Виктор Сергеевич долго не мог привыкнуть к мысли, что Верочки больше нет. Вечерами стоял у окна, курил одну за другой, и ему казалось, что скрип входной двери вот-вот возвестит о ее возвращении. Но дверь молчала. Молчала уже третий месяц.
Двухкомнатная квартира на Садовом кольце – то, что осталось от их совместной жизни, помимо воспоминаний и фотографий в старом альбоме. Тридцать два года вместе. Не было детей – не случилось, но была любовь. Настоящая, без надрыва и пафоса, простая как хлеб и вода.
Звонок в дверь раздался резко, настойчиво. Виктор Сергеевич вздрогнул, отложил недочитанную книгу и, кряхтя, поднялся с дивана. Семьдесят два года – не шутка, колени ныли постоянно, особенно к непогоде.
На пороге стояла девушка лет двадцати пяти, с острым подбородком и тонкими губами. В руках – увесистая папка с документами.
– Здравствуйте, Виктор Сергеевич. Я Марина, племянница Веры Михайловны. Можно войти?
Он растерянно посторонился, пропуская незваную гостью. Верочка никогда не рассказывала о племяннице. Вообще о родственниках говорила мало и неохотно – давняя семейная ссора, корни которой уходили в прошлое, задолго до их встречи.
– Присаживайтесь, – Виктор Сергеевич указал на кухонный стол. – Чай, кофе?
– Не стоит, – отрезала девушка. – У меня мало времени.
Она щелкнула застежками папки и выложила перед ним стопку бумаг.
– Вот свидетельство о смерти тети Веры, а вот – заверенное нотариусом завещание. Квартира переходит мне. По закону я ее наследница, а вы тут никто.
Виктор Сергеевич смотрел на бумаги, но строчки расплывались перед глазами. В горле пересохло.
– Какое завещание? Мы с Верой оформили дарственную друг на друга много лет назад...
– Это завещание составлено полгода назад, – перебила Марина. – Оно имеет приоритет над всеми предыдущими документами. У вас есть неделя, чтобы собрать вещи и освободить жилплощадь.
Анатолий Петрович Кравцов, адвокат с тридцатилетним стажем, откинулся на спинку кресла и поправил очки в тонкой металлической оправе. Перед ним сидел пожилой мужчина, которого, казалось, согнуло под тяжестью навалившихся проблем.
– Значит, говорите, никогда раньше не слышали о племяннице?
– Никогда, – Виктор Сергеевич покачал головой. – Вера мало рассказывала о своей семье. Знаю только, что у нее был брат, но они не общались с молодости. Какая-то давняя обида... Она не любила об этом говорить.
– И вдруг появляется эта Марина с завещанием, – Анатолий Петрович постучал карандашом по столу. – Хм, интересно. А можно взглянуть на копию?
Виктор Сергеевич протянул бумаги. Адвокат внимательно изучил документы, периодически делая пометки.
– Завещание составлено грамотно, заверено нотариусом Савельевым. Знаю такого, работает в центре. Солидный специалист... Странно, что ваша супруга не поставила вас в известность о таком серьезном решении.
– Это невозможно, – тихо произнес Виктор Сергеевич. – Вера никогда бы так не поступила. Мы всё делали вместе, советовались друг с другом. А последние полгода... она болела, часто лежала в больнице. Когда бы она успела?
Адвокат задумчиво почесал подбородок.
– А вы не замечали ничего необычного в ее поведении? Может, странные звонки, визиты незнакомых людей?
– Нет... хотя, – Виктор Сергеевич нахмурился, – был один случай. Примерно за месяц до ее смерти. Я вернулся из аптеки раньше, чем планировал. В квартире был какой-то мужчина. Вера представила его как своего двоюродного брата Павла. Сказала, что он проездом в Москве, решил навестить. Я удивился – она никогда о нем не упоминала. Но Вера была такой взволнованной, что я не стал расспрашивать.
– Опишите этого Павла.
– Высокий, лет сорока пяти, подтянутый. Говорил быстро, словно торопился. Темные волосы с проседью, залысины. Еще запомнился шрам над бровью, тонкий, но заметный.
