оглавление канала, часть 1-я
Когда они добрались до опушки леса, от которой была видна деревня, вся покрытая легкой дымкой зелени распускающихся берез и цветущей вовсю черемухи, солнце уже медленно ползло за горизонт. Погода наладилась, и небо, очищенное порывами сменившего направления с северного на юго-западный ветра, освободилось от серой, мутной хмари. Даже дышать стало как-то легче. Ёшка, тихонько тронув пятками свою Курену, подъехал к Глебу и, косясь на Ивашова, тихонько спросил:
- Слышь, Василич… Я это… Спросить, в общем, хотел… Кто такой этот Ванга? – И пояснил на недоуменный взгляд друга, зашептав еще тише: - Ну этот… - он выразительно скосил глаза в сторону Сергея, - обозвал меня давеча, еще там, на стоянке, этим самым Вангой… Волхв какой известный, али знахарь?
Глеб тоже скосил взгляд на Ивашова и, с трудом сдержав усмешку, проговорил так же шепотом:
- Почти… Прорицательница это болгарская, знаменитая очень…
Ёшка чуть отпрянув, обескураженно глянул на Глеба и, забыв обо всякой конспирации, в голос возопил:
- Так это что ж…?! Он меня с бабой, пускай и знаменитой, сравнил?! Меня, охотника, лучшего на тыщу верст вокруг, бабским именем назвал, получается?! – И, ухватив лошадку за повод, собрался ее развернуть, чтобы объяснить всяким там, что такое, или, точнее, кто такой есть настоящий охотник Ёшка!
Глеб поспешно ухватил его лошадь за повод и торопливо проговорил:
- Да ты чего разошелся-то так?! Он же не со зла… А женщина эта на весь мир знаменита своими предсказаниями. И Серега сравнил ваши способности, не имея никаких намерений оскорбить тебя. Угомонись…
Ивашов, не подозревая, какие грозные тучи сгустились над его головой, прокричал:
- Эй… Ну вы чего там? Решили, куда едем?
Ёшка, сердито нахмурившись, пробурчал:
- Кто куда, а я – домой…
Сергей подъехал к ним и с любопытством спросил:
- А чего так? Я думал, мы сейчас все вместе к Глебу, на кордон. Нужно же его бабаньке все рассказать. Может, она чего и присоветует… А ты, Ёшка, считай, у нас главный свидетель…
Охотник испуганно посмотрел сначала на майора, а потом на Глеба. Оба мужчины смотрели на него серьезно и невозмутимо. Ёшка стал испуганно бормотать:
- А чего это, чуть что, так сразу я? Феодосья Аникеевна и так, без меня во всем разберется… Вы ей только скажите, что я Василича настоем плакун-травы поил, и все… А дальше, она уж сама…
Глеб, не выдержав, улыбнулся.
- Да, ладно тебе… Серега пошутил… После такого похода всем отдохнуть надо. Давай, прощевай, охотник… - И протянул руку Ёшке для пожатия.
Тот, все еще не веря в свое счастье, руку пожал, но недоверчивое выражение никуда с его лица не исчезло. Ивашов, тронув коня за повод, подмигнул ему и пробасил:
- Ну будь, Ёшка… Не держи зла… Я ж так, по-дружески, шуткую…
Охотник, выдохнув от облегчения, поспешил воспользоваться моментом (пока никто не передумал), понужнул свою Курену и бодрой трусцой поехал к своему дому, стоявшему почти на самом конце деревни. Шалый, постояв в нерешительности несколько мгновений, резво рванул за хозяином.
Глеб с Сергеем, посмотрев немного вслед удаляющейся соловой кобылке, направили своих лошадей на тропу, ведущую к озеру Пограничному, где теперь вместе с бабой Фешей и жил Глеб. Ивашов, покачав головой, ни к кому не обращаясь, прогудел:
- Странный он какой-то, этот ваш Ёшка…
Глеб хмыкнул.
