Кофе остывал в чашке уже третий раз за утро.
Телефон молчал. Хорошо. Значит, клиенты довольны макетами, а Лиза из студии не придумала очередную авральную задачу на выходные.
Квартира дышала тишиной — той особенной, выстраданной тишиной, которую покупаешь годами терапии и судебных разбирательств. После Андрея... нет, после того Андрея, бывшего мужа, каждый день без скандалов казался подарком.
— Мариш, ты там совсем одичала? — голос Кати врывался в телефонную трубку, как всегда не вовремя. — Галерея «Форма» открывает новую выставку. Идём?
— Не хочется.
— Хочется. Просто боишься. А Сашка будет, помнишь моего фотографа? Он обещал привести интересных людей.
Интересные люди. После развода эта фраза звучала как предупреждение об опасности.
— Катя...
— Без вариантов. В семь у входа.
Гудки. Катя умела заканчивать разговоры так, словно ей никогда не приходилось слышать слово «нет».
Вечером галерея встретила запахами дорогого вина и дешёвых сигарет. Художник выставлял абстракции — яркие пятна краски, которые должны были что-то означать. Публика кивала с умным видом, произнося слова «концептуально» и «смело».
— Марина?
Голос сзади. Незнакомый, но приятный — без той наглой уверенности, которой обычно грешат мужчины на подобных мероприятиях.
Обернулась. Высокий, темноволосый, улыбается не зубами, а глазами. Джинсы и простая рубашка среди костюмов и «творческих» нарядов.
— Влад. А вы, наверное, дизайнер? — он кивнул на логотип студии на моей сумке. — Угадал по почерку. Всё подобрано со вкусом, но без показухи.
Комплимент прозвучал неожиданно искренне.
— Вы что, изучаете людей по сумкам?
— Иногда. Профессиональная деформация. Психолог.
Мы проговорили до закрытия галереи. Влад рассказывал смешные истории про клиентов, не нарушая этику, но с такой интонацией, что хотелось смеяться. Не помню, когда в последний раз так легко шла на контакт с незнакомцем.
— Может, прогуляемся? — предложил он, когда охранник начал многозначительно поглядывать на часы.
Набережная. Огни города размывались в воде, как акварель под дождём. Мы шли медленно, говорили обо всём и ни о чём. Влад не задавал неудобных вопросов про личную жизнь, не лез с советами, не пытался произвести впечатление.
— Хорошо так, — сказал он, остановившись у парапета. — Просто идти и не думать о завтрашних делах.
— У вас их много? Завтрашних дел?
Он пожал плечами:
— Работа, конечно. Да и... в общем, жизнь сложная штука.
Недосказанность. Но не та, что раздражает, а та, что интригует. Словно за простыми фразами скрывается что-то важное, чем он пока не готов делиться.
Домой добралась около полуночи. Заснула с улыбкой — впервые за полгода.
Притяжение
Влад писал каждый день. Не навязчиво — утром пожелает хорошего дня, вечером поинтересуется, как дела. Иногда присылал смешные картинки или ссылки на статьи, которые могли заинтересовать.
Встречались дважды в неделю. Он приходил в студию после работы, ждал, пока закончу с клиентами. Приносил кофе из той кофейни на углу, где бариста рисует сердечки на пенке.
— Не люблю сердечки, — призналась как-то.
— А что любите?
— Простоту. Когда всё честно и без прикрас.
Он кивнул, как будто понял что-то важное.
Лиза из студии начала подшучивать:
— Твой психолог опять пришёл. Такой серьёзный... А глаза добрые. Не то что у того урода.
Того урода звали Андрей. Бывший муж, который умел быть обаятельным ровно до момента, когда получал желаемое. Влад был другим. Не торопился, не давил, не строил наполеоновских планов на совместное будущее.
— Мне нравится твоя квартира, — сказал он как-то, разглядывая книжные полки. — Чувствуется, что здесь живёт человек, а не создаётся декорация.