Анатолий Петрович что-то записал в блокнот.
– Виктор Сергеевич, а у вас есть какие-нибудь документы на квартиру? Что-нибудь, подтверждающее ваше право собственности или право пользования?
Старик кивнул и достал из потертого портфеля папку с документами.
– Здесь всё. Дарственная от Веры на мое имя десятилетней давности. Правда, мы тогда решили не регистрировать переход права собственности, чтобы не платить лишние налоги... Думали, успеем потом.
Адвокат просмотрел бумаги и покачал головой.
– К сожалению, незарегистрированная дарственная не имеет юридической силы. Но не отчаивайтесь раньше времени. Завещание можно оспорить, если докажем, что Вера Михайловна подписывала его в недееспособном состоянии или под давлением. Учитывая ее болезнь, это вполне возможно.
– Что мне делать? Эта Марина требует, чтобы я съехал через неделю.
– Никуда не съезжайте, – твердо сказал Анатолий Петрович. – Мы подадим заявление в суд об оспаривании завещания и одновременно установим ваше право пользования жилым помещением как супруга. Пока идет судебное разбирательство, вас никто не имеет права выселить.
Квартира номер 47 в старом доме на Садовом кольце хранила в себе истории нескольких поколений. Высокие потолки с лепниной, старый паркет, который уютно поскрипывал под ногами, массивные двери с бронзовыми ручками – всё это помнило другую эпоху.
Вера Михайловна любила эту квартиру. Они с Виктором въехали сюда сразу после свадьбы – ему тогда было сорок, ей тридцать восемь. Поздняя любовь, о которой она уже и не мечтала.
В их первую встречу – на концерте симфонического оркестра в Консерватории – он пролил на ее светлое платье красное вино и, смущаясь, предложил компенсировать ущерб ужином. Она засмеялась и согласилась. Через полгода они поженились.
Виктор Сергеевич сидел на кухне, перебирая старые фотографии. Вот они с Верой в Крыму, загорелые, счастливые. А вот – в Петергофе, на фоне фонтанов. И еще одна – возле их подъезда, в день новоселья.
Телефонный звонок прервал его воспоминания.
– Виктор Сергеевич? Это Анатолий Петрович. У меня новости, и, боюсь, не самые приятные. Я навел справки о нотариусе Савельеве. В указанном в завещании адресе нотариальной конторы такой никогда не работал. Более того, в реестре нотариусов Москвы нет никого с такой фамилией.
– То есть... завещание поддельное?
– Вероятно. Но нам нужно провести экспертизу, чтобы доказать это. Подпись вашей супруги могла быть подделана или поставлена под принуждением. Я уже подал заявление в суд и ходатайство о проведении почерковедческой экспертизы.
– Слава богу, – выдохнул Виктор Сергеевич. – Значит, всё разрешится?
– Не торопитесь с выводами. Марина уже наняла адвоката, и, судя по всему, неплохого. Они настаивают на подлинности документа и требуют немедленного выселения. К тому же... – адвокат замялся.
– Что еще?
– Появились новые обстоятельства. Марина предоставила суду медицинское заключение о том, что в последние месяцы жизни Вера Михайловна страдала от серьезных проблем с памятью. И якобы именно поэтому она решила обеспечить будущее единственной родственницы, о которой вспомнила в моменты просветления.
Виктор Сергеевич крепко сжал трубку.
– Это ложь. У Веры не было проблем с памятью. Она до последнего дня читала, обсуждала со мной книги, помнила все даты, имена... Да, она слабела физически, но разум оставался ясным!
– Я вам верю, – успокаивающе произнес адвокат. – Но нам нужны доказательства. Есть ли у вас контакты лечащего врача Веры Михайловны? Возможно, он сможет опровергнуть эти заявления.
– Да, конечно. Доктор Наумов, Дмитрий Александрович. Он наблюдал ее до самого конца, приходил домой, когда Вера уже не могла ходить в поликлинику.
