Дождь стучал по подоконнику, словно торопился передать что-то важное. Лена стояла у окна, скрестив руки на груди. И смотрела, как капли размывают отражение уличных фонарей. За её спиной в полумраке комнаты молча собирал вещи Максим.
Они больше не кричали. Кричать было бесполезно — слова, которые раньше связывали их, теперь только ранили. Любовь, которая когда-то казалась вечной, теперь напоминала разбитую вазу: даже если склеить, трещины всё равно останутся.
— Забыл зарядник, — пробормотал Макс, роясь в ящике.
Лена не ответила.
Он вздохнул, взял сумку и направился к выходу. Дверь захлопнулась.
Лена вдруг вспомнила, как они выбирали эту квартиру. Макс тогда сказал: "Дверь должна быть крепкой — чтобы звук не проходил". И вот теперь она была благодарна этой дурацкой тяжелой двери — он не услышит, как она всхлипнет.
Она медленно опустилась на пол, обхватив колени.
Почему так больно? Они же оба знали, что это неизбежно. Последние месяцы были как медленное удушье — они забыли, как дышать друг с другом. Но сейчас, когда дверь закрылась за ним, в груди вдруг стало пусто.
Максим шёл по улице, не замечая, как мокнет. В голове крутились обрывки фраз, последние месяцы, их бесконечные «мы должны поговорить», которые так ни к чему и не приводили.
И вдруг — тихий писк.
Он остановился. Возле мусорного бака, в картонной коробке, дрожал маленький золотистый комочек. Щенок лабрадора, на вид месяца три, жался в уголке, мокрый и испуганный.
— Эй, малыш… — Максим присел, осторожно протянул руку.
Щенок неуверенно лизнул его пальцы.
Макс вытащил телефон. Набрал номер.
— Лен… — голос дрогнул. — Тут… тут один парень. Ему очень нужна помощь.
Она открыла дверь в растерянности, еще не успев стереть следы слез с лица. В подъезде пахло сыростью и осенью, а на пороге стоял Максим – такой знакомый и вдруг чужой – с охапкой мокрой куртки в руках.
Лена уже открыла рот, чтобы спросить, что он забыл, но вдруг куртка шевельнулась, и из складок ткани показалась маленькая мокрая мордочка с глазами, полными немого вопроса.
— Он промок… — глухо сказал Макс, и в его голосе она услышала что-то, чего не слышала уже давно – неуверенность, почти детскую растерянность.
Щенок дрожал, капли дождя скатывались по его шерстке, оставляя мокрые следы на руках Макса. Лена замерла. Всего час назад они молча ненавидели друг друга. Всего час назад она клялась себе, что больше никогда не впустит его в свое сердце.
Но перед ней был не Макс, который хлопал дверью. Перед ней был Макс, который когда-то отпросился с работы, чтобы отнести бездомного котенка в приют.
— Заходи, — наконец сказала она, отступая в сторону.
И в этот момент щенок чихнул – жалко, по-детски неумело.
Лена не сдержала улыбки.
Макс переступил порог.
Щенка назвали Пиратом. Это имя пришло само собой, когда щенок в первый же день утащил Максов носок и гордо пронес его по всей квартире, словно драгоценный трофей.
Первые дни были хаотичными: щенок путался под ногами, грыз все подряд, по ночам скулил от одиночества. Лена вставала, брала его на руки, качала, как ребенка. Максим молча подкладывал под нее подушку, приносил плед.
Однажды утром Пират утащил Максов тапок и гордо принес его Лене.
— Предатель, — засмеялся Макс, а Лена вдруг почувствовала, как что-то теплое разливается в груди.
Пират смотрел на них преданными карими глазами, в которых читалась абсолютная уверенность: эти двое — его люди. Навсегда.
— Он думает, что мы — его семья, — сказала Лена однажды утром, наблюдая, как Пират радостно виляет хвостом, бегая между ними.
Максим молчал. Потом протянул ей чашку кофе — так, как она любила: с корицей и каплей молока.
— Спасибо, — она улыбнулась.
Пират прыгнул к нему на колени, потом — к ней. Они засмеялись.
Щенок не знал, что они на грани расставания. Он просто любил их обоих. Играл, приносил мячик, засыпал между ними на диване.
И однажды вечером, когда Пират улёгся, положив морду Максу на колени, а лапу — Лене, она вдруг сказала:
— Помнишь, как мы хотели завести собаку?
— Да, — он кивнул. — Говорили: «Когда будем готовы».
— Может, мы просто… забыли, что значит быть готовыми?
Максим медленно опустил руку, коснулся пальцами ее запястья — так осторожно, будто боялся, что она испарится.
— Помнишь, как мы выбирали имя? — голос его дрогнул. — Ты говорила, что назовешь собаку, только когда увидишь ее глаза.
Лена кивнула, не поднимая взгляда. Она помнила. Помнила, как они смеялись над глупыми кличками, как спорили — "Рекс" или "Барни", как Макс предлагал "Капитана", а она кривилась и говорила, что это слишком пафосно.
— Я увидела его глаза, — прошептала она. — Они были... такими благодарными. Как будто он не понимал, за что его выбросили, но все равно верил, что мир добрый.
Максим сжал ее пальцы.
— Лен... — он сделал паузу, собираясь с мыслями. — Мы столько ждали этого "когда". Когда купим квартиру. Когда я получу повышение. Когда...
— Когда перестанем бояться, — закончила за него Лена.
— Мы так старались быть идеальными, что забыли... — Максим провел пальцем по ее ладони, — что можно просто быть.
Лена подняла на него глаза — впервые за долгие месяцы — по-настоящему посмотрела. И увидела там не того раздраженного мужчину, что хлопал дверьми. Увидела своего Макса. Того, что когда-то целовал ее под дождем, не замечая, что они оба промокли до нитки. Того, что носил в кармане ее смешную заколку "на счастье".
— Я так устала без тебя, — сорвалось у нее.
Он притянул ее к себе, осторожно, давая время отстраниться. Но Лена прижалась к его плечу, вдыхая знакомый запах.
Пират приоткрыл один глаз, наблюдая, как его люди наконец-то обнялись. Он не понимал человеческих слов, но чувствовал — что-то важное только что случилось.
"Пахнет счастьем", — подумал он, улавливая знакомый теплый запах, которого раньше не хватало в этом доме.
Он потянулся, тычась носом то в одну, то в другую ладонь.
"Мои люди больше не пахнут грустью. Больше не сидят в разных углах. Больше не молчат, глядя в окно"
Пират вдруг вспомнил холодную коробку, дождь и страх. А потом — теплые руки, которые подняли его и принесли сюда.
"Они спасли меня. А я, кажется, спас их"
Он лизнул сперва одну руку, потом другую, помечая своих.
"Теперь все будет хорошо. Потому что мы — семья. А семья — это навсегда"
Пират сладко зевнул и устроился поудобнее между ними. Он знал — больше никто никуда не уйдет.
За окном шел дождь. Но в комнате было тепло.