Посуда в раковине стояла с вечера. Три чашки, две тарелки, сковорода с остатками подгоревшей яичницы. Надо было вымыть еще вчера, но у Максима не дошли руки. Или настроение. Или желания — оно как-то испарилось вместе с её голосом, с её улыбками. Лера ушла рано утром, бросив с порога: «Не жди, у нас девичник с девчонками». Это « с девчонками» он уже слышал раньше. И странное совпадение: каждый раз после «девичника» Лера приходила с новыми серёжками, с новым телефоном, с каким-то чужим ароматом на коже.
Максим тяжело вздохнул и открыл мессенджер. «Ты скоро?» — написал. И тут же пожалел. Потому что знал: не ответит. Не раньше ночи.
В дверь позвонили. Резкий, настойчивый звонок, такой, какой бывает только у одного человека — у мамы.
— Максюша! — Нина Алексеевна зашла без приглашения, как всегда. — Опять ты один? Где твоя королева?
Он промолчал, отступив в сторону. Мать прошлась по коридору, огляделась и фыркнула.
— Посуду не убрала, как всегда. Полы кто мыл? Ты? Ну конечно ты. Что она делает вообще, кроме как в зеркало на себя пялиться?
— Мама…
— Ты мне скажи, зачем ты вообще на ней женился? Что она тебе даёт? Одна показуха. Она же только фоткается и по салонам бегает.
— Опять начинаешь? Лера много работает. И имеет право отдохнуть. У неё сегодня…
— Ага. Работает. По клубам. По кафе. За твои же деньги, между прочим! А ты ей за это ещё пыль вытираешь! — Нина Алексеевна швырнула на пол тряпку, которую заметила на подоконнике. — Да она гуляет за твои деньги, а ты ещё и убираешь за ней! Подкаблучник!
Максим устало провёл рукой по лицу. Ему бы промолчать. Но что-то внутри щёлкнуло.
— Хватит, мама.
— Что?
— Хватит, я сказал. Я не прошу тебя приезжать, критиковать, следить, считать, где Лера, что у неё надето и что она ест.
— А кто тебе правду скажет? Она ж тебе глаза залила своими губами. А я вижу, Максим. Ты худой, вялый, злой. И зарплата у тебя вся в никуда. Это ведь не ты себе купил тот белый пуховик за тридцать тысяч? Не ты себе на ногти записываешься? И на массаж?
— Мы семья, — глухо сказал он. — И я не хочу, чтобы ты вмешивалась. Это наш дом.
Нина Алексеевна прищурилась.
— Дом? А чья это квартира, Максим?
Он промолчал.
— Правильно. Моя. И я могу в любой момент…
— Не можешь, — отрезал он. — Мы договор подписали. Помнишь? Я плачу ипотеку. Значит, это и мой дом тоже.
Мать вспыхнула.
— Значит так. Через два дня у меня юбилей. Пятьдесят пять. Я хочу, чтобы ты был. Без неё.
— Мама…
— Я не хочу видеть эту… даже не знаю как назвать её... — она махнула рукой. — Если приедешь с ней — можешь вообще не приезжать, не пущу.
Максим понял, что этот разговор не закончится мирно. Он просто подошёл к двери и открыл её.
— Уходи, мама. Пожалуйста.
Она стояла, пыхтя от возмущения, но потом всё же вышла. Напоследок кинула через плечо:
— Ты ещё пожалеешь. Я тебя предупреждала.
Дверь захлопнулась. Максим закрыл глаза и прислонился к стене.
Когда Лера вернулась после полуночи, он не стал задавать вопросов. Она сняла туфли, зевнула и прошла в спальню.
— Ты чего такой мрачный? — бросила она, стягивая серёжки.
— Ничего. Мама приходила.
Лера подняла брови.
— Опять? Что ей не понравилось на этот раз? Моя ваза? Мои волосы? Или, может, ты слишком тихо дышал?
— Не приезжай на юбилей. Она просила.
Лера замолчала.
— Ладно, — сказала наконец. — Если хочешь — не приеду.
Максим лег на диван в зале, якобы из-за жары. На самом деле — потому что не мог уснуть рядом. Было тяжело. Невыносимо.
На следующий день он получил анонимное письмо на рабочую почту. В письме были фотографии. Лера. Мужчина. Ресторан. Один снимок, второй, третий. Чек из ресторана. Двенадцать тысяч. Дата — вчерашний вечер.
Максим смотрел на экран, и у него дрожали руки.
Он закрыл ноутбук. Потом открыл. Снова посмотрел на фото.
Через полчаса пришло сообщение от Леры: «Ты сильно поздно сегодня? Я хочу тебя увидеть».
Он молча выключил телефон и взял такси. Не домой. В банк.
