Людмила не собиралась идти к свекрови, просто так получилось, по работе оказалась в этом районе. Мимо шла, решила заглянуть: может, картошки взять с дачи, недавно привезенной Вадимом, или просто чаю попить. Домофон работал, Люда знала код прекрасно. Как обычно, она поднялась пешком и тихо постучала.
— Люда? Заходи, — отозвалась из-за двери Ада Васильевна.
В квартире пахло жареными пирожками. В комнате, где стоял старый шкаф и телевизор с пыльной салфеткой, играла девочка лет пяти, не больше. Сидела на полу, вырезала что-то из бумаги, рядом лежали фломастеры и плюшевая сова.
Людмила растерялась.
— Какая милая девочка, — произнесла она, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— Ага, — коротко кивнула свекровь и потянулась за чайником. — Проходи, садись. Пирожки у нас сегодня с картошкой, девочки их обожает. —Людмила немного постояла в растерянности: такую картину в доме свекрови она видит впервые. Вроде у близких родственников нет таких маленьких детей. И она решила, что это кто-нибудь из соседей попросил Аду Васильевну посидеть с ребенком.
Люда села, выпила чай. Девочка один раз взглянула на неё, но внимательно и вернулась к сове. Перед уходом Людмила потрепала девочку по головке и вышла, но любопытство ее распирало.
Вечером дома, за ужином, Людмила осторожно поинтересовалась у мужа:
— Вадим, ты знаешь, я сегодня была очень удивлена, когда у твоей мамы увидела очаровательную девочку, правда немного диковатую. Прокрутила в голове, не могла вспомнить, что у ваших родственников были дети такого же возраста. Может, я что-то не знаю? —Вадим пожал плечами.
— Без понятия. Может, соседи попросили? Там же бабка с пятого давно в больнице, может, из их семьи. —На этом Люда и остановилась. Соседи так соседи, это вероятнее, потому что она заметила, что в доме свекрови соседи относятся друг к другу почти по-родственному.
Но через три дня она снова зашла к Аде Васильевне теперь уже из-за любопытства, как будто что-то ее толкало туда. Опять та же девочка сидит за столом, ест бутерброд и запивает чаем.
— Ты чего зачастила? — спросила свекровь, появившись на пороге кухни, и в голосе прозвучало раздражение.
— Просто… — равнодушно ответила Людмила
—Если просто, иди дальше. Нечего тут вынюхивать. — Люда не стала пререкаться, вышла и села у подъезда, на скамейку. Майское солнце било прямо в глаза. Старушка с соседнего подъезда села рядом, что-то бормотала о капустной рассаде, о пенсии. Потом вдруг:
— Бедная Ада, навязали ей девчонку, еще неизвестно, ее ли это внучка. Жанка-то давно прославилась… Догулялась, теперь лежит в больнице, говорят, операция сложная. Вот и пришлось твоей свекрови забрать внучку к себе. —Людмила чуть не поперхнулась:
— Какую внучку?
— Алису. Она у Ады уже вторую неделю живет. Да, преподнесла ей жизнь сюрприз, но … Но куда ей деваться, кровь-то родная.
Слово «внучка» прозвучало в голове, как удар и как будто кто-то кулаком бил в грудь. Вечером еле дождалась мужа с работы. Он не успел открыть дверь, как она к нему с предложением:
— Нам надо поговорить.
— Что опять? — Вадим отложил телефон. — Устал я, Люд, если честно. Мне бы поесть и ползком добраться до подушки.
— Вадя, все как-то странно выходит. У Ады Васильевны ты единственный сын… Тогда я не пойму, откуда взялась внучка… Или я чего-то не знаю? — Вадим молчал, опустив голову.
—Люд, не неси чепуху.
—Вадим, но я это же не выдумала, а узнала от соседки, она так и сказала, что родная кровь. —Муж долго молчал, уткнувшись лицом в ладони. Потом сказал:
— Это ничего не значит. Я… сам не знал, что она у меня есть дочь. Тогда, помнишь, ты в Красноярск ездила… У нас с Жанной, ну… один раз, по глупости. Мы не переписывались, не встречались больше.
— Один раз? — Люда хрипло усмехнулась. — Девочка, Вадим, лет пять. И эта Жанна на другую планету переселилась? Люди ее хорошо знают и осведомлены о ее похождениях. Значит, она до сих пор живет в том же микрорайоне, что и твоя мать, а ты забыл?
