Пробуждение
Надежда проснулась, когда на часах было только пять утра. Летнее солнце уже золотило занавески, но в комнате стоял полумрак. Она осторожно повернулась на бок и посмотрела на спящего мужа. Кирилл похрапывал, закинув руку за голову. Его лицо во сне казалось беззащитным, почти детским — совсем не таким, каким она привыкла его видеть наяву.
Тридцать пять лет. Почти четыре десятилетия рядом с человеком, который так и не научился меня видеть.
Она аккуратно встала с кровати, стараясь не разбудить мужа. Впрочем, это было излишней предосторожностью — Кирилл спал крепко, особенно по выходным. В этом она могла быть уверена.
В ванной Надежда долго смотрела на себя в зеркало. Из отражения на неё глядела женщина с тонкими морщинками вокруг глаз и едва заметной сеточкой на шее. Седина, которую она раньше тщательно закрашивала, теперь серебрилась в её тёмных волосах. Но в глазах появилось что-то новое — решимость, которой не было ещё месяц назад.
— Сегодня, — прошептала она своему отражению. — Сегодня всё закончится.
Золотой листик
Автобус подъехал точно по расписанию. Надежда села у окна и достала из сумочки маленькую золотую брошь в форме листика. Единственное, что осталось от бабушкиного наследства. Всё остальное Кирилл продал два месяца назад, не спросив её разрешения.
Самое страшное — это не когда тебя не любят, а когда ты становишься настолько привычной частью чьей-то жизни, что тебя перестают замечать.
Брошь она обнаружила случайно, когда перебирала старые вещи в кладовке. Маленький золотой листик закатился в щель шкатулки с двойным дном, о которой Кирилл не знал. Судьба сохранила для неё хотя бы эту крупицу памяти.
Надежда вспомнила их годовщину свадьбы, когда она заикнулась о своей мечте поехать в Италию.
— В твоём возрасте уже поздно мечтать, — фыркнул тогда Кирилл прямо за праздничным столом. — Нам пенсию копить надо, а не по Европам раскатывать.
Она промолчала, как делала всегда. Сидевшая рядом подруга Анна сжала под столом её руку.
— Представляешь, Наденька, я в пятьдесят только жить начала, — сказала ей потом Анна за чашкой чая на кухне. — После развода думала, что всё, конец света. А оказалось — начало. В Париж съездила, работу новую нашла. Тебе ведь пятьдесят семь, а это самое время начать всё заново! И неважно, что люди вокруг твердят, будто в нашем возрасте уже поздно меняться.
Автобус остановился у здания ЗАГСа. Надежда спрятала брошь обратно в сумочку и решительно вышла на улицу.
В здании было прохладно и немноголюдно в этот ранний час. Надежда прождала около получаса, пока не открылось окошко приема документов. Заполнить заявление на расторжение брака, приложить копию паспорта, оплатить госпошлину — всё заняло меньше времени, чем она ожидала. Сотрудница ЗАГСа, женщина примерно её возраста, посмотрела на Надежду понимающим взглядом, принимая документы.
— Через месяц придете за свидетельством о расторжении брака, — сказала она. — Если супруг не явится, решение все равно будет принято.
Когда все формальности были закончены, Надежда вышла из ЗАГСа с ощущением, будто сбросила с плеч тяжёлый рюкзак.
Возвращаться домой не хотелось, и Надежда бродила по городскому парку, сидела на скамейке у фонтана, даже зашла в кафе выпить чашку капучино. Около одиннадцати она всё-таки села на автобус до дома. Предстоял ещё один разговор — последний.
Последний разговор
Дверь в квартиру она открыла ровно в полдень. В нос ударил запах кофе — Кирилл уже давно проснулся и успел позавтракать. Она сняла туфли и прошла на кухню.
— Где тебя носило с утра пораньше? — не отрываясь от газеты, буркнул муж.
— Гуляла, — коротко ответила Надежда и поставила чайник.
— Полдня гуляла? — он перевернул страницу, даже не взглянув на неё. — Что на обед будет?
Её взгляд задержался на темени Кирилла, где волосы становились всё реже с каждым годом. Пальцы его правой руки, с выступающей голубой веной, нервно постукивали по краю газеты. Те самые пальцы, что когда-то гладили её по щеке в темноте кинотеатра, дрожали от волнения, когда он надевал ей кольцо.