Квартиру действительно обустраивала для себя. После развода выбросила всё, что напоминало о браке, купила новую мебель, перекрасила стены. Создавала пространство, где можно дышать.
— Хочешь остаться на ужин? — спросила, удивляясь собственной смелости.
Он улыбнулся:
— Очень хочу.
Готовили вместе. Влад оказался одним из тех редких мужчин, которые не считают кухню исключительно женской территорией. Резал овощи для салата, рассказывал про работу. Клиент-нарцисс, который требует восхищения каждые пять минут. Подросток с паническими атаками. Женщина, которая боится выходить из дома после автокатастрофы.
— Не тяжело? Каждый день чужие проблемы?
— Наоборот. Помогаешь людям найти выход, и сам становишься сильнее.
За ужином говорили о фильмах, книгах, планах на отпуск. Влад мечтал съездить в Исландию — посмотреть на гейзеры и северное сияние.
— Там такая тишина, что слышишь собственное дыхание, — сказал он. — Наверное, это и есть настоящий покой.
Покой. После нескольких лет семейных баталий слово звучало как заклинание.
Вечер растянулся до полуночи. Влад не торопился уходить, но и не намекал на продолжение. Просто был рядом, и этого хватало.
— Спасибо за вечер, — сказал у двери. — Давно так не расслаблялся.
Поцеловал в щёку. Тепло, без спешки.
— До завтра?
— До завтра.
Вторжение
Влад пропал на три дня. Не отвечал на сообщения, телефон молчал.
В четверг вечером позвонил. Голос усталый, какой-то потерянный:
— Марина, можно к тебе? Нужно поговорить.
Приехал через полчаса. Бледный, помятый, словно не спал несколько ночей.
— Что случилось?
— Всё сложно... — он прошёл на кухню, сел за стол. — Мне негде жить.
— Как это негде?
— Квартиру сдавал. Хозяева вернулись раньше срока. А я... в общем, искать новое место сейчас не получается.
Деньги? Работа? Но Влад работал психологом, частная практика приносила неплохой доход. Что-то здесь не сходилось.
— На несколько дней можешь остаться здесь, — услышала собственный голос. — Пока не найдёшь что-то подходящее.
Влад выдохнул с облегчением:
— Спасибо. Я понимаю, как это выглядит... Но правда, только на время.
Переехал в пятницу. Привёз одну сумку с вещами и букет белых роз — извинение за неудобства. Вёл себя деликатно: убирал за собой, не разбрасывал вещи, готовил завтраки.
Выходные прошли спокойно. Даже уютно. Влад оказался идеальным соседом — не мешал работать, не включал громко телевизор, не оставлял грязную посуду.
В воскресенье вечером раздался звонок в дверь.
— Ждёшь кого-то? — удивился Влад.
— Нет.
В глазок видна пожилая женщина с большой сумкой и мальчик лет пяти.
— Владислав! — голос за дверью звучал требовательно. — Открывай, мы устали!
Влад побледнел.
— Это... это моя мама. И сын.
— Сын?!
— Андрюша, пять лет. Он жил с бабушкой, но теперь...
Дверь пришлось открыть. Вера Михайловна — крупная женщина с решительным взглядом — прошла в прихожую, оглядела квартиру оценивающе.
— Значит, это та самая Марина? — она протянула руку для приветствия. — Вера Михайловна. А это Андрюша, мой внучек.
Мальчик спрятался за бабушкины ноги, выглядывал испуганно.
— Мама, я же говорил, что предупрежу... — начал Влад.
— Что предупредишь? Мы с дороги, чемоданы тяжёлые. Андрюше нужно покушать и лечь спать.
Вера Михайловна уже распоряжалась в прихожей, развешивала куртки, ставила детские ботинки рядом с моими туфлями.
— Мама, подожди...
— Не "подожди"! Ребёнку нужна стабильность. Раз у тебя серьёзные отношения, пора Андрюше жить с отцом.