Они с Лерой оформили совместный счёт полгода назад — тогда казалось, что это просто удобно. И правильно. «Мы же теперь муж и жена», — улыбалась она, щёлкая ногтями по клавиатуре. С тех пор большую часть зарплаты он переводил туда — сначала по привычке, потом как по расписанию. Она обещала, что будет вести учёт, откладывать, следить за тратами. Даже установила приложение, показывала графики расходов. Только графики были яркие, но всегда почему-то уходили в минус.
Максим зашёл в отделение, показал паспорт, попросил выписку и подачу заявления на ограничение доступа ко вкладу. Девушка-менеджер сначала удивилась, потом, видимо, поняла по его лицу: не время задавать вопросы. Через двадцать минут Максим вышел с подписанными бумагами и обновлённым паролем от онлайн-банка. Теперь доступ был только у него.
Он сел в кафе напротив, заказал чёрный кофе и открыл выписку. Билеты в театр, дважды в неделю. Маникюр. Магазин одежды — почти на десятку. Аренда «авто на день». Переводы некому «Артёму». Один — на восемь тысяч. Второй — двенадцать. И потом — крупная сумма, снятая наличными накануне.
Он откинулся на спинку стула. Было ощущение, будто кто-то открыл внутри кран и медленно сливает воздух. До последней капли.
Телефон вибрировал в кармане. Сообщение от Леры: «Ты меня пугаешь. Всё нормально?»
Максим не ответил.
Вечером он вернулся домой поздно, нарочно задержавшись у друга. Квартире было темно. Лера спала. Он тихо прошёл в ванную, потом на кухню. И уже было собрался тоже лечь, как услышал шаги.
— Где ты был? — голос Леры звучал устало.
— Работал.
— Ты мне не отвечал весь день. Я волновалась.
— Правда?
Она подошла ближе. На ней был тот пеньюар, который он подарил ей на годовщину. Тогда она его поцеловала и шептала, что это лучший подарок в жизни. Теперь халат висел на ней, как чужая вещь.
— Макс, — тихо сказала она. — У нас что-то происходит?
Он встал и пошёл в спальню. Лера пошла следом.
— Скажи мне честно. Ты злишься? Мама опять на тебя надавила?
Максим повернулся к ней. Смотрел долго. И вдруг сказал:
— Ты была вчера в ресторане?
— Что?
— Ты была вчера в ресторане с мужчиной?
Пауза. Потом лёгкий смешок.
— С ума сошёл? С девчонками сидели. У Юльки день рождения был. Ты же знаешь.
— Ты говорила девичник. Не ври мне! Я видел фото.
На лице Леры дрогнуло. Почти незаметно, но он уловил это движение.
— Какие фото?
— Твои. С мужчиной. Вечером. Ресторан. Ты смеялась. Он касался твоей руки.
Она молчала.
— Это ложь. — В её голосе появился металл. — Кто-то просто хочет нас поссорить. Мама, да?
— Это был не один вечер. Я всё видел.
Лера медленно села на кровать.
Потом неожиданно выпрямилась, сцепив руки в замок.
— И что теперь? Ты решил меня выгнать?
Максим сел напротив.
— Я хочу, чтобы ты сама всё объяснила. Без вранья. Без этих «девичников». Без схем.
Лера смотрела на него. Долго. Потом вдруг усмехнулась.
— Ну хорошо. Хочешь правду? Слушай. Я не собиралась всю жизнь жить в этой конуре и считать копейки. Я — не твоя мать, которая готова сто раз в день перетирать тряпкой пол и радоваться зарплате в тридцать тысяч. Я хочу жить красиво. И да, меня водят в рестораны. Да, дарят подарки. И что? Тебе же легче. Ты не тратишься на это.
Он смотрел на неё, будто в первый раз.
— Ты это серьёзно?
— Абсолютно. — Она поправила волосы. — Я тебе мешаю? Нет. Ты приходишь домой — у тебя ужин, порядок, уют. Я не идеальная хозяйка. И да, я иногда ухожу — но всегда возвращаюсь. Ты сам говорил, что тебе важна стабильность.
— Это не стабильность, Лера. Это предательство.
— Не драматизируй. Все так живут. Просто не признаются.
Максим встал. Слов не находилось. Только ком в горле.
— Ты больше не получишь ни рубля с нашего счёта, — сказал он тихо. — И тебе нужно собрать вещи.
— Ты с ума сошёл?
— У тебя есть время до утра. Потом сменю замки.
— Я подам на развод, — сверкнула глазами Лера. — И поделю всё! Даже если ничего нет — найду, что забрать!
Максим вздохнул.
— Попробуй. Я подготовился. Всё, что ты тратила — записано. Всё, что я переводил — задокументировано. И да, квартира на маме. Ипотека — моя. Ты в ней — никто.
Лера впервые за вечер не знала, что ответить.
Он пошёл в кухню. Закрыл за собой дверь. Только там позволил себе дрожь в руках. Всё, что болело, наконец получило форму. Всё, что годами гнилостно тянулось, теперь было вырвано с корнем. И всё же впереди было ещё одно — её мать. Которая думала, что Лера просто «девочка с характером».
Утром Лера ушла. Без истерик. Без прощаний. Просто закрыла за собой дверь, бросив напоследок:
— Ты ещё пожалеешь. Другую такую не найдёшь.
— Да от такой бежать надо без оглядки.
Максим просто сидел в зале, пил кофе, смотрел на полупустую полку в шкафу, где раньше стояли её кремы и баночки. Было странно — так тихо, так пусто. Но в этой пустоте было легче дышать.
В тот же вечер позвонила Нина Алексеевна.
— Ну что, поругались? Опять? Сколько можно…
— Мама, она ушла. Нас больше нет.
Пауза.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. Я сам её выгнал.
Секунда тишины — и ликование в голосе:
— Вот и молодец! Я же говорила! Говорила! Она за тебя держалась только из-за денег, сынок! И ещё характер у неё… да она…
— Мама.
— Что?
— Не радуйся. Я выгнал её не из-за тебя. А потому что открыл глаза. Сам.
— Но я ведь тебе…
— Нет, — перебил он. — Ты всё время пыталась сломать, не объяснить. Ты приходила с обвинениями, с криками. А я — взрослый. Я сам понял.
Мать замолчала.
— Не приезжай в ближайшее время, ладно?
— Максим…
— Мне нужно подумать. Без давления.
И он повесил трубку.
Неделя прошла в тишине. Он убирался в квартире, выкинул её зеркала с лампочками, отдал подруге сумку с косметикой, в которую боялся даже заглядывать. Перевёл остатки с закрытого счёта на накопительный. Каждое утро выходил гулять — просто шёл и шёл, пока не замерзали руки.
На работе брал всё больше задач, к вечеру валился с ног. Но чувствовал: откуда-то возвращается сила.
Через две недели в его жизни снова появилась Лера. Вернее — её тень.
Сначала был адвокат. По почте. Требование предоставить данные по счетам, перечень совместно нажитого имущества. Потом — повестка. Она действительно подала на раздел. И потребовала компенсацию за «моральный ущерб».
Максим нанял юриста. Не дорогого, но толкового.
На первом же заседании выяснилось, что Лера претендует на часть его зарплаты, долю в мебели и, внимание — компенсацию за «потерянные возможности». Мол, жила с ним, «терпела», не строила карьеру ради «семьи».
Адвокат Максима подал встречный иск. С документами, с выписками, с чеками. У него было всё — от таблиц расходов до скриншотов переводов на её «Артёма». Судья даже не скрывала удивления. Лера краснела, злилась, закатывала глаза. Но факт оставался фактом: у неё не было ни одного доказательства её вклада в брак.
А вот у него — были. И главное — доказательства её трат за счёт его дохода. Без согласия. Фото свиданий с другим.
Суд затянулся. Всё это время она пыталась давить, писать, просить, угрожать. Сначала — «Давай договоримся», потом — «Ты пожалеешь, у меня связи», потом — «Ты всё равно меня любишь».
Максим не отвечал.
Всё завершилось неожиданно буднично. Решение: в раздел не подлежит. Имущество — в его пользу. Расходы по суду — на неё.
После заседания она подошла к нему в коридоре.
— Ты изменился, — сказала Лера. — Не ожидала, что ты пойдешь до конца. Такой уверенный и упертый. Даже не сломался.
— Я всегда был таким. Просто ты не замечала меня.
Она посмотрела на него с лёгкой усмешкой.
— Думаешь, без меня тебе будет лучше?
— Я уже знаю, что лучше. Без лжи.
Лера больше не появлялась.
Через три месяца Максим съехал с той квартиры. Переехал в маленькую, но уютную двушку. Всё оформил на себя.
Иногда он видел Леру в соцсетях. С новыми мужчинами. С новыми историями. Всё так же — фотки в ресторанах, золотые браслеты, те же подписи: «Наслаждайся моментом».
А однажды ему позвонила мать.
— Ты знаешь… я, наверное, перегибала. Но ты молодец. Вытащил себя сам. Ты теперь… как другой стал.
— Я просто стал собой, — ответил Максим.
А когда в выходной пошёл в парк, встретил девушку с книгой на лавке. Не в бриллиантах. В пальто, с рюкзаком. Она читала Ремарка и чесала нос, когда думала.
Он прошёл мимо. Потом вернулся.
— Простите, вы случайно не замёрзли? Тут рядом есть уютная кофейня…
И с этого началось что-то новое. Без шума. Без «девичников». Без драмы.
Через полгода, когда он шёл по коридору своего офиса, его догнала коллега.
— Макс, ты как будто заново родился. Прям светишься. Это всё… та самая девушка?
Он улыбнулся.
— Нет. Это всё — я. Я просто больше не позволяю жить за свой счёт. Ни финансово. Ни эмоционально.
Теперь он знал: когда человек уходит — с ним можно потерять покой. Но если не ушёл вовремя — можно потерять себя.