— И не стыдно тебе? Совесть совсем не мучает? А ты случайно не хочешь исправить то, что натворил?
— Почти всегда есть две версии, — довольно миролюбиво ответил хозяин и шагнул назад. Вроде бы не приглашение, но и отказом не назовёшь. Лида вошла.
Стесняться в выражениях Лида не собиралась, заранее отрепетировала речь. С отцом она раньше никогда не встречалась, но точно знала, что живёт здесь, в Кореновке. И что дом угловой, с непомерной верандой размером с полдома и двумя липами-великанами. Последний по улице, сразу от забора начинается малинник, за ним — непролазный лес. Мама часто рассказывала, что да как, и для Лиды все эти маленькие истории постепенно слились в большую и некрасивую сказку про принца, который так и не спас бедную пастушку. В детстве было обидно — мама заслуживала стать королевой. А теперь… эх, что тут говорить.
Деревня с дороги виделась обитаемой — окна не битые, дворы бурьяном не поросли. Вот только ни единого человека не промелькнуло между штакетинами, ни одна собака не залаяла, а брошенные кое-где вещи явно не меньше года лежали под солнцем и снегом. Лида опасливо шла по грунтовке и всё заглядывала поверх ограды, но соседей так и не заметила.
Веранда и правда была огромная, но Лида решительно пересекла дощатый настил и постучалась, пока страх не разросся до ощутимой паники. Внутри шагов не слышались, но дверь распахнулась сразу на всю ширину. Высокий мужчина с лёгкой проседью и мягкими чертами лица приветливо уставился на девушку, явно ожидая каких-то слов.
Обвинительное вступление мигом выветрилось из памяти, слишком уж спокойно смотрел отец, а ведь её сходство с матерью очевидно. Лида ждала, что тот хотя бы смутится, но эти глаза смотрели открыто, с искренней добротой.
— Узнал меня? — погромче фыркнула Лида, чтобы с ходу не растерять запал. — Знаю, я очень похожа на маму.
— Ты красивая.
Вот так просто, как картину на выставке оценил. И снова молчание. Нейтральное, без подтекста.
— И это всё, что ты хочешь сказать? — разговор как-то не клеился, и Лида мучительно вспоминала, что надо сказать в первую очередь. И почему он не спрашивает про маму?
Тогда она и выпалила тот глупый вопрос про вину, словно сказанное вслух делает ожидание реальным.
— И не стыдно тебе? Совесть совсем не мучает? А ты случайно не хочешь исправить то, что натворил?
— Почти всегда есть две версии, — отец посторонился, и после некоторого колебания Лида нырнула внутрь.
— Ну, расскажи свою! — Лида топнула ногой и только потом осмотрелась.
Комната выглядела так, словно кто-то устроил кухню прямо в лавке древностей. Вместо плиты печка и вычурный самовар, на полках банки с обычной консервацией теснятся с толстыми кожаными фолиантами, наверняка безумно дорогими и редкими. Лида поискала глазами чашу-череп или что-то настолько же дикое, но вдруг узнала мать в нескольких незатейливых статуэтках из дерева. Серых и блёклых, как если бы мастер после резки забыл обработать материал. Но сходство кричало само за себя — поставь их рядом, и Лиду или её мать узнали бы из тысячи женщин.
— Выпьешь? — отец налил тягучую как смолу жидкость в железную походную кружку и протянул гостье.
Пахло, если честно, потрясающе, но Лида упрямо помотала головой.
— Нет. Расскажи свою версию.
— Лучше скажи, зачем ты приехала.
— Не спросишь, как моя мама?
— И как наша мама? — механически вернул отец.
— Отмучилась. Долго болела.
— Печальная новость. Надеюсь, ты в порядке?
— Нет, не в порядке! Она страдала целых три года, а ты ни разу не навестил её! Почему?
— Не знал, что она болеет. Как тебе такой вариант?
— Мама тебе писала!
Отец пожал плечами.
— Наверное, я пропустил сообщение.
— Да ты просто монстр! Как можно быть настолько равнодушным?
— Допустим, я монстр. Что привело сюда тебя? — он выделил последнее слово, как скрытое предупреждение.
Лида сцепила руки перед собой. Рюкзак с нехитрыми вещами неожиданно стал тяжёлым.
— Мне негде жить. В последние годы мы с мамой жили по знакомым, а потом в больнице, мне разрешали спать в коридоре, но больше я не могу там оставаться. Некуда больше пойти.
— И ты решила, что будешь жить у меня?
— Ну да! Школу я окончила, могу работать где-нибудь поблизости или помогать тебе с хозяйством. В конце концов, у тебя всё натуральное, значит, лишние руки всегда нужны.
— А что ты умеешь? — его выражение впервые стало строгим и серьёзным.
— Готовить, убирать. Огород тоже…
— Ясно, — выразительно протянул он, словно она сморозила глупость.
— Ты мой отец! Неужели так трудно на время приютить меня? Накоплю денег и потом съеду.
— Поблизости нет работы. Такой, где платят деньги. Как ты сюда добралась?
— Шла вокруг леса. Мама научила, где сойти с электрички и как обойти плохие места.
— И ты не заметила, что в деревне нет людей?
— Заметила. Где они, кстати?
— Ушли. Давно, — он странно ухмыльнулся, — я тут один. И мне это, пожалуй, нравится.
— Так что, прогонишь родную дочь?
— Ты можешь остаться, но ездить на работу полдня… Звучит не очень. Уверена, что хочешь жить в глуши?
— Да, уверена. Мне нужно прийти в себя, просто побыть где-то, где не ждут, что я поскорее исчезну.
— И ты думаешь, это место здесь?
— Да. Мама говорила, что ты добрый. Внутри. Может быть, со сложным характером, но на деле добрый. И ещё она говорила, что я всегда могу на тебя положиться.