Серьёзные отношения? Влад не поднимал глаз.
— Квартирка хорошая, — продолжала Вера Михайловна, проходя в гостиную. — Просторная. Андрюше здесь понравится. Правда, котёнок?
Мальчик кивнул неуверенно.
Территория войны
Первую ночь Андрюша плакал. Тихо, в подушку, но стены тонкие. Незнакомое место, чужие запахи, папа вдруг рядом после месяцев разлуки. Сердце защемило. Не важно, что не свой ребенок. Чужих детей не бывает.
— Мама уехала работать, — объяснял Влад сыну утром. — Далеко-далеко. Но она скоро вернётся.
Ложь. Вера Михайловна рассказала правду за завтраком, когда Андрюша ушел смотреть мультики:
— Таня на@котики принимает. Третий раз в центр ложилась. Ребенка забрали органы опеки, а мне уже семьдесят. Сил нет возиться с мальчишкой.
Влад молчал, мешал кофе до дна.
— Почему не сказал? — спросила, когда Вера Михайловна пошла разбирать чемоданы.
— Боялся. Думал, испугаешься и... Хотел сначала всё устроить, а потом рассказать.
Устроить. За мой счёт.
Вера Михайловна принялась обустраиваться со скоростью опытного квартиросъёмщика. Переставила кастрюли в кухонном шкафу: "так удобнее". Повесила в ванной детские полотенца: "мальчику нужны свои вещи". Заняла половину холодильника продуктами "для ребёнка".
— Марина, дорогая, а у тебя есть блендер? — спрашивала, роясь в ящиках. — Андрюше нужно готовить супы-пюре, желудок нежный.
Блендера не было. Как и детской посуды. И игрушек.
— Ничего, завтра сходим в магазин, — решила Вера Михайловна. — Как-никак, ребёнок теперь здесь живёт.
Живёт. Слово упало на пол и раскололось, как разбитая чашка.
К среде квартира стала неузнаваемой. Детские вещи повсюду: машинки под диваном, раскраски на журнальном столике, конструктор в спальне. Андрюша оказался активным мальчиком: бегал по коридору. Включал телевизор на полную громкость. Рисовал фломастерами на обоях.
— Дети должны развиваться, — объясняла Вера Михайловна. — Нельзя их одергивать по каждому поводу.
А я одергиваю? Когда успела стать злой тётей?
Вечером работала в спальне. Дверь закрыта, но шум проникал через стены. Андрюша учил наизусть стихотворение — громко, с выражением. Влад читал ему сказку перед сном. Вера Михайловна шуршала пакетами на кухне.
Чужие голоса в родном доме. Как будто включили радио на незнакомой волне. Господи, а может все таки они все правы, а я все-таки эгоистка? Привыкла жить только для себя. Но долго думать не пришлось.
— Мариночка, — Вера Михайловна заглянула в спальню. — А банковские карточки где лежат? Хочу завтра Андрюше игрушки купить.
— Мои карточки?
— Ну конечно, дорогая. Раз живём одной семьёй, значит, и расходы общие. Влад пока без работы, а ребёнку многое нужно.
Без работы? Ещё одна ложь всплыла на поверхность.
— Влад, можно поговорить?
Разговор состоялся на кухне в полночь. Андрюша спал, Вера Михайловна тоже.
— Ты не работаешь?
— Временно. Клиенты разбежались, кабинет дорогой. Думал, может, дома принимать...
Дома. В моём доме.
— Влад, мне нужно время подумать.
— Понимаю. Знаю, что всё получилось не так. Но мы справимся. Вместе.
Вместе. Красивое слово, если за ним стоит правда.
— Давай прогуляемся немного, надо сделать перерыв и послушать тишину. Голова разболелась.
Вернувшись домой застали Веру Михайловну, которая что-то искала в моей тумбочке.
— Я ничего, я просто пыль протирала, — быстро ретировалась она из комнаты. Что искала. узнала только через пару дней.