– Отлично. Я свяжусь с ним. И еще, Виктор Сергеевич... Будьте осторожны. Не общайтесь с Мариной без свидетелей, не подписывайте никаких бумаг. Если она снова придет, сразу звоните мне.
Марина нервно постукивала пальцами по столу в небольшом кафе на Чистых прудах. Напротив сидел мужчина средних лет со шрамом над бровью – тот самый "двоюродный брат Павел", которого видел Виктор Сергеевич.
– Ты обещал, что всё пройдет гладко, – прошипела Марина. – А теперь этот старик нанял адвоката и собирается оспаривать завещание!
– Успокойся, – мужчина отхлебнул кофе. – Мы предусмотрели такой вариант. Документы сделаны чисто, комар носа не подточит.
– А если проведут экспертизу? Если выяснят, что подпись подделана?
– Не выяснят. Я же объяснял – мы использовали настоящую подпись твоей тети, просто перенесли ее с другого документа. Технически это называется "монтаж", а не подделка. Да и нотариус... точнее, печать нотариуса, тоже настоящая. Одолжили у знакомого на пару часов.
Марина нервно оглянулась по сторонам.
– Я не хочу попасть в тюрьму из-за твоих авантюр, Паша. Мне нужны только деньги, которые ты обещал.
– И получишь их, – заверил ее Павел. – Как только старик съедет, мы продадим квартиру. Семьдесят процентов тебе, тридцать мне – как договаривались. По нынешним ценам это около восьми миллионов тебе на руки. Неплохо, а?
– А если он не съедет? Если выиграет суд?
– Не выиграет, – отрезал Павел. – У нас есть еще козыри в рукаве. Ты же помнишь, что ты – настоящая племянница Веры Михайловны? Просто... немного приукрасила историю ваших отношений.
– Мы виделись всего пару раз в детстве. Она даже не узнала бы меня при встрече.
– Но генетический тест подтвердит родство, если дойдет до этого. А кровное родство – серьезный аргумент. К тому же, – Павел понизил голос, – я нашел кое-что интересное о прошлом Виктора Сергеевича. В молодости у него были проблемы с законом. Ничего серьезного – мелкое хулиганство, драка по пьяни. Но осадочек, как говорится, остался. Если намекнуть судье, что он мог оказывать давление на больную жену...
– Это уже слишком, – нахмурилась Марина. – Я согласилась на аферу с завещанием, потому что ты убедил меня, что тетя действительно хотела бы, чтобы часть имущества досталась родственникам. Но очернять невиновного человека...
– А ты думала, восемь миллионов легко достаются? – усмехнулся Павел. – Расслабься. Скорее всего, до этого не дойдет. Старик сдастся раньше – здоровье не то, чтобы долго судиться.
Ольга Николаевна Щукина, соседка Виктора Сергеевича по лестничной клетке, была из тех людей, которые знают всё и обо всех. Шестьдесят пять лет, из которых сорок она прожила в этом доме, четверо детей, семеро внуков и неиссякаемый интерес к чужой жизни.
– Виктор, голубчик, – она поймала его у подъезда, возвращающегося из магазина. – Я слышала, у тебя неприятности с наследством? Племянница какая-то объявилась?
Виктор Сергеевич вздохнул. Новости в их доме распространялись быстрее, чем по телевизору.
– Да, Ольга Николаевна. Судимся вот.
– Знаешь, а я ведь видела эту девицу еще при жизни Верочки, – заговорщически прошептала соседка. – Месяца за два до ее смерти. Они с каким-то мужчиной приходили, когда тебя дома не было.
Виктор Сергеевич замер.
– Вы уверены?
– Еще бы! – фыркнула Ольга Николаевна. – У меня глаз – алмаз. Я как раз ключи забыла, вернулась, а они в подъезд заходят. Мужчина такой представительный, в дорогом пальто, а девица эта – худющая, с крысиным личиком. Я еще подумала – кто такие? А потом смотрю – к вам звонят. Вера им открыла, они вошли. Я потом специально у двери задержалась, слышу – громкий разговор. Вера даже вскрикнула один раз.
– Почему вы мне раньше не сказали? – Виктор Сергеевич с трудом сдерживал волнение.