— Жанна сама пропала, потом только пару лет назад объявилась, ничего не требовала. Мать ей помогала, я ничего не знал и знать не хотел, клянусь.
— А теперь? Теперь свекровь сидит с девочкой… ни от кого не скрывает, что она ей родная внучка…
Вадим опустил глаза.
— Она позвонила маме сама. После операции. Сказала, что никто, кроме неё, девочку не возьмёт. Мама не хотела, но потом… Люда, прости. Я не думал, что всё так…
Она не дослушала, вышла из комнаты и села в кухне, опершись руками на подоконник, где лежал засохший базилик.
На следующее утро Людмила поднялась рано. Вадим ушёл на работу, как обычно, будто ничего не произошло, но из головы у нее не выходил недосказанный разговор с мужем.
Она не звонила. Просто оделась, дошла пешком, как по накатанной дороге. Дверь открылась почти сразу.
— Опять ты, — сухо сказала Ада Васильевна. — Проходи уж.
Людмила вошла. В комнате было тихо. Девочки не было. Только открытая пачка печенья на столе и кружка с недопитым чаем.
— Где она? — спросила Людмила.
— У соседки, — ответила Ада Васильевна. — Я в магазин собираюсь. Но, видимо, не выйду. Что хотела?
Людмила села, чуть призадумалась, с чего начать, чтоб свекровь выложила всю правду.
— Вы знали и молчали...
— А что говорить? Чтобы ты, как всегда, скандал Вадиму закатила? Ты бы выслушала и согласилась с правдой? — голос свекрови стал твёрдым. — Ты никогда ничего не хочешь слышать, Люда.
— Это ваша внучка. И я все должна была узнать от вашей соседки? — Людмила почувствовала, как внутри всё сжимается. — Зачем же вы прятали ее от сына, от меня?
— Я не прятала. Я защищала Вадима от твоих истерик. — Ада Васильевна опёрлась на спинку стула. — Ты хоть раз подумала, почему Вадим вообще на кого-то посмотрел?
— А вы сейчас меня в чем-то вините?
— А кого? Себя, что ли? Он мой сын. И я вижу, как вы живёте. Ты его сделала своей тенью. Он домой приходит и права голоса не имеет. Всё не так, всё не этак. Говорить с тобой нельзя, дышать ему тоже скоро запретишь.
Людмила вскочила.
— Вы хотите сказать, что он имел право? Спать с кем-то, заводить ребёнка, потому что ему, видите ли, трудно со мной?!
— Я говорю, что в семье всё не просто так. Мужчина не пойдёт на сторону, если дома женщина — жена, а не прокурор.
Повисла тяжёлая пауза.
— А Жанна? — глухо спросила Людмила. — Она вам кто? Она же… Она же пьёт, если верить той женщине, у неё и работы толком нет. И вы ее защищаете?
— Нет, не защищаю и не подумаю даже, она мне никто. Но Алиса моя кровная внучка. Я её не брошу. А мать… да, ведёт себя, как попало. Но ребёнок-то в этом не виноват.
— А я виновата, — прошептала Людмила.
— Ты взрослый человек. Могла бы хоть попробовать понять. Вместо того чтобы бегать и винить всех подряд, лучше бы в больницу чаще обращалась да лечилась, так я от вас внуков, видать, не дождусь. Но сейчас другое дело. Это маленькая девочка. — В глазах у Ады Васильевны появился блеск. —Оставить её было выше моих сил...
— А мне что делать с этим?
— Как знаешь. — Ада Васильевна встала. — Хочешь, уходи от мужа... Хочешь, прими, как должное. Ты спросила, я ответила. Слава Богу, теперь у меня совесть чиста. Тебе решать, что важнее: любовь к мужу или твоя гордость.
Людмила пошла к двери молча. На лестничной площадке она задержалась, услышала детский смех. Звонко смеялась Алиса. Ребёнок, которому пять лет, и который понятия не имеет, какой комок лжи вокруг него растёт.
Люда спускалась вниз, вцепившись в перила. Слово «внучка» снова кольнуло остро, но теперь по-другому. Она домой не поехала, решила наведать в больницу, которая находилась в соседнем квартале.
Она долго стояла перед зданием больницы, не решаясь зайти. Вадим ничего толком не объяснил. Лишь бросил, будто между прочим: «Ну… был момент, да. Но это давно. Всё не так, как ты думаешь».