Четверг принес новые сюрпризы. Вера Михайловна решила готовить борщ — "настоящий, украинский". Кухня превратилась в поле б@я: кастрюли на всех конфорках, капуста в мойке, свёкла на разделочной доске. Красные пятна на белой столешнице, как кровь на снегу.
— Андрюша, не мешай бабушке! — кричала Вера Михайловна.
Мальчик путался под ногами, хотел помочь, но только мешал.
— Можно я тоже буду готовить? — спросил, протягивая игрушечную кастрюльку.
— Конечно, котёнок. Вари суп для кукол.
Андрюша пристроился рядом с плитой, серьёзно помешивая воображаемое варево.
Смотрела на эту картину и чувствовала себя лишней в собственном доме. Как гость, который задержался дольше положенного.
— Мариночка, — Вера Михайловна обернулась с половником в руке. — А можно телевизор в спальню поставить? Андрюше мультики нужны, а в гостиной мы с Владом вечером отдыхаем.
В спальне. В моей спальне.
— Нет, — сказала твёрдо. — Нельзя.
Вера Михайловна удивилась:
— Почему? Ребенку же нужно.
— Потому что это моя спальня.
Тишина. Андрюша перестал помешивать суп, посмотрел на взрослых испуганными глазами.
— Ну конечно, дорогая, — Вера Михайловна улыбнулась натянуто. — Просто подумала, что раз мы теперь одна семья...
Одна семья. Очередная ложь в коллекции.
Граница проведена. Первая из многих.
Последняя черта
Пятница началась с детского плача. Андрюша разбил мою любимую чашку. Ту, с которой пила кофе по утрам, возвращаясь к себе после развода.
— Не плачь, котёнок, — успокаивала Вера Михайловна. — Тётя Марина не будет ругаться. Правда ведь?
Тётя Марина. В собственной квартире стала тётей.
— Конечно, не буду, — соврала, подметая осколки.
Каждый кусочек фарфора резал по живому.
Влад ушёл утром "искать работу". Вернулся к обеду с пакетом детской одежды.
— Где деньги взял? — спросила, когда остались наедине.
— Мама дала. У неё пенсия хорошая.
Пенсия. А просила мои карточки.
— Влад, нам нужно серьёзно поговорить.
— Вечером, ладно? Андрюшу спать уложу.
Всегда вечером. Всегда потом. Как будто между нами стена из детских кубиков и бабушкиных запретов.
Вера Михайловна с Андрюшей отправилась на прогулку, а я пока тишина решила поработать. А через полчаса на телефон стали прилетать сообщения о списании наличных. Бросилась искать карточку — нигде не было. Стало понятно, что взяла Вера Михайловна из моей тумбочки. Пришлось временно заблокировать карточку.
Разговор ни к чему хорошему по возвращении с прогулки не привел. Вера Михайловна как тот попугай только повторяла:
— Мы одна семья. Тоже мне, ребенку денег пожалела. что ты за человек.
Успокоившись Вера Михайловна решила затеять генеральную уборку. Перестирала все полотенца — "детям нужна чистота". Переставила мебель в гостиной — "так уютнее". Выбросила засохшие цветы — "в доме должна быть свежесть".
Цветы засохли, потому что забыла поливать. Некогда стало. Жизнь превратилась в череду чужих потребностей.
— Мариночка, а давай вечером кино посмотрим? — предложила Вера Михайловна. — Семейное что-нибудь. Андрюше полезно.
Семейное кино в семейном кругу. Только семья чужая, а дом мой.
К вечеру терпение лопнуло, как перегретый чайник.
Андрюша расставил машинки по всему коридору — играл в автомойку. Влад лежал на диване, листал телефон. Вера Михайловна готовила ужин, распевая песни.
Идиллия. Если забыть, кто за всё это платит.
— Влад, поговорим. Сейчас.
— Андрюша ещё не спит...
— Сейчас.
Вышли на балкон. Город внизу жил своей жизнью — спешил, работал, решал проблемы. А здесь время словно остановилось в липкой паутине чужих привычек.
