Иногда истории приходят от подписчиков, и ты сначала не веришь: неужели такое правда возможно было — прямо среди «своих», в подъезде, где все друг друга знали? Но потом вспоминаешь соседей из детства, мамино лицо утром после «шума» ночью… и понимаешь — да, всё именно так и было. Эта история — от Инны, ей сейчас за 50. Когда она рассказала мне то, что долгое время носила в себе, я понял: её голос должен быть услышан.
Тонкие стены и громкие крики: как насилие становилось частью быта
Мне было лет восемь, когда я впервые поняла: в нашей квартире происходит нечто, чего «не должно быть». Отец, вернувшись с работы — а если выпил, тем более, — начинал ругаться. Мама старалась молчать, уводила меня на кухню или в ванную. Но стены были тонкие. Мы жили в панельной пятиэтажке, где было слышно, как соседи ложки в раковину бросают. Так что наши ссоры — и тем более крики — слышал весь подъезд.
Я помню, как в один из таких вечеров я стояла за дверью, вжималась в косяк, а у соседей играло радио. Я даже завидовала: у них, видно, спокойно. А у нас снова «началось».
Никто из взрослых никогда не приходил. Никто не стучал в дверь. Я тогда думала — может, не слышат? Но потом мама как-то сказала: «Все всё знают. Просто боятся». И добавила: «А ещё — не хотят портить себе настроение».
Невмешательство как норма: почему взрослые делали вид, что не слышат
Наутро жизнь шла как обычно. Соседка сверху — тётя Лида — встречала маму у лифта и мило интересовалась: «Как дети?». Она отлично знала, что у нас творится. Но на лице — ни тени сочувствия. Только вот этот скользкий взгляд, будто ей даже немного приятно быть «в курсе» чужого позора.
В магазине у дома продавщица, которая жила в нашем же доме, однажды сказала маме: «А что ты хотела? Сейчас у всех так. Главное — не на людях». Я тогда не поняла. Сейчас страшно, что для кого-то это и правда было «в порядке вещей».
Один раз я не выдержала и спросила у школьной подруги: «А у вас папа маму бьёт?» — она на меня так посмотрела… Словно я призналась в чём-то неприличном. Больше я ни с кем об этом не говорила лет двадцать.
Улыбки на празднике и слёзы ночью: двойная жизнь советских семей
А потом случалось вот что: через неделю после очередного «шума» к нам стучались всё те же соседи с улыбкой. «Инна, а ты не придёшь к Светке на день рождения? Будут тортик, газировка.» — и я шла. Потому что хотелось быть, как все. Потому что на празднике, пусть и чужом, можно было забыться.
Я помню, как сидела на стуле у стены, ела «Наполеон» и боялась громко смеяться — а вдруг папа где-то рядом? Эти контрасты — праздник и боль, чужие улыбки и свои слёзы — они потом долго не укладывались в голове. Получалось, что и «плохое», и «хорошее» — всё в одном подъезде, за одной дверью.
Как мы учились молчать, а потом — прощать
Я не рассказывала никому об этом почти 30 лет. Даже мужу не сразу. Как будто боялась, что меня осудят. Или что не поверят. Или что скажут: «А что ты хотела — такое время было».
А потом, когда мама умерла, я нашла её старую записную книжку. Там, между адресами и номерами, было написано: «Инночке — быть сильной. Сама всё поймёт». Я рыдала. И тогда впервые рассказала всё мужу. Не для жалости. Просто чтобы наконец перестать носить это в себе одной.
Знаете, я до сих пор не понимаю, почему соседи молчали. Почему никто не спросил у мамы: «Ты в порядке?». Почему потом звали на праздники, делали вид, что всё хорошо. Может быть, так было проще? Но я теперь своих детей учу другому. Учусь сама говорить. И слышать. Потому что молчание — это тоже выбор. И он не всегда правильный.
А вы помните такие истории? Может, в вашем доме тоже были соседи, про которых «все всё знали» — но молчали? Поделитесь в комментариях. Иногда важно просто сказать: «Я понимаю тебя. Я тоже там был».