– Так ты же не спрашивал, – пожала плечами соседка. – Да и мало ли кто к вам приходит? Может, родственники какие...
– Ольга Николаевна, вы не могли бы повторить всё это моему адвокату? Это очень важно.
– Конечно, голубчик, – с готовностью согласилась женщина, явно довольная своей внезапной значимостью. – Только ты меня предупреди заранее, чтобы я прическу сделала. Нельзя же к адвокату абы как идти.
Дмитрий Александрович Наумов, врач с сорокалетним стажем, принял Анатолия Петровича в своем кабинете после окончания приема. Усталый взгляд, морщинистое лицо, руки с выступающими венами – всё в нем говорило о многолетнем служении профессии.
– Вера Михайловна была моей пациенткой около десяти лет, – начал он, просматривая медицинскую карту. – Онкология, к сожалению. Мы боролись долго, были периоды ремиссии, но последние полгода стало ясно, что это конец.
– Скажите, доктор, были ли у нее проблемы с памятью или психикой в последние месяцы жизни? – спросил адвокат.
– Абсолютно никаких, – твердо ответил врач. – Более того, она сохраняла ясность ума до последних дней. Принимала сильные обезболивающие, конечно, но они не влияли на ее когнитивные способности. Мы с ней обсуждали новые книги, политику... У нее была феноменальная память. Она помнила наизусть множество стихов и часто цитировала их.
– А это медицинское заключение вам знакомо? – Анатолий Петрович протянул ему копию документа, предоставленного Мариной.
Доктор Наумов внимательно изучил бумагу, нахмурился, затем резко отложил ее в сторону.
– Это подделка. Я никогда не писал ничего подобного. Более того, здесь указан диагноз "сосудистая деменция", которого у Веры Михайловны не было и быть не могло. И подпись... это не моя подпись.
– Вы готовы подтвердить это в суде?
– Безусловно, – кивнул врач. – Виктор Сергеевич – хороший человек. Он был рядом с женой до последней минуты, ухаживал за ней с такой самоотверженностью, что многие молодые могли бы позавидовать. Вера Михайловна очень любила его. Не верю, что она могла лишить его крыши над головой в пользу какой-то неизвестной племянницы.
– А вы не замечали ничего необычного в последние месяцы? Странных посетителей, например?
Врач задумался.
– Был один случай... Примерно за месяц до смерти Веры Михайловны я пришел на внеплановый визит – она пожаловалась по телефону на сильные боли. Виктора Сергеевича не было дома. Когда я уже собирался уходить, пришли какие-то люди – мужчина и молодая женщина. Вера Михайловна явно занервничала, попросила меня задержаться. Представила их как дальних родственников, но я заметил, что ей неприятно их присутствие. Они ушли довольно быстро.
– Вы можете описать этих людей?
– Мужчина лет сорока пяти, высокий, с залысинами и шрамом над бровью. Женщина молодая, худая, с острыми чертами лица. Очень... неприятное впечатление произвела. Всё время смотрела по сторонам, оценивала обстановку.
Анатолий Петрович записал описание.
– Доктор Наумов, я вынужден попросить вас о конфиденциальности. Пожалуйста, не обсуждайте наш разговор ни с кем, кроме суда.
– Разумеется, – кивнул врач. – Врачебная тайна для меня не пустой звук.
Судебный процесс затягивался. Прошло уже два месяца с подачи иска, а конца не было видно. Виктор Сергеевич заметно сдал за это время – осунулся, стал рассеянным. Давление скакало, ночами мучила бессонница.
– Они взяли новую тактику, – объяснял Анатолий Петрович во время очередной встречи. – Теперь утверждают, что даже если завещание поддельное, вы всё равно не имеете прав на квартиру, поскольку официально она принадлежала только Вере Михайловне. А Марина, как кровная родственница, имеет преимущественное право наследования.
– Но мы же прожили вместе больше тридцати лет! Неужели это ничего не значит?
– По закону, супруг имеет равные права с детьми первой очереди наследования. Но племянница относится ко второй очереди и может претендовать на наследство только при отсутствии наследников первой очереди. То есть вы имеете преимущество перед ней даже без завещания.
