Василиса лежала на жёсткой кровати и размышляла. Хотя противно зудящая спина не давала сосредоточиться, ещё и Борзота, развалившись под боком, возмущалась, когда Васёна пыталась найти удобное положение. Вот она теперь точно знала, почему люди раньше любили рано вставать. Да разве на такой кровати поваляешься? И нафиг такой матрас нужен? Наверное, на голых досках и то удобнее бы лежалось.
— Так, что мы имеем? — умостившись поудобнее и потревожив в очередной раз кошку, думала девушка. Нет, парень. Ещё же надо себя принять таким, как есть. Парень она теперь, парень! Василиса подтянула к груди одну ногу. Увалень какой-то. Пузо отожрал. Хотя нет… Она провела рукой по животу — мышцы сплошные. Качок, что ли? Она ещё и тупая? О-о-о-о-о! Ну, Бабка Ёжка! Так о чём это она? Ага, дальше. Что? Да блин, ведьма она или не ведьма!
Хотя… какая ведьма? Ведьма — от слова «ведать», а она? Что там Варварушка успела рассказать? Себя надо слушать? А как? Кроме зуда в спине ничего не слышно.
В стене что-то зашуршало. Ещё и мыши. Или крысы… Короче, живность какая-то. Не домовой же! Или…? Точно! Как там Миша делал?
— Покажись, — садясь на кровати, пробормотала Василиса.
Ничего. Никто и не собирался показываться. Лишь тихое «хи-хи» прозвучало над ухом. Или показалось? Рядом села Борзота, издала тихий скрип. Ну, не мяукают так кошки. Уставилась на Васёну своими жёлтыми глазами.
— Что? Знаю, что уверенно надо. А как? Голосище, как иерихонская труба. Кстати, а что такое «иерихонская труба»? — Василиса уставилась на кошку. Та, чуть склонив голову набок, не мигая, глядела девушке в глаза. То есть парню… Зеркало надо. Интересно, красавчик или так себе? Хорошо бы красавчик.
Умчавшиеся в другом направлении мысли вернула назад Борзота своим тихим скрипом-мявом.
— Сейчас, — заверила кошку Василиса, прочистила горло, произнесла гласные, настраиваясь на серьёзный лад. Оглохнуть можно от такого голоса.
— Покажись, — строго приказала… тьфу ты, приказал Акинфий.
— Ну, надо чего? — недовольно пробурчал появившийся вдруг посреди комнаты человечек.
Борода лопатой, глазки-угольки из-под густых пшеничного цвета бровей, острый носик едва выглядывал над густыми светлыми усами. Голова лысая, макушку прикрывала чёрная шапочка. Длинная рубаха по последней моде оверсайз. Воротник вышит красными и синими узорами. Талию перетягивал пояс, сплетённый из трёх разноцветных лент: красный, синий, зелёный. Поверх широких серых брюк на ноги намотаны белые куски ткани, красиво перетянутые шнурком. Сами ножки — маленькие, словно у младенца, обуты в лапоточки.
— А зелёный при чём? — осмотрев появившегося человечка, поинтересовалась Василиса.
— Чего? — человечек вытянул голову в сторону Васёны, округлив глазки-угольки. — Какой зелёный? Звал — чего?
— Ну, на вышивке у тебя синий и красный, брюки серые, носки белые. А на поясе зелёный. — пояснила Василиса.
— Тебя откуда принесло? Нежить. Не знал, не гадал, что с нежитью жить буду в одних стенах. — проворчал домовой.
— Сам ты нежить, — обиделась Василиса. — Я к вам не просилась, Баба Яга отправила.
— Да ну? — Домовой уважительно глянул на неё. — А я-то вчера смотрю — назад покойника волокут. Думаю, ну, Авдотья умом тронулась. Не смогла сына похоронить. Потом пригляделся — а они, нежить, в дом тянут. Сразу хотел тебя метлой поганой вышвырнуть. А потом решил посмотреть. Думаю, раз тело заняла — наверное, дело есть. А ты вон как… Ягиня послала. — Домовой уважительно глянул на Василису. И только Борзота, фыркнув, отвернулась.
— А у тебя имя есть? — поинтересовалась Василиса, помня, как вежливо разговаривал с домовым Миша.
— Ну, так Демидом кликать можешь. Оно ж настоящее моё имя язык твой не выговорит. А Демид мне нравится. А коли уважительно — так Демидыч отчеством буду.
— Демид Демидыч, значит. А я Василиса, — представилась девушка.
