Недавно мне написала подписчица из Ивановской области — Надежда Михайловна. Её история повергла меня в шок, хотя она рассказана без крика, без упрёков. Просто тихая правда, которую молчаливая женщина пронесла через всю жизнь. Я попросил разрешения опубликовать её письмо — с минимальными правками. Ни выдумки, ни приукрашивания. Просто прочитайте. А потом — подумайте, сколько таких историй до сих пор спрятаны в памяти наших матерей.
«Ты не одна такая»: как в провинции справлялись без роддомов
Я родила первую дочь в 1983 году. Мне было двадцать один, и всё вроде шло как надо. До самых схваток жила у родителей — мы тогда снимали угол в деревне под Шуей. Роддом был за двадцать километров, в райцентре. Но как назло, как только подошёл срок, там закрыли родовое отделение — на «мойку». Так говорили — «мойка». Два раза в год они «моются», и всё. Рожай где хочешь.
Скорая приехала, врач глянул и говорит: «Не повезём. Всё равно в Шуе не примут». Я спросила — а куда? Он руками развёл: «Ты не одна такая. У нас тут половина деревень рожает по сараям, и ничего — живы».
Солома, ведро и акушерка с табуреткой
Меня отвезли к старой акушерке, Марии Ивановне. Ей лет шестьдесят было, жила за школой. Она принимала роды у всех, кто не успевал доехать до города. У неё был... не знаю, как сказать... приёмник. В хлеву. Настоящий хлев, переоборудованный под нечто «медицинское». Солома, табуретка, лампочка на проводе. В углу эмалированное ведро. Тепло — от буржуйки.
Я помню, как меня положили на старый матрац, застеленный клеёнкой. Не стерильной — просто клеёнкой. «Не дёргайся, — сказала Мария Ивановна, — тут все уже рожали: и твоя тётка, и соседка». Страх был — холодный, липкий. Но было куда страшнее остаться одной. Она взяла меня за руку. И сказала: «Дыши. Всё будет хорошо. Нам, бабам, не привыкать».
После родов — домой пешком: помощи не жди
Дочку я родила к утру. Без осложнений, слава богу. Мария Ивановна перерезала пуповину обычными ножницами, подержала ребёнка на руках, завернула в моё же пальто. А потом… всё. Меня никто не вёз. Никакой выписки, никакой больничной койки. Сказала: «Иди домой. Ты сильная».
Я шла три километра до дома по снегу. Ребёнок — на груди, завернутый в платок. Ни подгузников, ни помощи. Мать плакала, когда меня увидела. Соседи потом носили мне крупу, варенье, подушки. А я молчала. Просто делала — как делали все.
Почему я никому об этом не говорила 30 лет
Я никогда не рассказывала эту историю. Даже мужу. Не потому что стыдно, а потому что думала — кому это нужно? Родила — и родила. А сейчас вот... внуков нянчу. И иногда думаю: почему я молчала?
Потому что так было принято. Терпеть. Не жаловаться. Быть сильной — потому что «женщина всё вынесет». А когда кто-то другой начинал жаловаться — на больницу, на врача, на жизнь — мы только и говорили: «Ты не одна такая».
Но ведь мы были одни. В своей боли, в своей усталости, в этих сквозняках родильных сараев. Мы делали, как умели. И молчали.
Теперь вот — рассказываю. Потому что уже не хочется уносить это в землю. Пусть знают. Пусть слышат. И, может быть, поймут, почему у нас такие руки, такие глаза... и такая память.