Не так… это как? Алиса не его дочь? Жанна просто случайность? Тогда почему мать девочки обратилась к Аде Васильевне, пока лежит под капельницей? Почему ребёнок зовёт Аду Васильевну бабушкой?
Все узнала в приемном покое. Палату назвали неохотно, видимо, Жанна не в лучшем положении. Сердце у Люды колотилось. Она даже не знала, как та выглядит. Жанна. Просто имя, знакомое и чужое, из чужой истории. На всякий случай включила в телефоне диктофон.
Дверь в палату была приоткрыта. Людмила постучала, но ответа ждать не стал. Когда уже открыла дверь, услышала:
— Да? — донёсся хрипловатый голос. Она вошла. На кровати лежала женщина с потускневшими глазами, волосы собраны в пучок, лицо бледное. Губы сухие.
— Я... — произнесла она. — Людмила, жена Вадима, с ним мы одиннадцатый год в браке. — Женщина сначала сделала вид, что у нее говорить не было сил. Через минуту сказала:
— Ну, присаживайтесь. Хотите услышать всё без приукрашивания? Я не в том положении, чтобы врать, — Жанна усмехнулась криво, глотнув воды из пластиковой бутылки.
— Я хочу понять, — тихо сказала Людмила. — Кто вы ему?
Жанна на секунду прикрыла глаза, словно собираясь с духом.
— Вадим мой был всегда, с восьмого класса. У нас всё было по-настоящему. Мечтали, придумывали, дурачились. А потом — вы, такая красавица появилась из неоткуда. Потом ваша свадьба... Вы думаете мне легко было это все пережить? Потом винят меня еще в беспорядочности… Спасибо еще пусть скажут, что я руки на себя чуть не наложила… А Вадим… он оставался со мной, как мог. Пусть нечасто, но встречи были.
Люда хотела что-то сказать, но Жанна не дала.
— Не перебивай. Я долго молчала. Многое делала, что стыдно вспомнить. Да, пила. Да, падала. Он поднимал. Снимал с чужих диванов, водил к врачам. Говорил, что всё наладится. А я дура верила. Потому что Вадим единственный, за кого я держалась. И ребёнка я оставила потому, что это… — Жанна перевела взгляд в окно, — это последнее, что вселяло надежду, что когда-нибудь мы все равно будем вместе.
— Вадим сказал, что у вас всё давно закончилось, — глухо произнесла Людмила.
— Конечно. Удобно так сказать. Особенно тебе, жене. Он обещал забрать нас, когда я рожу. Потом, когда я подлечусь. Потом… когда выйду из запоя. —Жанна говорила с длинными паузами. Я аборты делала, думаешь, от кого? От Вадима, потому что он не был готов. Он всегда «не готов». Но заметь, всегда был рядом то с деньгами, то с объятиями, то с обещаниями.
Жанна запнулась, голос ее осел, и она с минуту молчала.
— Вадим говорил, что ты страшно гордая, что дома все должно быть по-твоему. Он порой сомневается в твоих чувствах к себе. А мы… — Жанна выдохнула. — Мы любили друг друга. Да что там любили, до сих пор любим… Только ему стыдно за меня, боится, что я никогда не стану порядочной. А кто виноват, что я съехала с катушек? Сам и виноват.
Люда встала. Её ноги дрожали, но она не подала виду.
— Спасибо. Теперь всё понятно.
— Не всё, Люда, — ответила Жанна уже тише. — Я бы не держалась, если бы не знала, что он неравнодушен. Просто ты для него безопасный выбор. А я как буря, которую Вадим боится.
Люда вышла в коридор с ощущением, что проваливается сквозь пол. Воздух казался резким, как лезвие. Ноги не шли, сердце не слушалось.
Они ужинали молча. Людмила разложила еду, как обычно: макароны, котлеты, салат. Посмотрела, как муж жует, откинувшись на спинку стула, будто ничего его не беспокоит. Всё было, как всегда. Только у неё внутри не прекращался гул. Она сидела напротив и чувствовала, как пальцы немеют от напряжения. Сил больше не было молчать.
— Вадим, — спокойно сказала она. — Можешь ничего не говорить, просто послушай. —Людмила положила на стол телефон. Нажала кнопку. Из динамика раздался голос Жанны:
— Хотите услышать всё без приукрашивания? Потому что я не в том положении, чтобы врать…
Вадим замер. Вилка застыла в руке. Потом он положил приборы и уставился в стол..