- Он не странный… Он – светлый. – И пояснил, увидев вскинутую в недоумении бровь друга: - Варна так про него говорила. Что его никакая тьма никогда не коснется, и никакая грязь не пристанет, потому что он на мир смотрит прямо и правдиво. И видит его таким, каков он есть, и принимает его таким же, не стараясь подстроиться под него или изменить себе. И, знаешь, друг Серега, она была права…
Баба Феша их встречала уже на крыльце. Вид имела встревоженный. Внимательно осмотрела внука, ответила сдержанно на приветствие и коротко бросила:
- Сперва в баню ступайте. Настоялась уже… Лошадей я сама обихожу. - И добавила загадочное: - А там посмотрим…
Глеб, привыкший за долгие годы бабуле не перечить, послушно направился в баню. Сергей, трусивший за ним, тихо пробормотал:
- Сурова она у тебя…
Глеб усмехнулся:
- Не сурова… Просто видит то, чего мы с тобой не видим…
После хорошей бани Глеб почувствовал себя намного лучше. Зайдя в дом, где уже на столе исходил паром чугунок, из которого вкусно пахло тушеным мясом с овощами, мужчины сразу уселись за стол. Баба Феша, не обращая внимания на несколько смущенного Сергея, подошла к внуку и положила обе ладони ему на голову. Постояла так в молчании несколько минут, прикрыв глаза, будто во что-то вслушиваясь. Отняла ладони и уставшим голосом проговорила:
- Теперь можете спокойно поесть…
Ивашова разбирало… Да нет… Не просто разбирало, а прямо-таки раздирало любопытство, что же такого она увидела. Он уже даже открыл рот, чтобы спросить об этом загадочную старушку. Но тут, видимо, угадав намерения друга, Глеб под столом тихонечко задвинул тому по щиколотке. Сергей поморщился и рот закрыл. Понятно… Стало быть, не время для вопросов.
Накормив мужчин, баба Феша ловко и быстро, словно молодая, убрала со стола грязную посуду и остатки еды. Уселась напротив и, сложив руки на столе в замок, коротко проговорила:
- Рассказывайте…
Глеб посмотрел вопросительно на друга, мол, не желаешь? Ивашов отрицательно мотнул головой, выразительно покрутив при этом глазами. Мол, лучше давай сам. Глеб только хмыкнул и неторопливо начал рассказывать, стараясь особое внимание уделить своим ощущениям, которые у него возникли при осмотре того самого места, рядом с проклятой пещерой. Когда он начал рассказывать, как очнулся на берегу реки рядом с водопадом, баба Феша его остановила вопросом.
- Так-таки ничегошеньки и не помнишь? Может, звук какой, запах или еще чего, что тебе показалось не столь значительным, и ты на это просто не обратил внимания?
Глеб задумался, силясь вспомнить все свои ощущения. Баба Феша терпеливо ждала. Ивашов, во все глаза смотревший на нее, отметил про себя, что эта старушка (которую, честно говоря, и старушкой-то язык не поворачивался у него теперь назвать) напоминала ему княгиню с полотна известного советского художника Ефошкина. Та же гордая стать, посадка головы, правильные черты лица, мелкая сеточка морщин вокруг серых, напоминающих закаленную сталь клинка глаз, и тяжелая, в руку толщиной, снежно-белая коса, уложенная наподобие величественного венца на голове. Он с нескрываемым восхищением смотрел на бабушку своего друга и вспоминал Варну, пропавшую жену Глеба. В них, в этих женщинах, отражалось все величие Рода, к которому принадлежал и он, Сергей Ивашов, обыкновенный майор милиции из захолустного района, спрятавшегося среди непроходимой тайги суровой Сибири. И невольно его плечи будто сами собой распрямились, взгляд карих глаз стал ясным и светлым, будто он сейчас был не здесь, в этой маленькой комнате обычной деревянной избы, затерянной в дремучих лесах, а сидел верхом на белом коне во главе войска, готового защитить родную землю от любых посягательств вражьих темных сил.