– Тогда почему суд до сих пор не принял решение?
– Они предоставили какие-то новые документы, якобы доказывающие, что ваш брак с Верой Михайловной был фиктивным. Утверждают, что вы женились только ради прописки в Москве и фактически не были супругами.
Виктор Сергеевич побледнел.
– Это... это чудовищная ложь. У нас были настоящие отношения, настоящая семья. Спросите любого соседа, любого друга... Мы же отмечали тридцатилетие совместной жизни в прошлом году, приглашали всех друзей в ресторан...
– Я знаю, – успокаивающе произнес адвокат. – Мы соберем свидетельские показания, опровергнем и это. Не волнуйтесь раньше времени. У нас есть неопровержимые доказательства подделки завещания – экспертиза подтвердила, что подпись Веры Михайловны скопирована с другого документа. А фальсификация завещания – уголовное преступление.
Мария Степановна, бывшая коллега Веры Михайловны по библиотеке, где та работала до выхода на пенсию, пришла навестить Виктора Сергеевича. Маленькая, сухонькая, с аккуратно уложенными седыми волосами, она принесла пирог и альбом с фотографиями.
– Я недавно разбирала архив нашей библиотеки, – объяснила она, листая альбом. – Смотрите, Виктор Сергеевич, это Верочка на новогоднем вечере 1998 года. А вот вы вместе на экскурсии в Ясной Поляне – помните, мы всем коллективом ездили?
Виктор Сергеевич с нежностью рассматривал фотографии.
– Конечно, помню. Вера тогда так восхищалась усадьбой, говорила, что хотела бы жить в таком месте...
– А вот еще, – Мария Степановна достала конверт с письмами. – Я нашла несколько записок, которые Вера писала мне, когда уже тяжело болела и не могла приходить на встречи нашего клуба книголюбов. Посмотрите, какой ровный почерк, какие четкие мысли... Ни следа какого-то слабоумия или проблем с памятью. Она до последнего интересовалась новинками литературы, просила меня рассказывать о наших обсуждениях.
Виктор Сергеевич бережно взял письма.
– Можно, я покажу их своему адвокату? Это может быть важно для суда.
– Конечно, голубчик, для того и принесла. И еще... – Мария Степановна замялась. – Вера рассказывала мне о каких-то родственниках, которые объявились незадолго до ее смерти. Говорила, что они настойчиво интересовались ее имуществом, и это ей очень не нравилось. Я даже предлагала обратиться в полицию, но она не хотела беспокоить вас... Сказала, что справится сама.
В тот вечер Виктор Сергеевич долго не мог уснуть. Ворочался с боку на бок, прислушиваясь к звукам ночного города за окном. Решение пришло внезапно, под утро.
На следующий день он позвонил адвокату.
– Анатолий Петрович, я хочу предложить Марине мировое соглашение.
– Не думаю, что это хорошая идея, – осторожно ответил тот. – У нас сильная позиция, суд явно склоняется в нашу сторону...
– Я всё решил, – твердо сказал Виктор Сергеевич. – Предложите ей следующее: я признаю ее право на долю в наследстве и выплачиваю компенсацию в размере трех миллионов рублей, а она отказывается от претензий на квартиру. У меня есть сбережения, справлюсь.
– Вы уверены? Это очень крупная сумма, а юридически вы ничего ей не должны.
– Уверен. Я хочу закончить этот кошмар и жить спокойно. К тому же... – он помедлил. – У меня есть план. Просто организуйте встречу.
Встреча состоялась в офисе Анатолия Петровича. Марина пришла с Павлом, которого представила как своего юридического консультанта. Виктор Сергеевич сидел напротив, сложив руки на коленях. Выглядел он спокойным, даже умиротворенным, что не укрылось от внимательного взгляда Павла.
– Итак, Виктор Сергеевич предлагает мировое соглашение, – начал Анатолий Петрович. – Три миллиона рублей в обмен на ваш отказ от претензий на квартиру.