— Мы любили. С восьмого класса. Потом он женился на вас. А ко мне возвращался, когда появлялась возможность... То деньги, то объятия, то обещания… Я аборты делала... Но Вадим всегда был рядом…—Людмила не смотрела на мужа. Ее взгляд был направлен в стену. Но краем глаза всё видела6 у него красные пятна полезли вверх по шее. Щёки вспыхнули. Он дышал прерывисто, пытался держать лицо, но не выходило.
Запись закончилась. Людмила подняла глаза:
— Ну что ты теперь скажешь?
Вадим тер виски, отворачивался к окну, видно было, что подбирал оправдания. Помолчал. Потом покачал головой, как будто не верил своим ушам:
— Это всё... Люда, ты не так всё поняла. Она больная. Она манипулирует. Я ей помогал, да, но…
— Не продолжай, — она встала. — У тебя пятна на лице. Ты всегда так выглядишь, когда врёшь.
Он хотел встать следом, дотронуться до неё, но она отодвинула стул.
— Ты всё это время приходил ко мне с её запахом. С её словами на губах. А я готовила тебе обед, стирала тебе носки, говорила с твоей матерью, ухаживала за её «гостями».
Он опустил голову.
— Люд, я... Я не хотел, чтобы так вышло.
— А как ты хотел? Чтобы я всю жизнь жила рядом с твоим прошлым? С твоими обещаниями ей? Или чтобы Алиса называла меня тётей?
Вадим не ответил.
— Я иду спать в зал, — сказала она. — А ты подумай, как будешь объяснять это своей матери. —Людмила ушла. Дверь хлопнула мягко, но окончательно.
Людмила собирала вещи спокойно, медленно, без истерик. В зале уже стоял чемодан, на кухне — сумка с посудой, которую она когда-то принесла из своей квартиры. Тёплое пальто с меховым воротником пока еще покоилось на вешалке…
Звонок раздался неожиданно. Людмила по инерции открыла дверь. Ада Васильевна вошла без приглашения.
— Людочка… — с порога, — ты куда это?
Люда даже не обернулась:
— Домой. к себе. Помнишь, у меня был дом?
— Да подожди ты. Ты же не можешь вот так взять и уйти! — голос дрогнул. — Это же не просто ссора. Это… это глупость. —Людмила медленно подняла глаза. Ада подошла ближе.— Я поговорила с Вадимом. Он всё понял. Всё осознал. А та, — она махнула рукой, — никогда тебе не ровня. Не хозяйка, не мать и не женщина она.
Люда молчала.
— Ты хорошая жена, Людочка, — заговорила Ада другим тоном. — Ты Вадиму квартиру привела в порядок, быт, уют создала. Ты правильная. Да, я это теперь понимаю. Не с первого раза, но понимаю. Жанна ему никогда тебя не заменит ни по уму, ни по совести.
У Людмилы дернулась бровь. Она вгляделась в лицо свекрови, словно не узнавала:
— Это вы сейчас про меня говорите?
— Конечно про тебя, Людочка, — Ада торопливо закивала. — Я всегда говорила, что ты… ну, не всё одобряю, но ты крепкая. С тобой спокойно. А с той... — свекровь вдруг сморгнула слезу, — я ведь думала… может, даже подать на лишение родительских прав. Алисе нужна семья. Мы бы с Вадимом удочерили. Ты бы её воспитала, как свою.
Людмила выпрямилась, вытянулась в струну, будто кто-то щёлкнул внутри.
— Вы серьёзно? —Ада замерла.— Столько лет я у вас была «не такая». Всё не так делала, всё говорила не то. И тут вдруг «ты хорошая жена», «ты крепкая». Потому что вам теперь так нужно, удобно?
Она подошла к чемодану, застегнула молнию и посмотрела на свекровь прямо, без дрожи:
— Хотите, лишайте. Хотите, удочеряйте. Хотите, стройте с ней новый быт, но только без меня.
Ада Васильевна опустила глаза.
— Я слишком долго жила в этом кошмарном сне, — твёрдо сказала Людмила. — Проснулась и больше обратно спать не лягу.
Она взяла чемодан, открыла дверь. За порогом пахло весной и свободой. И ни один голос её не остановил.