20 лет с нами нет большого русского поэта Николая Дмитриева (его не стало в ночь после Дня России 13 июня 2005 года). Его поэтические шедевры давно стали классикой и вошли в школьные хрестоматии и золотой фонд отечественной литературы.
9 июня, накануне Дня России, в Большом зале Центрального Дома литераторов в Москве состоялся вечер памяти Николая Дмитриева.
Однако, и своему педагогическому призванию он остался верен до конца. Из 52-х лет своей жизни больше двух десятилетий он отдал сельским и городским школам, где его очень любили, как преподавателя. А в лихие 90-е, чтобы кормить семью, детей, выдающийся поэт подрабатывал ещё продажей газет в электричках и подземных переходах. Стихи Дмитриева любили и любят, считают их пророческими.
Его яркое литературное наследие стало популярным в благодаря заботе его супруги Алины Дмитриевой (она тоже выпускница педвуза и до сих пор работает в образовании), директору Бюро пропаганды художественной литературы Союза писателей Рф Алле Панковой и её дочери, талантливому режиссёру, Ирине Панковой, а также известному писателю, драматургу, общественному деятелю Юрию Полякову.
***
Когда на братскую могилу
Я приношу свою тоску,
Я думаю: а мы смогли бы
Вот так погибнуть за Москву?
Уже навек во тьме кромешной
Уткнуться в снеговую шаль?
Сорокалетней, многогрешной,
Угрюмой жизни – тоже жаль.
Смогли б, наверно. Но не скрою,
Что в бой ушли б с большой тоской:
Известно ль было тем героям
О куцей памяти людской?
И что Москву к ногам положат
Не трёхнедельным удальцам –
Бандитам, стриженным под ёжик,
Своим ворюгам и дельцам.
И всем самоновейшим ваням,
И тем, кто кормится при них,
Кто подплывает к изваяньям
С собачьих свадебок своих.
Стоят, косясь не без опаски
С иноплемённою душой.
Им те высоты – остров Пасхи
С культурой странной и чужой.
1995
* * *
Упал на пашне у высотки
Суровый мальчик из Москвы...
Яр. Смеляков
Подростки сверстника убили
За две кассеты с рок-звездой,
С портфелей кровь небрежно смыли,
В портфелях – Пушкин и Толстой...
Свои швыряю рифмы в ящик,
Но пусть горит мое окно,
А вдруг в ночи, убийц родящей,
Кого-нибудь спасёт оно?
Замыли кровь, убрали тело,
И спотыкаясь, и спеша.
...А вдруг еще не отлетела
Та удивлённая душа?
Вдруг – здесь парнишка тот суровый, –
Всё топчется в родном краю,
Пытаясь снять венец терновый,
Обнову страшную свою?
1992
НА СТРОИТЕЛЬСТВО ХРАМА ХРИСТА СПАСИТЕЛЯ
Храм возводится, нищих плодя.
Положили кирпич – застрелился
Офицер молодой, не найдя
Ни буханки в семью – как ни бился.
Кто-то сытый, из новых, из этих,
– Возрождается Русь! – говорит.
Купол краденым золотом светит,
Словно шапка на воре горит.
Но, конечно, святыней он станет,
Средоточием вечной любви –
Новый век, встрепенувшись, вспомянет
Тот замес на слезах и крови.
2000
НИЩИЙ
Промелькнуло: кто-то просит хлеба
Во дворце подземном под Москвой.
Кремовое каменное небо
Светит завитушкой золотой.
Как чьему-то подчиняясь зову,
Перед ним проходит, словно сон,
Попирая заповедь Христову,
Сомкнутый могучий легион.
Чем-то озабоченное стадо,
Лестницей ползущее туда,
Где уже открыты двери ада.
Что ж, смелей входите, господа!
2000
* * *
Брось ты, друг, считать тысячелетья!
С неба – ад. Отравный пар – с земли.
Всё темнее жить на этом свете,
Что когда-то белым нарекли.
Иногда что вредная привычка
Призрачное выглядит житьё.
Как не разучилась божья птичка
Щебетать на ветке про своё?!
1998
ИОВ*
Толпа торопится под кров
К нескудной или скудной пище.
А на углу сидит ИОВ
На гноище и пепелище.
Клубится перекатный вал,
А у него заботы нету –
Он уголок отвоевал
Размером в рваную газету.
Глядит, портвейном укрощён,
Глазами, полными прощенья.
Удобно сложносокращён
Чиновным хамом в миг смущенья.
Воспалена ИОВа плоть,
Истлели все его именья.
И чудно так глядит Господь
На русское долготерпенье.
1996
* ИОВ – инвалид Отечественной войны
* * *
На мглистой заре XXI века
Я славлю борцов за права человека.
За чёрную воду гнилого колодца
С тяжёлой бадьёй вылезают бороться
Старухи в обносках и парень-калека –
Четыре борца за права человека.
Им надо бороться и не понарошку
За право своё на дрова и картошку,
А значит, на жизнь – это главное право,
Скрипуч журавель, а ворона картава.
Зловеще молчанье соснового бора,
Морозы страшней мирового террора.
Отсюда и псы, поразмыслив, до снега
Сбежали во мглу XXI века.
2003