Марина хмыкнула, покосившись на Павла.
– Три миллиона? Квартира стоит минимум двенадцать. Нас такое предложение не устраивает.
– Четыре, – спокойно сказал Виктор Сергеевич. – Больше не могу.
– Издеваетесь? – Марина подалась вперед. – Мы знаем, что завещание выдержит любую проверку. И даже если нет – я кровная родственница, а вы кто?
– Послушайте, – Виктор Сергеевич вдруг улыбнулся. – Я ведь понимаю, что вы не отступите. Но я устал воевать. Мне семьдесят два, хочется прожить остаток дней спокойно. Поэтому предлагаю компромисс – четыре миллиона наличными, прямо сейчас. Деньги уже у моего адвоката. Вы подписываете отказ – и разойдемся мирно.
Павел прищурился.
– А почему такая спешка? Откуда у пенсионера такие деньги?
– Накопления всей жизни, – пожал плечами Виктор Сергеевич. – И небольшой кредит. Квартира для меня дороже – там вся моя жизнь с Верой.
Марина переглянулась с Павлом. Тот едва заметно кивнул.
– Пять миллионов, – отрезала она. – И по рукам.
– Хорошо, – неожиданно легко согласился Виктор Сергеевич. – Пять. Но с одним условием – подписываем бумаги прямо сейчас, а вечером я передам деньги. Наличными, без расписок и свидетелей.
– Почему вечером? – насторожился Павел.
– Банк. Нужно снять деньги, – Виктор Сергеевич развел руками. – Такую сумму сразу не выдадут. К тому же, мне нужно съездить к знакомому, который одолжил часть.
Павел задумался, затем кивнул.
– Согласны. Где и когда встретимся?
– В семь вечера, у меня дома. Придете вдвоем, я буду один.
– Ты уверен, что это не ловушка? – спросила Марина, когда они с Павлом поднимались по лестнице в подъезде старого дома на Садовом. – Он слишком легко согласился на пять миллионов.
– Старик сломался, – усмехнулся Павел. – Устал бороться. Такое часто бывает. К тому же, пять миллионов – всё равно меньше половины рыночной стоимости квартиры. Он считает, что выторговал победу, а на самом деле мы его обвели вокруг пальца.
– А если он с полицией?
– Какая полиция? – отмахнулся Павел. – Он ничего не сможет доказать. Бумаги мы подписали юридически чистые. А деньги... мало ли от кого и за что он нам их передает. Может, совесть замучила, решил вознаградить единственную родственницу жены.
Дверь открылась сразу после звонка. Виктор Сергеевич выглядел усталым, но спокойным.
– Проходите.
В квартире царил полумрак – горела только настольная лампа в гостиной. На столе стоял открытый ноутбук, экран светился.
– Присаживайтесь, – Виктор Сергеевич указал на диван. – Чай, кофе?
– Давайте ближе к делу, – нетерпеливо перебила Марина. – Где деньги?
– Сейчас, – кивнул хозяин квартиры. – Только давайте проясним некоторые детали. Я правильно понимаю, что завещание поддельное, а историю с проблемами памяти Веры вы просто выдумали?
Павел напрягся.
– Вы подписали отказ от претензий. Какая теперь разница?
– Просто интересно, – пожал плечами Виктор Сергеевич. – Хочу знать, с кем имею дело.
– Думаете, мы сейчас во всем сознаемся? – усмехнулась Марина. – Не дождетесь. Где деньги?
Виктор Сергеевич вздохнул, подошел к книжному шкафу и достал объемный конверт.
– Здесь пять миллионов, можете пересчитать.
Павел взял конверт, заглянул внутрь, пробежался пальцами по пачкам купюр.
– Похоже на правду. Пересчитаем дома.
– Вот и всё, – Виктор Сергеевич опустился в кресло. – Теперь вы можете идти.
– С удовольствием, – Марина поднялась. – Приятно иметь дело с разумным человеком.
– И еще кое-что, – Виктор Сергеевич кивнул на ноутбук. – Взгляните сюда.