— Эй, ты что, заснула стоя? — Кирилл оторвался от газеты, хлопнув ладонью по столу. — Третий раз спрашиваю про обед!
Надежда моргнула, будто очнувшись от забытья, и вдруг почувствовала, как губы сами растягиваются в непривычной усмешке.
— Сегодня, Кирюша, тебе придётся вспомнить, где у нас хранятся сковородки, — сказала она почти ласково. — Готовка — не такая уж сложная наука, освоишь за пару дней.
Он уставился на неё, не понимая.
— Чего это вдруг?
— Потому что я ухожу, — она произнесла эти слова и почувствовала, как внутри что-то отпускает, словно развязался тугой узел.
Кирилл отложил газету и снял очки.
— Куда это ты собралась?
— К Анне. Она уезжает в Петербург, сдала свою квартиру моей племяннице. Я поживу у неё, пока не устроюсь.
— Что за глупости? — он начал раздражаться. — Какой Петербург? Что за блажь на старости лет?
Надежда молча достала из сумочки конверт и положила перед мужем.
— Что это? — он не двинулся с места.
— Заявление на развод. Я сегодня утром подала документы в ЗАГС.
Прощание
Кирилл рассмеялся, но в его смехе сквозила неуверенность.
— Да брось ты, Надя! Что за шутки?
— Это не шутка, — она прошла в спальню и достала заранее собранный чемодан из-под кровати. — Я всё решила.
Он шёл за ней по пятам, не веря происходящему.
— Из-за чего? Из-за тех бабушкиных побрякушек? Я же объяснил, что нам нужны были деньги!
— Тебе нужны были деньги на твои снасти, — спокойно ответила она, поправляя воротник своего летнего платья. — А мне нужно было единственное, что осталось от бабушки.
— Да что ты прицепилась к этим безделушкам? — он начал повышать голос. — Тридцать пять лет жили как нормальные люди, и вдруг такие фокусы!
Надежда повернулась к нему, и в её взгляде была такая усталость, что Кирилл на мгновение замолчал.
— В том и дело, Кирилл. Для тебя это были нормальные тридцать пять лет. А для меня — тридцать пять лет молчания и уступок. Я задыхаюсь здесь. И больше не хочу так жить.
Она взяла чемодан и направилась к выходу. Кирилл стоял в дверном проёме спальни, растерянный и постаревший.
— Ты не можешь вот так просто уйти, — в его голосе звучало недоумение. — Куда ты пойдёшь? Что ты будешь делать одна?
У порога Надежда замерла. Взгляд зацепился за вмятину на обоях — след от брошенной когда-то в ссоре чашки. За пожелтевшую фотографию их свадьбы на комоде. За старые фотографии сына и дочери, давно живущих своими семьями в других городах.
— Слушай, я ведь всё это время думала, что по-другому уже не бывает, — она обернулась, комкая в руках шёлковый шарфик. — Дети выросли, у них своя жизнь. А что осталось у нас? — она поправила шарфик дрожащими пальцами. — Знаешь, сегодня утром, глядя на тебя спящего, я поняла, что больше не могу так жить. И знаешь что? — её голос стал тише. — Пока ты здесь спал, я уже подала на развод, — прошептала она, застёгивая платье. — Забавно, правда? За тридцать пять лет ты так и не научился меня замечать.
Она открыла дверь и шагнула в подъезд.
— Надя! — окликнул её Кирилл. В его голосе впервые за много лет звучала настоящая тревога. — Постой!
Но она уже не слушала. Каждая ступенька лестницы отсчитывала секунды её новой жизни. Звук закрывшейся за спиной подъездной двери прозвучал как финальный аккорд симфонии, которую она исполняла тридцать пять лет.
Новая жизнь
Автобус уносил её прочь от прежней жизни. За окном проплывали знакомые улицы, по которым она столько лет ходила с тяжёлым сердцем. Сегодня они выглядели иначе — ярче, свежее, словно вместе с ней освободились от старых обязательств. Надежда достала телефон и набрала сообщение Анне: «Я сделала это. Еду к тебе».
Ответ пришёл мгновенно: «Горжусь тобой! Чай уже ждёт».
Надежда улыбнулась и прикоснулась к золотой брошке, спрятанной в кармане. Впереди была неизвестность, но почему-то она больше не вызывала страха.
А вы бы смогли уйти молча — или предпочли бы объясниться?