Александр I, сын македонского царя Филиппа II, покорил обширные территории. Его империя простиралась от Африки до Индии, и на её создание великому завоевателю потребовалось всего двенадцать лет. На момент своей трагической смерти от внезапной болезни (или, возможно, отравления), Александр уже планировал военную кампанию в Аравии и далее — в Северную Африку, с конечной целью включить богатый и могущественный Карфаген в состав своей империи. Но у него никогда не было планов по завоеванию Рима. По крайней мере, никаких таких планов историкам не известно.
Некоторые утверждают, что Александр просто не знал о существовании этого маленького и бедного государства. Однако на южных берегах Италии уже существовали греческие полисы. Греки колонизировали часть Апеннинского полуострова, и все действия римлян — особенно военные — напрямую влияли на них. Так что древние греки прекрасно знали, что такое Рим, кто там живёт и какую политику он проводит. Всего через 43 года после смерти Александра царь Пирр попытается завоевать Рим. Так почему же Александр не сделал этого?
На тот момент Рим действительно не был ни богатым, ни большим, ни особенно могущественным в военном отношении. В действительности, он как раз готовился ко Второй самнитской войне. Причиной конфликта стал город Неаполис (современный Неаполь), принадлежавший племени кампанийцев. И самниты, и римляне стремились установить контроль над этим портовым городом. За двадцать лет до этого римляне уже захватили другой кампанийский город — Капую. В 321 году до н.э. римская армия потерпела тяжёлое и унизительное поражение от самнитов, попав в засаду в ущелье Кавдинские вилки.
Но для Александра и его сподвижников все эти войны между различными италийскими «дикарями» не представляли никакого интереса. Они смотрели на них примерно так же, как позже римляне будут смотреть на междоусобицы кельтских вождей где-нибудь в Ирландии. Если бы эти вожди собирались атаковать римских колонистов в тех краях — тогда их следовало бы отразить. А если нет — пусть дерутся между собой, сколько душе угодно.
Но допустим, что весной 323 года до н.э. перед Александром появляется путешественник во времени. Он хочет открыть ему глаза на будущую римскую угрозу и убедить нанести упреждающий удар по Риму. И предположим, что его действительно слушают — сразу после того, как он упоминает о скорой смерти Александра. Сначала его, вероятно, сочли бы безумцем или просто очередным пророком (персидские астрологи и египетские жрецы уже предсказывали смерть Александра). Но если бы он смог предоставить убедительные доказательства своего происхождения из будущего, ему, возможно, поверили бы.
Прежде всего, и сам Александр, и его ближайшее окружение захотели бы узнать точную дату и причину его смерти. Предположим, что гость из будущего способен провести медицинскую диагностику, установить истинную причину болезни Александра и даже излечить его. Вторым вопросом стало бы будущее империи — особенно действия диадохов (генералов Александра) и их военное могущество в грядущих междоусобных войнах.
Только после решения этих вопросов мог бы встать вопрос о Риме. И даже тогда он, скорее всего, не стал бы приоритетом. Потому что если бы империя Александра выжила после его смерти, Рим остался бы мелким провинциальным городом. Ему бы просто не позволили захватить всю Италию — греческие города на юге защищали бы свои территории, а римляне не смогли бы противостоять имперской армии. Разница в силах была бы подавляющей. А если бы империя всё же распалась, то наибольшие потери понесли бы сами греки и македонцы — как и произошло в реальности.
Предположим, на всякий случай, что один из сподвижников Александра решит «задушить Рим в колыбели» до того, как он окрепнет. Но он не стал бы отправлять в Италию имперскую армию. В этом не было бы необходимости. У Рима и без того хватало врагов в самой Италии: те же самниты, например, или этруски — которые, как известно, подняли восстание в 311 году до н.э. Эти силы можно было бы объединить, вооружить, обеспечить доспехами и прислать им военных инструкторов. После походов Александра десятки тысяч македонян вернулись домой — некоторые из них могли бы, за щедрую плату, помочь своим италийским «братьям» в справедливой освободительной войне. А среди греков, живших в Италии, наверняка нашлись бы добровольцы, желающие поучаствовать в походе против самоуверенного северного соседа. Таким образом, римская проблема могла быть решена силами местных союзников — и ход истории пошёл бы совсем по-другому.