Надя прислонилась к холодной стене и смотрела на иконы. Раньше они что-то излучали, что ли. Тепло какое-то. А теперь просто краски на досках. Красивые, но мертвые.
— Ну что, Господи? — шепнула она в пустоту. — Где Ты был, когда Петя хватался за сердце? Где?
Полгода прошло, как муж ушел. Сын звонит раз в месяц: «Как дела, мам?» — «Нормально». И все. Что ему рассказывать? Что она разговаривает с телевизором? Что боится засыпать, потому что во сне Петя живой?
Подруги сначала звали. На дни рождения, в театр, просто так — чай попить. Но Надя отказывалась. Пока не перестали звать совсем.
— Зачем я сюда пришла? — думала вслух. — Молиться? Кому? О чем?
В храме было тихо. Только свечки потрескивали да где-то далеко пел хор. А она стояла у стены, как приклеенная. Ни молиться не могла, ни уйти.
И тут... мяу.
Тихое такое, жалобное. Надя посмотрела вниз — и увидела кошку.
Серая, худющая, с перебитой задней лапой. Грязная, блохастая, наверное. Сидела у самых ног Нади и смотрела желтыми глазами.
— И ты сюда приползла? — раздраженно прошептала Надя. — Тоже никому не нужна?
Кошка не ушла. Просто сидела и смотрела. В этих глазах было столько... понимания, что ли. Как будто она знала. Знала про пустой дом, про Петю, про сына.
— Мать твою... — Надя покачала головой. — Ну и парочка мы с тобой.
Постояла еще минуту. Потом резко повернулась и пошла к выходу. Но у самых дверей обернулась.
Кошка так и сидела на том же месте. И смотрела ей вслед.
«Завтра, — подумала Надя, — завтра принесу ей что-нибудь поесть. Хотя бы сосиску какую-нибудь. А что — никому от этого хуже не станет».
Возвращение
На следующий день Надя проснулась с одной мыслью: «А что, если её уже нет?»
Сварила себе кофе, намазала хлеб маслом — и вдруг остановилась. В холодильнике лежала докторская колбаса.
— Ладно, — сказала она вслух. — Пусть полакомится.
Отрезала толстый ломоть, завернула в пакет и пошла к храму.
Кошка сидела там же. У той же стены. Как будто и не уходила вовсе.
— Ну привет, бедолага, — Надя присела на корточки. — Я тебе кое-что принесла.
Развернула колбасу, положила на ступеньки. Кошка даже не понюхала — сразу стала жадно рвать мясо. Надя смотрела на это и чувствовала облегчение какое-то. Впервые за полгода она была кому-то нужна.
— Как тебя зовут-то? — спросила она. — Мурка? Муся? Хотя какая разница... Ты же ничья.
Кошка доела, облизнулась и вдруг подошла ближе. Потерлась о ноги.
— Ой, не надо, — Надя отшатнулась. — Ты же грязная. И блохи небось...
Но кошка не отходила. Смотрела снизу вверх и мурлыкала. Тихо, хрипло, но мурлыкала.
И что-то внутри Нади дрогнуло.
Решение
Три дня Надя приходила к храму. Носила еду, воду в пластиковой бутылке. Кошка привыкла, перестала шарахаться. Даже давала себя погладить.
А на четвертый день пошел дождь.
Холодный, осенний, противный. Надя стояла под зонтом и смотрела, как кошка жмется к стене храма. Вся мокрая, дрожащая.
— Господи, — вздохнула Надя. — Ну что за жизнь у нас с тобой...
Постояла, подумала. Потом решительно взяла кошку на руки.
— Все, — сказала она. — Поехали домой. Там хоть тепло.
Новая жизнь
Дома началось веселье.
Кошка сразу спряталась под диван и не выходила два часа. Надя ползала по полу, уговаривала:
— Выходи, дурочка. Никто тебя не обидит.
Когда та все-таки вылезла, стало ясно — просто помыть не получится. Грязи было столько, что пришлось купать три раза. Кошка орала, царапалась, но Надя терпела.
— Ничего, потерпи, — говорила она. — Мне тоже не сладко было, когда жизнь меня мыла...
После купания обнаружилось: кошка не серая, а бело-рыжая. Красивая. И совсем молодая.
— Надо к ветеринару, — решила Надя. — Лапу лечить, прививки делать...
Первые сложности
Ветеринар оказался молодым парнем с усталыми глазами.
— Перелом старый, — сказал он, ощупывая лапу. — Месяца два уже. Сросся кое-как, но хромать будет всегда.
