Валентина сидела у окна, в седьмой раз обводя взглядом серый двор, чужие фигуры у подъезда и два жёлто-рослых тополя, что отсвечивали циничной свежестью на закатном фоне. В окошке давно уже темно, а на подоконнике — чашка с остывшим чаем и телефон, который молчит в полную свою мощь.
Муж пообещал сегодня «обязательно до шести». Час назад. Валентина даже не удивлялась — только устало прижимала к коленям ладони, чтобы не дрожали.
— Как у вас дела? — раздался в трубке голос дочери, Светланы.
— Всё хорошо, милая, работаю… Да ничего особенного. — Валентина осторожно растягивает слова, чтобы не сорваться.
Светлана, конечно, всё чувствует. Она не спрашивает лишнего, но в этот раз задумалась:
— Мама, папа опять задерживается?
— Ну что ты, всякое бывает…
Голос у Валентины ровный, почти без эмоций. Она научилась скрывать боль — даже в голосе тени не выдавали её одиночества. За окном вечер окончательно вступал в права, во дворе щёлкнул дверью какой-то сосед — сердце Валентины подпрыгнуло, но тут же опустилось в обыденную тишину:
Не он. Опять не он.
Сбор вечерних теней
В кухне тепло пахнет песочным пирогом. Валентина машинально режет кусочки, хотя аппетита нет — старая привычка готовить к ужину остаётся, даже если за столом всё чаще тишина да тени от люстры. Муж вернётся — угостится или так и оставит на блюде, ей заранее известно, что само присутствие еды привычнее разговора.
Вечер закручивается между плитой и подоконником. Время, как тягучий мёд, ползёт к полуночи. Валентина ставит на стол две чашки, но одну так и не наполняет — муж задерживается снова.
Вдруг взгляд цепляется за рамку у холодильника. Старая фотография… На ней два молодых, смешных и счастливых — он с пробором в волосах, она со смехом на губах и глазами, полными лета.
— Где же мы потеряли себя? — тихо шепчет она, будто только холодильник и слышит.
Вытирает руки о рушник, открывает окно. В лицо тянет сырой ветер с пустого двора.
Звонок.
— Мама, ты не спишь? — снова Света. — Не молчи, пожалуйста…
— Всё в порядке, милая. Я просто немного устала.
Дочь не сдаётся:
— Мам, разве важно, что он заработает больше, если вы стали чужими? Поговори с ним. Не держи всё в себе.
Валентина молчит. Сердце тянет вверх, словно узкий ворот слишком тесной кофты. Никому не показаться слабо.
Чай остывает. Жизнь — нет.
Разговор вместо тени
Вечер следующий. Всё было бы как всегда — пустая квартира, разогретый на пару ужин, только сегодня Валентина не зажигает свечу на столе, не расставляет аккуратно приборы. И окно, в которое она привыкла смотреть, остаётся закрытым. Сидит в кресле и слушает, как за стенкой тик-тик — часики дежурят вместе с ней.
Когда дверь с глухим стуком открывается, Валентина не вскакивает, не бросается к прихожей.
— Ты… не накрыла? — недоумение в голосе Олега непривычным эхом отзывается по квартире.
Она вздыхает тихонько:
— Нет, не накрыла.
Он устал — просвечивает это даже сквозь усмешку, тяжёлую папку и запах дешёвого табака на пальто. Принимается молчать, как будто каждое слово — на счёт.
— Каждый месяц ты обещаешь вернуться раньше, а я всё считаю часы у окна, — вдруг говорит она. Тихо, ровно, будто издалека.
Он вздрагивает, опускает взгляд.
— Ты опять… — пробует вывалить усталость на контрнападение, но рвётся только: — Ты же знаешь, работа…
— А я вот не знаю. Я знаю только, каково – быть одной, ждать и самому себе объяснять, зачем этот наш брак держится на ожидании.
Он молчит долго. Совсем долго. Даже тиканье часов стихает за этим молчанием.
Валентина опускает глаза на кольцо с потёртой гранью:
— Просто скажи честно — мы вместе, потому что привыкли, или потому что хочешь быть рядом?
Олег в первый раз за много лет не находит готового ответа.
Где заканчивается усталость
Ночь проходит напряжённо. Олег долго ворочается на краю кровати, Валентина лежит тихо — будто ей уже нечего терять и нечего ждать. Утром муж уходит на работу молча, даже хлеб не доедает. День тянется вязко, словно клубок старых мыслей: может, зря сказала?..
Но — нет. Всё правильно. Она больше не хочет быть тенью ради спокойствия дома.
Проходит два дня. На душе пусто, но неожиданно — как будто легче. Светлана звонит:
— Мам, вы разговаривали?
— Говорили… Я сказала всё, что болела. Теперь его ход.
Вечером третьего дня в прихожей неожиданно раздаётся звук: ключ поворачивается в замке намного раньше обычного. Олег заходит, задерживает взгляд на жене. В руках — сиреневая бумажная упаковка: тюльпаны, неловко привычные для весны, но такие трогательные.
— Привет… Я сегодня пораньше. Просто так, — голос у него срывается, он сразу перестаёт казаться «чужим».
Валентина смотрит ему в лицо — впервые за долгое время без раздражения, без усталости. Олег шаркает ногой:
— Может, поужинаем вместе? Ты расскажешь… всё, что хочешь. Я слушаю.
За столом, среди крохотного счастья и тревоги — растапливается лёд. Не сразу, не просто — но начинается разговор. Настоящий, без тикания часов и оборванных фраз.
Валентина впервые улыбается — не отражению в окне, а человеку напротив.
Читают прямо сейчас
- Искренне благодарим каждого, кто оказывает помощь каналу лайками и подпиской!