, что дело пытаются замять. Прочитала статью и поняла, что нужно вмешаться.
С новым свидетелем мы снова отправились в полицию. Но там нас ждал сюрприз — дело передали другому следователю, некому Петрову Виктору Андреевичу.
— Я изучил материалы, — сказал он сухо. — И пока склоняюсь к версии, что ваша дочь нарушила правила движения по набережной.
— У нас есть независимый свидетель, — сказала я и представила Ирину Сергеевну.
Следователь неохотно записал её показания, но было видно, что он настроен скептически.
— А что касается друга Аверина, который якобы подтверждает его версию, — добавила я, — разве его можно считать объективным свидетелем? Он его друг, очевидно будет покрывать! Если он ехал позади, как он вообще мог четко видеть, кто и куда шагнул в момент столкновения? Да и судя по словам очевидцев, они оба неслись на такой скорости, что вряд ли вообще что-то могли разглядеть.
Следователь смутился, но потом снова принял официальный вид.
— Я рассмотрю все показания, — сухо ответил он.
— Я думаю, нужно обратиться в прокуратуру, — сказала Татьяна, когда мы вышли. — Здесь явно есть заинтересованность в определенном исходе дела.
В тот же вечер мне позвонили с незнакомого номера.
— Галина Петровна? — раздался мужской голос. — Меня зовут Леонид Аверин. Я хотел бы поговорить с вами о сложившейся ситуации.
— Нам не о чем говорить, — отрезала я. — Общайтесь через моего адвоката.
— Послушайте, — в голосе появились просительные нотки. — Я понимаю ваше возмущение. Но мой сын — хороший мальчик, просто немного безответственный. Я готов полностью оплатить лечение вашей дочери, компенсировать моральный ущерб. Назовите сумму.
— Дело не в деньгах, — ответила я. — А в том, что ваш сын мог убить мою дочь и даже не считает нужным признать свою вину.
— Если это вопрос принципа, я поговорю с Максимом. Он принесет извинения. Просто подумайте о том, что судебные разбирательства — это долго и нервно для всех. Особенно для вашей дочери.
Я задумалась. Может, и правда, проще получить компенсацию и забыть это как страшный сон? Но потом вспомнила заплаканные глаза Оли, её страх и боль.
— Извините, но я буду добиваться справедливого расследования.
Леонид Аверин вздохнул.
— Как хотите. Но имейте в виду, что наша судебная система несовершенна. И не всегда правда побеждает.
Это прозвучало как угроза, и я рассказала об этом разговоре Татьяне.
— Запугивает, — кивнула она. — Но мы не отступим.
Через день после моего разговора с Авериным-старшим, Елена Васильевна снова связалась со мной.
— У меня есть интересная информация, — сказала она. — Оказывается, сын Аверина уже дважды попадал в подобные истории. Год назад он сбил пожилого мужчину, а до этого врезался в женщину с коляской. В обоих случаях дела замяли.
— Откуда вы это знаете?
— Журналистское расследование, — усмехнулась Елена. — Нашла пострадавших, поговорила с ними. Они согласились дать комментарии для новой статьи. Кроме того, я запросила в городской администрации информацию о том, сколько несчастных случаев с участием электросамокатов произошло за последний год. Цифры ужасают — 42 случая, из них 15 с серьезными травмами.
Новая статья Елены вызвала еще больший резонанс. В редакцию стали обращаться другие пострадавшие от электросамокатов. История переросла в общественную дискуссию о необходимости регулирования движения этого вида транспорта.
А потом произошло неожиданное. Мне позвонила Светина мама и сказала, что Света призналась ей — у неё есть видео с того вечера.
— Она снимала короткие ролики для своего блога, а потом просто забыла выключить камеру, когда они гуляли по набережной, — объяснила Марина. — Телефон был в кармане куртки, направлен вперед, и момент столкновения случайно попал в кадр. Но она боялась показывать это видео, потому что вы запрещаете девочкам вести соцсети, да и сама была в шоке после происшествия.
Я даже не стала ругаться по поводу запретов и блога. Главное — у нас появилось важное доказательство!
На видео четко было видно, как девочки идут по пешеходной дорожке, а сзади на большой скорости вылетают двое парней на самокатах, причем едут они именно по пешеходной части. Один из них, виляя, врезается прямо в Олю. Запись обрывается в момент падения, но и этого было достаточно.
С этим видео мы направились прямо в прокуратуру. Там нас внимательно выслушали и обещали взять дело под особый контроль.
Через неделю следователя Петрова отстранили от дела, а расследование передали в специальный отдел. Новая следовательница, Надежда Павловна, тщательно изучила все материалы, опросила свидетелей и пришла к выводу, что вина полностью лежит на водителе самоката.
— Во-первых, он двигался по пешеходной дорожке, что запрещено, — объяснила она нам. — Во-вторых, превышал допустимую скорость. В-третьих, находился в состоянии алкогольного опьянения, что подтверждается показаниями свидетелей.
— Но разве к самокатам применяются правила дорожного движения? — спросила я. — Я читала, что юридически это как-то не определено.
— С недавних пор в нашем городе, как и во многих других, самокаты официально признаны средствами индивидуальной мобильности, и на них распространяются особые правила, — пояснила Надежда Павловна. — Наезд на пешехода в таком случае приравнивается к нарушению ПДД. К тому же, вождение в нетрезвом виде запрещено на любом транспортном средстве.
Максиму Аверину предъявили обвинение в нарушении правил дорожного движения, повлекшем причинение вреда здоровью по неосторожности. Кроме того, ему грозил штраф за вождение в нетрезвом виде.
Леонид Аверин снова связался со мной, но теперь его тон изменился.
— Я приношу свои искренние извинения за поведение сына, — сказал он. — Насчет предыдущих случаев... я платил адвокатам, думал — просто мелкие неприятности, которые можно решить деньгами. Мне говорили, что никто серьезно не пострадал. Я не вникал в детали, был слишком занят бизнесом. А теперь понял, насколько всё было серьезно, и как я был неправ, покрывая Максима. Я полностью оплачу лечение вашей дочери и моральный ущерб. И обещаю, что мой сын понесет заслуженное наказание.
Суд приговорил Максима Аверина к общественным работам и крупному штрафу. Конечно, наказание можно было бы считать довольно мягким, учитывая тяжесть травм Оли и предыдущие инциденты, но хотя бы он не ушёл совсем безнаказанным, как раньше. Важнее было то, что история получила продолжение на городском уровне. Местные власти, под давлением общественности, разработали новые правила использования электросамокатов: ограничение скорости в общественных местах, запрет на езду в нетрезвом виде, обязательное использование шлема и наколенников.
Олю в школе теперь называют героиней — ведь благодаря её случаю в городе стало безопаснее. А я поняла, что никогда нельзя опускать руки, даже если кажется, что система работает против тебя. Правда и справедливость стоят борьбы.
Но самым неожиданным для меня стал разговор с Леонидом Авериным после суда.
— Знаете, — сказал он, глядя мне прямо в глаза, — я благодарен вам.
— За что? — удивилась я.
— За то, что не согласились на сделку. Если бы вы тогда приняли деньги, мой сын никогда бы не понял, что за свои поступки нужно отвечать. А теперь... теперь, мне кажется, он начал меняться.
Домой я возвращалась с легким сердцем. Не всегда в жизни можно добиться справедливости, но иногда настойчивость и вера в правду творят чудеса. А когда я увидела улыбающуюся Олю, которая наконец-то сняла гипс, я поняла, что все наши усилия стоили того.