На экране была открыта программа видеозаписи. И там, в окне воспроизведения, Павел и Марина увидели самих себя – сидящих в кафе на Чистых прудах, увлеченно обсуждающих детали аферы с поддельным завещанием.
"...мы использовали настоящую подпись твоей тети, просто перенесли ее с другого документа. Технически это называется "монтаж", а не подделка..."
Павел резко побледнел.
– Что за...
– Я нанял частного детектива, – спокойно пояснил Виктор Сергеевич. – Бывший сотрудник уголовного розыска, друг моего покойного брата. Он установил за вами наблюдение сразу после первого судебного заседания. Это была просто страховка... И, как видите, не напрасная.
– Вы блефуете, – прошипела Марина. – Это незаконно. Такая запись не имеет юридической силы.
– А мне и не нужна юридическая сила, – Виктор Сергеевич наклонился вперед. – Достаточно того, что копия этой записи уже отправлена в прокуратуру и следственный комитет. С подробным заявлением о мошенничестве в особо крупном размере и подделке документов. Статья 159, часть 4 – до десяти лет лишения свободы.
Павел рванулся к ноутбуку, но Виктор Сергеевич оказался быстрее – захлопнул крышку и отодвинул компьютер.
– Не стоит. Всё уже в облаке, доступ к которому есть у моего адвоката и детектива.
– Чего вы хотите? – глухо спросил Павел.
– Я уже получил, что хотел, – Виктор Сергеевич кивнул на дверь. – Теперь убирайтесь из моей квартиры. И из моей жизни.
– Деньги... – начала Марина.
– Забирайте, – перебил Виктор Сергеевич. – Считайте это платой за моральный ущерб, который вы мне причинили. И компенсацией за то, что сейчас вы тихо уйдете и никогда больше не появитесь на моем горизонте. Иначе... – он кивнул на ноутбук.
Павел схватил конверт, крепко сжал руку Марины и потянул ее к выходу.
– Мы уходим. И больше не побеспокоим вас.
– Правильное решение, – кивнул Виктор Сергеевич. – И запомните: если я узнаю, что вы провернули подобное с кем-то еще – эта запись сразу окажется в полиции.
Когда за ними закрылась дверь, Виктор Сергеевич тяжело опустился в кресло и закрыл глаза. Напряжение последних месяцев наконец отпускало. Он не был уверен, что блеф с видеозаписью сработает – на самом деле детектив предоставил только аудиозапись, причем не лучшего качества. Но отчаянная игра удалась.
Пять миллионов – это, конечно, чувствительно для его сбережений. Почти всё, что они с Верой откладывали всю жизнь "на черный день". Но оно того стоило. Квартира, их общий дом, осталась при нем. А деньги... что ж, деньги – дело наживное.
Он подошел к книжному шкафу, достал старый фотоальбом и открыл на последней странице. Там, среди прочих фотографий, была одна особенная – они с Верой на фоне этой самой квартиры, в день, когда въехали сюда. Молодые, счастливые, полные надежд.
– Я справился, Верочка, – тихо произнес Виктор Сергеевич. – Наш дом остался нашим.
Три месяца спустя Виктор Сергеевич сидел в кабинете Анатолия Петровича. Адвокат просматривал какие-то бумаги, время от времени делая пометки.
– Итак, дело официально закрыто, – наконец произнес он. – Марина отозвала все претензии, суд признал завещание недействительным. Квартира полностью ваша, Виктор Сергеевич.
– Спасибо за помощь, – кивнул старик. – Без вас я бы не справился.
– А что с этими... аферистами? – осторожно спросил адвокат. – Вы говорили, что у вас есть какие-то записи их разговоров?
– Забудьте об этом, – махнул рукой Виктор Сергеевич. – Я получил, что хотел. Они больше не побеспокоят ни меня, ни кого-либо еще.
– Вы уверены? Мошенники редко останавливаются на одной жертве.
– Уверен, – твердо сказал Виктор Сергеевич. – У них есть веские причины залечь на дно. К тому же... – он помедлил. – Знаете, Анатолий Петрович, иногда месть – это блюдо, которое лучше не подавать вовсе. Я не хочу тратить остаток жизни на ненависть и судебные тяжбы. У меня осталось не так много времени, и я предпочитаю провести его в мире с собой.
