Оля никогда не понимала причины, которая звучала как «мне не с кем оставить ребенка», когда кто-то из ее подруг вдруг отменял запланированную встречу или совместную поездку на выходные или в отпуск.
- А что, твоя мама или свекровь не могут посидеть с ребенком? – всякий раз недоуменно спрашивала она и выслушивала один и тот же растерянный и немного завистливый ответ снова и снова:
- Ну, не у всех же такие вовлеченные бабушки, как у тебя…
- Так бабушки и не становятся вовлеченными сами по себе! Чтобы они таковыми стали, их нужно вовлекать! – продолжала недоумевать Оля.
- Ну, что значит «нужно вовлекать», Оль? – на этом месте подруги обычно начинали раздражаться. – Ну, попрошу я свою маму, а она мне скажет, что меня уже вырастила, а мои дети – моя проблема! Дальше-то что? Оставлять и уходить?
- Да! – отвечала Оля, получая смешок в ответ, который можно было истолковать, как «ну, очень смешно!» Но приглядевшись к ней и поняв, что она не шутит, приятельницы моментально менялись в лице.
- Неужели ни твоя мама, ни твоя свекровь ни разу не просили у тебя внуков? – спрашивала их Оля. – Не говорили: «что за семья, без детей, что уже пора, что часики-то тикают» и прочие банальности, которые обычно говорят, когда суют нос не в свое дело и интересуются тем, когда же у пары появится потомство? Не обещали помогать и сидеть с малышом, когда вам понадобится свободное время?
- Да, было такое! – согласно кивали подруги. – Но ты же понимаешь, что обещать – еще не значит жениться. Сразу у всех какие-то важные дела возникают, когда нужна помощь, или тысяча вопросов:
«А куда тебе нужно? А зачем? А в другое время нельзя? Ах, ты отдохнуть хочешь? Так разве это достойный повод для помощи? Вот если бы ты с жаром дома лежала и встать не могла – это другой вопрос…»
Вот и вся помощь! Проще не просить, чем выслушивать подобное! Не у всех такие понимающие мамы, как у тебя!
Вот на этом месте Оля обычно начинала смеяться, только про себя. Потому что, если бы она смеялась вслух, то ее бы не поняли, пришлось бы объяснять, а некоторые вещи, например, такие, как дрессировка мамы из не вовлечённой в «понимающую» лучше оставлять внутри семьи…
Оля стала мамой очень рано – в восемнадцать лет. Время для этого было самое неудачное – ее молодого человека Павла забрали отдавать долг Родине, на носу у нее было поступление в ВУЗ, да и в целом, кто же готов становиться матерью в восемнадцать, когда перед тобой еще распахнут весь мир с его неисчерпаемыми возможностями, подружки зовут на дискотеку, а жизнь видится, как непрекращающийся праздник?
Оля сделала тест, увидела положительный результат и приняла единственное решение, которое на тот момент казалось ей возможным и разумным. К сожалению, будучи еще по детски наивной, она поделилась этим со своей матерью, от которой на тот момент еще зависела и столкнулась с таким сопротивлением и осуждением, что десять раз пожалела о своей несдержанности.
- Даже и не думай! На порог не пущу, если посмеешь избавиться от ребенка! Дочерью перестану называть! Никогда больше видеть тебя не захочу! Это кем нужно быть, чтобы от собственного дитя избавиться! Запрещаю тебе, слышишь! И думать не смей! — это были самые мягкие и нейтральные фразы, которые растерянной от такого поворота событий Оле, пришлось выслушать от мамы.
- Мам, мне вообще-то месяц назад исполнилось восемнадцать… - попробовала она договориться с ней. – Запрещать ты мне ничего не можешь, как и отчитывать меня! Я просто поделилась с тобой, думая, что ты меня поддержишь, а ты мне нотации продолжаешь читать и стыдить меня, словно я до сих пор ребенок!
- Поддерживать в этом? В этом?? – ужаснулась мать. – Да как ты можешь даже думать о таком, позор-то какой! И, конечно, ты еще ребенок, который не может взять на себя ответственность за подобные решения, поэтому мне и приходится думать и за тебя, и за себя! О последствиях ты подумала? О том, что у тебя возможно и детей-то больше никогда не будет?
- То есть, я еще мала для того, чтобы избавиться от случайной беременности, но для того, чтобы заботиться о ребенке, я уже взрослая, так что ли?
