Я хорошо помню тот день. Был сентябрь. Я стояла у кофейного киоска, листала телефон и ждала капучино. Подошёл он — высокий, в форме. Сказал:
— «А у вас руки дрожат. Вам нужна защита?»
Я тогда даже не улыбнулась, просто уставилась на него.
Спросил, что я читаю, угадал книгу, и пока мы ждали напитки, разговорились. Через десять минут мы болтали обо всём на свете — и лн сказал, что просто обязан довести меня до дома, потому что «выглядите так, будто вам не хватало не кофе, а плеча рядом».
Он действительно стал тем самым плечом. Через неделю я уже знала, что его зовут Артём, что он контрактник, что у него нет семьи — ни жены, ни детей, что с родителями почти не общается. И что в людях он ценит честность, даже если она ранит.
Мы не торопились. Он приходил с дежурств — уставший, но с цветами. Готовил борщ по какому-то странному рецепту и говорил, что если я не научусь есть его с чесноком, нам не по пути. Я училась.
А потом всё стало быстро. Он стал приходить чаще. Оставлял у меня берцы, щётку, рубашки. Говорил, что ему впервые спокойно. А я впервые за долгое время перестала бояться вечеров.
Мне казалось, это начало чего-то настоящего.
Я узнала, что беременна, в конце февраля. Тест показал две полоски, и я… не расплакалась. Не испугалась. Я просто стояла в ванной с этим пластиковым кусочком в руке — и улыбалась.
Я не собиралась никого ставить перед выбором. Не думала о свадьбе. Мне просто хотелось, чтобы он знал.
Артём пришёл домой поздно. Снег с плеч, запах улицы и табака. Я сидела на кухне, крутила тот самый тест в руках и думала — сейчас скажу и всё изменится.
Он снял куртку, поставил чайник. Увидел моё лицо — и замер.
— «Ты заболела?»
— «Нет. Я беременна.»
Он не отреагировал сразу. Просто присел рядом и долго смотрел в стол.
А потом сказал:
— «Ты не одна. Ты никогда не будешь одна.»
Через неделю он ушёл.
Не от меня — на СВО.
Я злилась. Кричала. Бросала в него словом “предатель”.
Он стоял в дверях, не спорил. Только сказал:
— «Я должен. Чтобы наш ребёнок родился в мире, а не в страхе.»
Он много писал, звонил когда получалось, присылал деньги! Мы вместе выбирали имя для нашего будущего сына.
А потом он пропал.
Сначала перестал выходить на связь.
Потом в чат волонтёров пришло сообщение — его не нашли.
А потом была похоронка. Не мне — его матери. Я узнала об этом через бывшего сослуживца.
Когда я узнала, что его похоронили… у меня земля ушла из-под ног.
Я не была на похоронах. Меня никто не звал.
Да и не позвали бы — по версии его семьи, я не существую.
Не существовала тогда, когда он жил со мной.
Не существовала, когда носила под сердцем его ребёнка.
Я поехала к его маме.
С сыном на руках. Без претензий, без требований.
Просто — чтобы сказать. Рассказать, что у Артёма есть сын. Его копия. Смотрит с таким же прищуром. Хмурится так же. Даже бровь левая упрямая, как у него.
Я постучала.
Мне открыла она. Молча.
Посмотрела на ребёнка. На меня. И сказала только одну фразу:
— «Ты никто. Не смей сюда приходить!»
И захлопнула дверь.
Потом были звонки от его тётки.
Сообщения от брата.
«Не смей тянуть с нас деньги.»
«Ты просто решила нажиться.»
«Хватит позориться.»
Только одна моя подруга — Лена — держала меня за руку.
Она же и сказала мне в лоб:
— «Слушай, ты можешь сидеть и рыдать. А можешь взять и сделать то, что нужно. Ради сына.»
В ВКОНТАКТЕ мы нашли группу адвоката и обратились к Максиму.
Суд шёл недолго 4 месяца.
Мы пришли с юристом, я держала в руках всё: фото, переписки, экспертизу ДНК, показания.
С другой стороны — никого. Ни матери Артёма, ни его брата.
Только его сестра подтвердила всё. Она даже обняла меня перед заседанием и сказала:
— «Ты всё правильно делаешь. Он бы хотел, чтобы его сын знал, кто он.»
Судья слушал спокойно. Читал документы.
Потом зачитывал решение суда:
— «Факт отцовства установлен. Ребёнок имеет право на фамилию отца, на пенсию, на льготы, на выплаты.»
И я… я не знаю, как описать это чувство.
Не торжество. Не победа. Просто — тишина.
Тишина внутри, где раньше каждый день звенел страх:
а вдруг я ошиблась? а вдруг мне никто не поверит?
Через две недели мы подали все документы.
Через месяц начались выплаты.
А в свидетельстве о рождении моего сына появилась новая строка.
Фамилия отца.
Имя, которое он бы носил с гордостью.
И никакое чужое мнение и слова этого не отменят.
Если у вас похожая ситуация и вы считаете что прошло слишком много времени и выплаты получили другие родственники, то знайте:
Даже если прошло три года. Или пять. Или десять.
Даже если родственники погибшего уже получили выплаты.
— Ребёнок всё равно имеет право.
Потому что он — наследник первой очереди.
Просто напишите мне в контакте слово: Отец и мы решим вашу проблему!
https://vk.com/im?sel=-201540676&entrypoint=community_page