Адвокат внимательно посмотрел на своего клиента.
– Вы мудрый человек, Виктор Сергеевич. Не каждый способен отпустить обиду, особенно такую серьезную.
– Дело не в мудрости, – улыбнулся старик. – Просто я понял одну важную вещь: иногда наказание – не в том, чтобы упрятать обидчика за решетку, а в том, чтобы позволить ему жить с сознанием собственной подлости. Это более изощренная и долговременная пытка, поверьте.
Он поднялся, опираясь на трость.
– Жизнь всё расставляет по своим местам, Анатолий Петрович. Рано или поздно каждый получает по заслугам. Возможно, не от меня, но от судьбы – точно.
В тот же вечер в небольшой квартире на окраине Москвы Марина нервно мерила шагами комнату.
– Ты обещал, что всё будет чисто! Что мы получим квартиру и продадим ее! А в итоге – что? Пять миллионов, из которых большую часть пришлось отдать твоим дружкам за поддельные документы!
Павел сидел на диване, глядя в одну точку.
– Заткнись. Мы легко отделались. Старик мог отправить нас за решетку.
– Да я не верю, что у него были настоящие записи! Блефовал, а ты повелся!
– Не было бы записей – не стал бы отдавать пять миллионов, – отрезал Павел. – Он не дурак.
– И что теперь? – Марина рухнула в кресло. – Все деньги потрачены, квартиры нет, работы нет...
– Теперь – ничего, – Павел поднялся. – Нам лучше не видеться какое-то время. Я уеду из Москвы на несколько месяцев, и тебе советую. На случай, если старик всё-таки пойдет в полицию.
– Ты бросаешь меня? – Марина подскочила. – После всего, что я сделала? Это же я рисковала больше всех! Это я изображала племянницу, это я...
– Ты получила свою долю, – оборвал ее Павел. – Хватит истерик. Радуйся, что не в тюрьме.
Он направился к двери, но на пороге обернулся.
– И знаешь, что самое смешное? Старик наверняка блефовал. Но мы никогда не узнаем наверняка. И будем вечно оглядываться через плечо, гадая – а не придут ли за нами завтра? Отличная месть, надо признать. Изящная.
Дверь захлопнулась. Марина осталась одна. Она медленно опустилась на пол и обхватила голову руками. Впервые за долгое время ей стало по-настоящему страшно. Не от угрозы тюрьмы – от ощущения, что она разменяла свою жизнь на пустые обещания и несбывшиеся мечты. И что самое страшное – винить в этом можно только себя.
Виктор Сергеевич по-прежнему каждый вечер стоял у окна и курил, глядя на вечерний город. Но теперь ожидание Верочки сменилось тихим разговором с ней – внутренним, личным, интимным. Он рассказывал ей о прошедшем дне, о планах на будущее, о новых книгах, которые прочитал.
Квартира постепенно наполнялась новой жизнью. Он завел кота – рыжего, наглого, с характером. Снова начал приглашать друзей на чай. Записался на курсы компьютерной грамотности для пенсионеров – решил наконец освоить эту премудрость.
Жизнь продолжалась – без Верочки, но с памятью о ней. И иногда, в особенно тихие вечера, ему казалось, что она одобрительно улыбается откуда-то сверху, глядя на то, как достойно он справляется с одиночеством и как мудро разрешил эту некрасивую историю с наследством.
Не местью, не злобой, не унижением противника – а спокойным, выверенным решением. Решением человека, прожившего долгую жизнь и понявшего, что главное в ней – не имущество и не деньги, а возможность смотреть в глаза самому себе, не отводя взгляда.
А квартира... Что ж, квартира была просто местом, где хранились воспоминания. Важным, ценным, но всё же – просто местом. Главное, что воспоминания остались при нем. Их не отнять никаким судом, никаким фальшивым завещанием. Они – его истинное наследство, то, что он пронесет через всю оставшуюся жизнь.
И в этом была его настоящая победа.