Баба Феша заметила это изменение в майоре, и уголки ее губ едва приподнялись в сдерживаемой улыбке. А Глеб вдруг проговорил:
- Было… Знаешь… Какой-то едва уловимый запах горькой полыни… Только вот, я знаю точно, там поблизости полынь нигде не растет.
Баба Феша сдержанно кивнула головой, будто услыхала от внука ожидаемое. Ивашов, жаждущий поучаствовать в их беседе, вдруг, неожиданно для всех и даже для себя самого, выпалил:
- А Ёшка Глеба каким-то настоем из плакучей травы напоил!
Женщина сдержанно улыбнулась и поправила его, проговорив тихо:
- Из плакун-травы… - И добавила: - Это он правильно сделал, а главное вовремя.
Обрадованный тем, что на него никто не цыкнул, мол, заткнись, Ивашов спросил с каким-то мальчишеским азартом:
- А не могло это быть… мммм… каким-нибудь остаточным, что ли, влиянием? Ведь там, в этой пещере было такое… Вот остатки этой энергии… ну, и… - Не умея подобрать нужных слов, он смущенно замолк.
К его радости, баба Феша к его невнятным словам отнеслась без иронии, а серьезно проговорила:
- Нет… Не бывает никакого «остаточного явления». Энергия просто затухает и «засыпает» до времени, пока ее кто-нибудь знающий не разбудит. А судя по вашим рассказам, там такой знающий и появился. – И обратилась уже к внуку: - Морок на тебя наложен очень искусно, с первого раза и не разглядишь. Но сила, которая там появилась – темная. И с этим нужно разобраться. А еще то, что вы не нашли тела Михеича, наводит на интересные размышления. О том, что Ёшка мог ошибиться – разговора даже не веду. Глаз у него верный. И ты прав, - обратилась она к Глебу, - что-то там затевается… - В словах ее прозвучали горькие нотки, когда она добавила чуть тише, будто только для себя: - Эх… Без Варны тяжеленько нам придется…
После этих ее слов в комнате повисла тишина. Даже огромный пушистый кот Фома, мурчавший до этого у ног хозяйки дома, вдруг замолк. Они посидели еще немного в молчании за столом. За окном сгущались сумерки, медленно переходя с голубого в темно-синий цвет индиго. Баба Феша поднялась с лавки и принесла на стол небольшой самовар, плошку с медом и большой, разрезанный на аккуратные кусочки пирог с сушеной луговой клубникой, от аромата которого у Ивашова аж голова закружилась, и он принялся совершенно неприлично сглатывать слюну, точно в этот момент понимая выражение «слюнки потекли». Баба Феша с улыбкой глянула на гостя и проговорила спокойным голосом:
- А теперь, попьем чайку, да и спать ляжем. Утро вечера мудренее…
Глебу молча пододвинула кружку с каким-то травяным отваром, который тот послушно, словно в детстве, выпил маленькими глотками.
Ночевать мужчины отправились в комнату Глеба, которую он пристроил после свадьбы с Варной. Оба были молчаливые и уставшие, и на разговоры их совсем не тянуло. Едва голова коснулась большой, добротно набитой пухом дикой утки подушки, как Ивашов сразу же уснул. Глеб еще немного поворочался на своей кровати, борясь с горькими воспоминаниями, и тоже, незаметно для себя, уплыл в марево сна без сновидений.
Разбудил его заполошный стук в окно. Глеб одним рывком соскочил с кровати, протирая ладонями лицо, чтобы избавиться от остатков сна. Подошел к окошку и увидел в сером предрассветном свете за стеклом взлохмаченную голову Ёшки. Глаза у охотника были перепуганными и грозили вот-вот вылезти из орбит. Быстро натянув брюки и всунув ноги в просторные чуни из овечьей шкуры, он, стараясь не разбудить Ивашова, который спал рядом на диване сном младенца, положив обе ладошки под щеку и даже не думая просыпаться, вышел на улицу.