— А... больно ей?
— Привыкла уже. Животные быстро адаптируются.
Надя кивнула. Она тоже привыкала. К тому, что в доме снова есть жизнь. К тому, что кто-то ждет её дома.
— Истощение сильное, — продолжал врач. — Блохи, глисты. Но поправится. Молодая еще.
Выписал кучу лекарств, объяснил, как кормить. Надя слушала внимательно, записывала. Впервые за полгода у неё появилось дело.
Привыкание
Кошка — Надя назвала её Лизой, просто так, по наитию — оказалась характерной.
Спала только на Петиной половине кровати. Его тапочки таскала по всей квартире. А когда Надя плакала вечерами, подходила и клала лапу на руку.
— Умная ты, — шептала Надя, гладя мягкую шерстку. — Понимаешь всё.
Дни стали другими. Утром — покормить Лизу. Днем — лекарства давать. Вечером — играть с бантиком на веревочке.
И постепенно дом снова стал живым.
Надя даже телевизор включила. Первый раз с похорон.
Неожиданная встреча
Прошел месяц. Лиза окрепла, перестала хромать так сильно. Шерсть заблестела, глаза стали ясными. Надя радовалась каждому дню, как ребенок.
В тот вторник она возвращалась из магазина с кормом для Лизы. Поднималась по лестнице, когда услышала знакомый голос:
— Надежда Петровна! Надежда Петровна, подождите!
Это была тетя Клава с третьего этажа. Запыхавшаяся, взволнованная.
— Слушайте, а правда, что у вас кошка живет? Рыжая такая, с белым?
Надя насторожилась.
— А что? — осторожно спросила она.
— Да я вот думаю... А не Машка ли это? Машка Валентины Ивановны?
Сердце Нади екнуло.
— Какой Валентины Ивановны?
— Да из сорок второй квартиры! Которая в прошлом месяце померла. Помните её?
Как не помнить. Валентина Ивановна — местная скандалистка. Вечно с кем-то ругалась, жаловалась в управляющую компанию, орала на детей во дворе. Надя её избегала, как огня.
Горькая правда
— Так вот, — продолжала тетя Клава, — у неё кошка была. Машка. Очень похожая на вашу. Она у вас на окошечке сидела, я разглядела. А когда Валентина Ивановна в больницу попала, кошку-то никто не кормил. Месяц она по подъезду бегала, голодная. А потом пропала куда-то.
Надя стояла как оглушенная. В руках пакет с кормом, а в голове — хаос.
— Вы уверены? — хрипло спросила она.
— Да почти. Хотите, фотографию покажу? У меня на телефоне есть, как-то случайно Машку снимала. Мы же дружили с Валечкой.
Тетя Клава достала старенький телефон, покопалась в фотографиях.
— Вот, смотрите!
Надя взглянула на экран — и у неё подкосились ноги.
Лиза. Её Лиза. Только здоровая, ухоженная, без сломанной лапы.
Внутренний конфликт
Дома Надя села на диван и долго смотрела на Лизу. Та мирно спала в кресле, свернувшись калачиком.
— Машка, значит, — прошептала Надя. — А я тебя Лизой назвала...
В голове крутились мысли. Валентина Ивановна... Надя её терпеть не могла. Помнила, как та орала на Петю за то, что он музыку слушал после десяти. Как жаловалась на их «шумных» гостей. Как один раз даже участкового вызывала.
— Вредная старуха, — говорил тогда Петя. — До самой смерти всех доставать будет.
А Надя соглашалась. Кивала. Злилась вместе с ним.
И вот теперь... теперь оказалось, что у этой «вредной старухи» была кошка. Которую она любила. Которая месяц голодала после её смерти.
— Господи, — простонала Надя. — Для чего ты мне это послал?
Осознание
Ночью Надя не спала. Лежала и думала.
Вспоминала Валентину Ивановну. Всегда одну. Всегда сердитую. А может... а может, она просто была одинокой? Как сейчас Надя?
Может, её злость — это была просто боль? Боль от того, что никому не нужна?
А кошка, кошка была всем, что у неё осталось.
Утром Надя оделась и пошла к тете Клаве.
— Скажите, а где Валентина Ивановна похоронена?
— На Северном кладбище. А что?
— Можете адрес точный дать? Участок, номер?
Тетя Клава удивилась, но дала.
В цветочном магазине Надя купила букет хризантем. Дорогой, красивый. Такой, какой никогда не покупала даже себе.