На это противоречие матери нечего было ответить, поэтому она просто продолжила пугать Олю всевозможными последствиями ее решения, тем, что она обязательно пожалеет о содеянном, да поздно будет и даже тем, что это предательство по отношению к Павлу, который сейчас не может быть рядом с ней, а значит, как-то повлиять на ее решение.
А утром Оля обнаружила, что уходя, мама закрыла ее в квартире, предварительно забрав ее телефон и ключи.
Вечером того же дня, она вернулась вместе с Ариной Аркадьевной – мамой Павла и вместе они продолжили свои уговоры, которые больше были похожи на серьезное психологическое давление.
- Конечно же, мы поможем и ты сможешь продолжить учиться, только поступишь на следующий год! – говорили они в ответ на жалобу Оли о том, что она вынуждена будет отказаться от учебы.
- Конечно же, мы посидим с ребенком, если вам с Павликом захочется прогуляться и встретиться с друзьями, мы же все понимаем, вы еще такие молодые! И квартиру вам поможем снять, пока Павлик на работу не устроится и учиться ты сможешь, все трудности временны! Зато, у вас будет малыш! – обещали они, в ответ на довод Оли о том, что они еще слишком молоды для того, чтобы становиться родителями.
- Конечно же, ты нас поблагодаришь за то, что мы тебя отговорили; ты ведь даже не представляешь, что впоследствии испытывают женщины, решившиеся на этот шаг! А ведь сделанного не воротишь! – убеждали они ее, видя, что ей трудно им противостоять.
Кульминацией этого вечера оказался звонок Павла из части, во время которого он заверил ее, что очень рад тому, что станет отцом, что они немедленно поженятся, как только он вернется и что вместе они со всем справятся! Но в случае, если Оля вдруг примет неправильное решение, он не уверен в том, что сможет ее простить…
Это был ход конем. Павел был ее первой любовью и Оле было бы больно его терять. Это уже впоследствии она поняла, что речь Павла была отрепетирована, а ее составительницей была, скорее всего, ее будущая свекровь. А тогда она была просто растерянной и неопытной девочкой, столкнувшейся с непониманием и давлением окружения…
В назначенное время на свет появилась Машенька – она была до того мила, что никому и в голову не приходила называть ее Машей и тем более, Марией. Она с самой первой минуты была и по сей день остается для всех именно Машенькой.
К Машеньке у Оли были весьма смешанные чувства – она воспринимала ее скорее как любимую куклу и младшую сестренку, а не как дочку и ее мысли в основном были заняты предстоящим отложенным на год поступлением на филологический факультет, а не материнством. Поэтому, ее мир перевернулся, когда ее мать, узнав о ее будущих планах, скептически подняла одну бровь и насмешливо произнесла, кивнув на Машеньку, смешно дрыгающую ножками и ручками в переноске:
- Вот тебе твой институт и твои экзамены на ближайшее время, ученица! Твоя задача сейчас – научиться быть хорошей и заботливой матерью, а учиться будешь, когда твой ребенок подрастет! – и заметив растерянный и недоумевающий взгляд дочери, добавила:
- Нет, ну а ты как хотела-то? Раз уж выбрала ребенка, так будь добра, соответствуй! «Тебя» теперь не существует, есть только «мы», то есть вы с ней…
- Выбрала? Я выбрала? А как же все ваши обещания? – пискнула потрясенная до глубины души Оля, на что мама только покачала головой:
- Моей материнской задачей было отговорить тебя от непоправимого шага! Когда Машенька подрастет, ты меня поймёшь!
- А пока она не подросла, мне-то что делать? – только и смогла спросить Оля.
- Быть матерью! – последовал лаконичный ответ.
- А если я не хочу? Я же самого начала не скрывала этого!
- Оля, не гневи Бога! – прикрикнула на нее мать. – Нужно было раньше об этом думать!
- Так я и думала…
Одновременно с этим раскрылось и то, что ее мать и Арина Аркадьевна подразумевали под «помощью» в воспитании и уходе за Машенькой. Мама пару раз показала, как ее нужно пеленать и купать, могла иногда взять на руки, чтобы рассказать пару потешек, а затем возвращала внучку Оле со словами: «вот, держи, она к маме хочет!»
В остальном, ее «помощь» сводилась к наблюдениям за действиями дочери со стороны и к замечаниям о том, что Оля делает не так, а делала «не так» она все, по мнению мамы.
Арина Аркадьевна появлялась раз в неделю и брала Машеньку на руки только для того, чтобы ее запечатлели с ней на фото, которое она потом разошлет всем своим родственникам с подписью «Я – молодая бабушка!» Видимо это и входило в ее понимание «помощи».
Когда вернулся Павел, в жизни Оли мало что изменилось кроме того, что он, верный своему слову женился на ней (без пышной церемонии и банкета, потому что, кто же будет заниматься Машенькой, пока Оля будет соблюдать все стандартные для невесты и молодой жены традиции?) и они переехали в отдельную съёмную квартиру. В остальном, она по-прежнему была вынуждена уделять все свое время дочери, то и дело спотыкаясь об отказы родственников и даже мужа посидеть с Машенькой хотя бы несколько часов.
Ее терпение лопнуло, когда Павел заявил, что начинает готовиться к поступлению в ВУЗ, поэтому просит ее (нет, требует) не привлекать его уходу за дочерью и справляться со своими женскими обязанностями самостоятельно, раз уж она решилась на ребенка. Вот тогда-то Оля и познала смысл фразы «чаша терпения переполнилась».
- Я «решилась на ребенка», как ты говоришь, только из-за вашего давления! - кричала она. – Из-за твоих слов о том, что ты со мной расстанешься и из-за запугиваний и внушения мне чувства вины нашими матерями! Я сделала, как вы хотели, потому что вы кормили меня обещаниями своей помощи и поддержки, потому что уверяли меня, что я смогу учиться и хотя бы иногда отдыхать! И что в итоге? Вы мне теперь ставите в вину мой выбор стать матерью, хотя я этого не выбирала? Ты собираешься учиться, хотя из-за своего давления и шантажа лишил этого меня?!?
Оля кричала очень долго, после чего ушла из дома и вернулась обратно лишь на утро. По возвращении, ее ждали все ее родственники и измотанный бессонной ночью Павел. Машенька была на руках у ее матери – а как иначе? Кто доверит ребенка молодому отцу, он же с ней не справится! Вот молодая мать – другое дело!
- Бессовестная! Кукушка! Как тебе не стыдно! Кем нужно быть, чтобы так поступать? Какая мать оставит ребенка отцу на всю ночь? Ты что – инкубатор, что ли? – сыпались на нее упреки со всех сторон.
Оля молча всех выслушала, а через неделю бледный, как мел Павел постучался в дверь ее матери с кричащей Машенькой на руках.
- Люд-д-д-мила Л-львовна, п-п-помогите! – запинаясь произнес он, едва ли не силой отдавая дочь ее бабушке. – Оля уехала на какие-то курсы на два месяца, она оставила записку с надеждой, что мы все справимся с ребенком, которого так хотели! Но я не справляюсь, Людмила Львовна! Я же работаю и к экзаменам готовлюсь, а она все кричит и кричит… А моя мама отказалась ее брать, говорит, это не ее забота…
И Павел, едва ли не бегом стал спускаться вниз по лестнице, оставив свою тещу в ступоре и с плачущим ребенком на руках.
Оля отправилась в соседний город учиться на парикмахера, раз уж ей не дали стать журналистом, как она планировала с пятнадцати лет. Жила у школьной подруги, вечерами подрабатывала посудомойкой в кафе. Профессия, свои деньги и независимость от других – вот что ей было нужно. Иначе, каждый так и продолжит указывать ей, чего она должна хотеть, как себя вести и кем быть.
За это время, она приняла всего лишь два звонка перед тем, как отправить всех, кто пытался ей дозвониться, в блок.
Первый - от Павла, который в истерике требовал, чтобы она немедленно вернулась, а второй – от ее матери, которая требовала того же. Оля не могла бы сказать, чья истерика была сильнее…
- Я вернусь тогда, когда получу хоть какие-то навыки, которые помогут мне обеспечивать себя и свою дочь! – сказала она обоим. – Уверена, вы все вместе справитесь с одной маленькой девочкой, которую вы так хотели! А если не справитесь, то просто сдайте ее в детский дом.
На этом она заканчивала разговор, оставляя своих собеседников в полнейшей прострации.
По возвращении, вся ее родня снова попыталась окунуть ее в чувство вины и только немного подросшая Машенька улыбалась ей, демонстрируя два выросших в ее отсутствие зубика.
- Да, я кукушка и инкубатор! – со смехом ответила Оля сразу всем. - Можете лишать меня родительских прав, если хотите, мне будет только легче! Вам же придется с ней сидеть, а не мне! Какая мать так поступает? Такая, как я! Нет, мне не стыдно – я-то как раз думаю о будущем – своем и своей дочери! И кстати, я выхожу на работу в самое ближайшее время, так что можете составлять график того, кто и когда будет сидеть с ребенком. Как хотите, так и живите с этим.
Говоря так, Оля прекрасно понимала, что лишила своих родственников рычагов манипуляции. Кто же будет упрекать ее в черствости, бездушности, и эгоизме, если она сама в этом признается, да еще и со смехом? Манипулировать можно только теми, кто боится показаться плохим, а как можно воздействовать на того, кто заявляет: «Да, я такой! И что вы мне за это сделаете? Да ничего!»
Через пару дней Оля пришла к матери с Машенькой и небольшой сумкой с ее вещами.
- Я теперь работаю в салоне два через два! – поставила она ее перед фактом. – Из этих дней, один день – твой, второй – Павла. Или со свекровью это время делите, тут уж как договоритесь…
- Твой ребенок – твоя забота, я сидеть с ней не буду… - начала было мать, но Оля прервала ее фразой, которая надолго лишила Людмилу Львовну дара речи.
- Тогда убирайся из моей жизни! Тебе напомнить, как я оказалась в этой ситуации? Ты запирала меня дома, отбирая у меня телефон и ключи, ты сыпала обещаниями, что ребенок образованию и жизни не помеха, оказывала на меня давление, лгала мне, потому что все твои обещания ничего не стоили и теперь ты мне же и ставишь в вину мое желание не быть простой домохозяйкой, женой и матерью?
Это ты просила внуков, ты кричала мне, что на порог меня не пустишь и не оплатишь мою учебу, если я выберу себя, так вот, лови-ка теперь бумеранг, мама! Ты будешь с ней сидеть, потому что ты обязана это делать, ведь она существует благодаря тебе! И это не просьба! Откажешься – это будет нашим последним разговором. Ты больше никогда не увидишь ни меня, ни свою внучку, ни сейчас, ни тогда, когда тебе самой понадобится уход! Других детей у тебя все равно нет, так что, дорога тебе будет сама знаешь куда! От последствий своих поступков ты не убежишь!
Примерно такую же речь Оля произнесла чуть позже, в доме своей свекрови, намекнув на то, что если та откажется сидеть со своей внучкой, Оля сделает все возможное, чтобы увести Павла подальше от этого города, заблокирует ее номер в его телефоне и конечно же, больше не пустит ее на порог их дома.
- Да Павел с тобой после этого и дня не проживет! – кричала ей свекровь.
- Разумеется! Он уйдет жить к вам. Вместе с Машенькой. Я же кукушка и простой инкубатор, не забыли? Так что, вам так и так придется принимать участие в жизни внучки, которую вы так сильно хотели…
Павлу она ничего не говорила, потому что он и так все прекрасно понимал. Понимал, что если она смогла уехать однажды, то без сожалений и сложностей сделает это снова, если захочет, а последствия придется расхлебывать ему.
Ибо, разве можно управлять женщиной, которая в ответ на обещание лишить ее родительских прав, отвечает со смехом: «Вперед! Мне же будет проще!»
Сейчас у Оли свой салон красоты. Журналисткой она так и не стала, и вместо этого решила посвятить себя красоте, так что теперь она – талантливый и креативный колорист. Дочку обожает, а Машенька, в ответ на вопрос о будущей профессии отвечает, что станет мастером красоты, как и ее мама. Она много времени проводит со своими бабушками, которые становятся необычайно вежливыми и немного нервными, едва рядом с ними оказывается Оля.
А Оля, в ответ на завистливые вздохи приятельниц о том, как ей повезло с вовлеченными бабушками и мужем, только улыбается, потому что знает – при правильном подходе, практически любого мужа и бабушек можно сделать вовлеченными. Просто не каждая в состоянии выдержать навязанное чувство вины и в ответ на претензии и манипуляции спокойно ответить:
- Да, я – плохая мать! И что вы мне сделаете?