— А ты Акинфий, — фыркнул домовой. — Акинфюшка, так мать тебя зовёт.
Василиса лишь отмахнулась.
— Временно это. Демид Демидыч, ты бы просветил меня. А то я баран бараном. Кто, что, чем по жизни этот бугай занимался. Кого любил, кому морду бил?
— Кому морду бил — не знаю. По этой части у них Прошка. Оболтус. Гришка — тютя, а ты в отца. Хваткий такой же. Только отец твой, Никита, вокруг себя всё собирает, пополняет, так сказать, богатство. А тебя всё в края дальние тянет.
Домовой устроился рядом на кровати, заглянул Василисе в глаза.
— Помнишь то, за что тебя запароли?
— Откуда? — пробурчала Васёна. — Своё помню, про этого… — она хлопнула себя по животу, — ничего не знаю. Даже год какой не знаю.
— 7208 от сотворения мира, — подсказал домовой.
У Василисы ёкнуло сердце. Девичья память услужливо подсказала: «старый стиль». Кажется, минус пять тысяч лет. Или чуть больше. «Кажется, Пётр Первый у власти. Вот блин, и история пригодилась. Не зря хорошо училась».
— А царь у нас? Пётр Первый? — уточнила она.
— У вас, кажись, да. А у нас царев нет. Боги есть, а царев не кормим, — хихикнул Демид Демидович.
— А запороли-то меня за что? — продолжила допрос Василиса.
— Так меня там не было. Дворовой рассказывал. Вы с батей по кузнечному делу охочи. Ох и славно это у вас получается. Ружьё батька твой приносил — ох и ладное! Барину понравилось. Никите людишок дали, под руку то. Дело своё разрешили. А барину, значит, оплата. Остальное Никита себе, на карман. Царю вашему много ружей надо. А тебе железо не нравится. Чего-то не так с ним. Мне-то оно не надо, да и дворовому тож. Мы всё по дому больше. Это вас, людишек, всё от дома воротит. Всё куда-то надо.
— Ты про меня рассказывал, — перебила домового Василиса.
— Так я и про тебя! — рассердился домовой. — Что и говорю, возраст не уважаете, всё от дома бежать надо. И тебе надо. Пояс, где-то каменный лежит, а там бают — железа нужного много. Кто первый придёт, тот и возьмёт. Ты сказкой этой бредишь. А тут дьяк посольского приказу приехал, недоимки собирать, али ещё за какой разницей. Они с барином вашим погулять вышли. На кузницы посмотреть. Оно же Тула. Тут заводиков на каждом углу. И все ружейные мастера.
А ты бух на колени перед дьяком и ему сказку эту про пояс каменный. Вот, чтобы языком не трепал — тебе двадцать плетей и прописали. А ты ж у нас — он какой, Гоголь вымахал! Одному по зубам, другому. Еле скрутили. И ещё тридцать плетей добавили. А оно каты без зубов остались по твоей милости, отыгрались на твоей спине. Тебе Мара чашу свою и поднесла. А оно, видишь, как. Видать, нужен Акинфка в яви. Почти вернули, — закончил домовой.
— Зеркало бы мне. У тебя нет? — поинтересовалась Василиса.
«Вот, значит, что Яга за ошибку говорила. Нет Акинфия Демидова — нет плавильных заводов. Нет пушек — шведы войну выиграют. Ну хоть задача ясна стала. Каменным поясом Уральские горы называли… если память не обманывает. Эту идею только царю подавать надо. Он, по книгам, шибко прогрессивный был. А где царя взять? Василиса в Туле. Царь в Санкт-Петербурге. Или нет, в Москве. Санкт-Петербург ещё не строили»
Василиса отчаянно заскребла спину, куда смогла достать.
— Чешется? — участливо поинтересовался домовой.
— Жуть как. Только и думаю, как почесаться, — пробурчала Васёна, осматривая комнату в поисках чего-нибудь длинного.
— Ты к луговому сходи. Скажи от меня, — приказным тоном продолжил Демид, — кровохлёбки пусть даст. Душицы да ромашка нужна. Полевая. Ясно?
— Зачем?
— Лечить тебя буду, дурень. Или ты в этом теле пожизненно хочешь остаться?!
— Ты меня домой можешь вернуть? — воскликнула Василиса, моментально забыв о спине.
— Я? Откель? Яга тебя сюда прислала, Яга и вернуть должна. А послала с заданием. Вот и выполняй, — хохотнул домовой и тут же исчез.
На пороге замаячила мать.
Продолжение здесь👇