На кладбище шел мелкий дождь. Могила Валентины Ивановны оказалась запущенной — никто не ухаживал. Покосившийся крест, увядшие цветы.
Надя поставила свой букет, убрала сорняки.
— Простите меня, — сказала она вслух. — Я не знала. Не понимала.
Дождь усилился, но Надя стояла и не уходила.
Слезы смешались с дождем.
— Я позабочусь о Машке. Обещаю. Она будет счастлива.
Прощение
По дороге домой Надя думала о прощении. О том, как легко судить других. О том, как трудно понять.
Валентина Ивановна больше не казалась ей злой старухой. Она была просто женщиной, которая любила свою кошку. И которая умерла в одиночестве.
А кошка нашла новую семью. Новую любовь.
Дома Лиза встретила её мурлыканьем и потерлась о ноги.
— Машка, — тихо сказала Надя. — Можно, я буду звать тебя Лизой? Валентина Ивановна не обидится.
Кошка посмотрела на неё желтыми глазами. И мяукнула. Как будто согласилась.
В этот момент Надя поняла: она больше не одна. И не только потому, что рядом кошка.
Она соединилась с памятью другой одинокой женщины. Приняла её боль. Простила. И была прощена.
Жизнь продолжалась.
Весна
Прошла зима. Длинная, тяжелая, но уже не такая пустая.
Надя проснулась от того, что Лиза запрыгнула на кровать и стала мурлыкать прямо в ухо. За окном светило солнце, пели птицы.
— Ну что, красавица, — улыбнулась Надя, — пойдем гулять?
Месяц назад она купила Лизе поводок. Смешной, розовый, с колокольчиком. Соседи сначала удивлялись — кто это кошек на поводке водит? А потом привыкли.
Во дворе их ждала Марина с пятого этажа. Молодая мама с коляской.
— Надежда Петровна! А мы вас ждем. Дочка все спрашивает: где тетя с кисой?
Лиза важно прошествовала к коляске. Малышка в восторге протянула к ней ручки.
— Осторожно, Соня, — сказала Марина. — Киса может поцарапать.
— Да не поцарапает, — улыбнулась Надя. — Она добрая.
И правда — Лиза терпеливо позволяла гладить. Даже мурлыкала.
— Слушайте, — сказала Марина, — а не хотите к нам на день рождения? Соне год исполняется. В субботу отмечаем.
Раньше Надя бы отказалась. Сославшась на дела, на усталость. А сейчас...
— Спасибо, — сказала она. — Конечно, приду.
Письмо
Дома в почтовом ящике лежало письмо. От сына.
«Мама, решил навестить тебя летом. Возьму отпуск, прилечу с Анной и детьми. Хочу, чтобы они знали бабушку. А то я им про тебя рассказываю, а они не верят, что у папы есть мама».
Надя перечитала письмо три раза. Сын едет. С женой, с детьми. У неё есть внуки, а она их ни разу не видела.
Лиза запрыгнула на колени, потерлась о письмо.
— Представляешь? — тихо сказала Надя. — К нам гости будут. Настоящие.
Разговор с прошлым
Вечером Надя достала из шкафа Петину фотографию. Долго смотрела на знакомое лицо.
— Знаешь, — сказала она, — я больше не злюсь. Ни на тебя за то, что умер. Ни на сына за то, что далеко. Ни на себя за то, что осталась.
Лиза мяукнула, как будто поддерживала.
— Помнишь Валентину Ивановну? Ту, что нам жизнь портила? Оказалось, она просто одинокая была. Как я. И Лиза — это её кошка. Машка её звали.
Надя погладила Лизу за ухом.
— Странно получается. Я думала, судьба мне кошку послала. А оказалось — я Валентине Ивановне должна была помочь. Через её кошку.
Новое начало
На кухне Надя заварила чай, нарезала Лизе лакомство. Села у окна.
Телефон зазвонил. Марина.
— Надежда Петровна, а вы завтра свободны? Мы с подругами в театр собираемся. Может, с нами?
— А Лизу с кем оставить? — засомневалась Надя.
— Так она же взрослая! Пару часов дома посидит.
Надя посмотрела на Лизу. Та лежала на подоконнике и грелась на солнце. Довольная, спокойная.
— Знаете что? — сказала Надя. — Поеду. Давно в театре не была.
После разговора она взяла Лизу на руки, прижала к себе.
— Спасибо тебе, — прошептала. — За то, что нашла меня. Или я тебя нашла... Неважно. Главное — мы теперь не одни.
Лиза замурлыкала. Тепло, уютно.
А за окном весна вступала в свои права.