— Когда закончится это временное проживание?
— Не знаю. Мама говорит, нужно найти квартиру побольше. Для всех нас.
Для всех нас. Меня никто не спрашивал, хочу ли я быть частью этого "нас".
— А если я не хочу жить со всеми вами?
Влад удивился, как будто мысль о моём нежелании никогда не приходила в голову:
— Но почему? Ты же видишь, как Андрюша к тебе привык. И мама старается изо всех сил.
Старается. Захватить территорию, потратить чужие деньги, переделать дом под себя.
— Влад, ты меня обманул. Скрыл сына. Скрыл, что мать приедет. Соврал про работу.
— Я хотел как лучше...
— Для кого лучше? Для меня?
Молчание. Ответ прозвучал в тишине.
— Мне нужно, чтобы вы съехали. Завтра.
— Марина, подожди... Куда мы пойдём? У мамы однушка, а Андрюше нужно пространство...
— Это не мои проблемы больше.
Влад побледнел:
— Ты серьёзно? Из-за каких-то бытовых неудобств разрушишь наши отношения?
Бытовые неудобства. Так он называл ложь, манипуляции, захват жизненного пространства.
— Какие отношения, Влад? Те, что строятся на обмане?
— Но я люблю тебя!
Слова повисли в воздухе, пустые и фальшивые. Любовь без уважения — как дом без фундамента.
— Если любишь, то должен понимать: мне нужны границы. Честность. Возможность сказать "нет".
Вернулись в квартиру. Вера Михайловна накрывала на стол, Андрюша расставлял тарелки, высунув кончик языка от усердия.
— Ужинать будем? — спросила Вера Михайловна. — Борщ остыл.
— Вера Михайловна, завтра вам нужно съехать.
Женщина замерла с половником в руке:
— Как это съехать? А ребёнок? А Влад?
— Это не моя ответственность.
— Но мы же договорились... Влад сказал, что серьезные отношения...
— Влад много чего говорил.
Вера Михайловна покраснела:
— Да как ты смеешь! Мы тебе не чужие люди! Влад — твой мужчина, Андрюша скоро станет твоим сыном!
— Никто не станет моим без моего согласия.
Скандал длился час. Вера Михайловна кричала о черствости и эгоизме. Влад молчал, как истукан. Андрюша плакал, не понимая, почему взрослые ругаются.
Утром они съехали. Молча собрали вещи, вызвали такси. Вера Михайловна напоследок сказала:
— Пожалеешь. Одинокие женщины всегда жалеют.
Может быть. Но лучше жалеть о сохранённых границах, чем о потерянном доме.
Влад остановился у двери:
— Прости. Правда хотел как лучше.
— Знаю. Удачи.
Дверь закрылась. Тишина накрыла квартиру, как тёплое одеяло.
Первым делом убрала оставшиеся детские игрушки. Потом переставила мебель на место. Выбросила борщ — он так и стоял в холодильнике, обвинением в жестокости.
Купила новые цветы. Белые розы — такие же, какие приносил Влад в первый день.
Поставила любимую музыку. Заварила кофе в новой чашке.
Катя позвонила вечером:
— Как дела с психологом?
— Закончилось.
— Жаль. Он казался хорошим.
— Казался.
За окном зажигались огни. Город жил, дышал, строил планы. А в квартире царила та самая тишина, которую покупаешь годами работы над собой.
Дорогая тишина. Но своя.
Граница проведена. Последняя и самая важная. Хотя и не просто далась мне: хотелось как у всех нормальную семью. А теперь остался последний шаг: чтобы не было неожиданностей от Влада и его семейки, сменить замки во входной двери. Марина достала телефон и нашла телефон «Мастера на час». Пусть лучше будет приходящий мастер, чем жить с мужчиной как на вулкане и с постоянным нарушением границ со стороны его родни.
Благодарю за подписку на канал
Читайте также: