Апрельский день радовал почти летним солнышком. Снег на полях уже полностью растаял, и зелёные струнки травы дружно вынырнули из-под земли. Но особенно радовались происходящим переменам птицы. Нина Гавриловна с умилением наблюдала за стайкой пернатых, которые в повседневных заботах суетились во дворе.
Она видела, как из маленького сарайчика, крадучись, вышел внук. Он оглянулся по сторонам и сыпанул горсть зерна на землю. Женщина не сдержалась и стала стучать в окно.
«Серёжка, что же ты, шельмец, делаешь?»
Застигнутый врасплох мальчишка кинул миску и дал дёру со двора.
Нина Гавриловна поспешила на улицу, сокрушаясь по пути о своей незавидной судьбе.
— Да что же такое творится? Я стараюсь, чтобы у него всё было, а он разбрасывается добром. Сказала же, накорми курочек, а он вместо кур галок да воробьёв. И что за дитё непослушное растёт? За что мне доля такая выпала?
Приставив руку козырьком ко лбу, женщина огляделась по сторонам.
«Серёжа, Серёжка, иди, бабушка что-то тебе даст!»
Нина Гаврилова на несколько раз повторила призыв, наивно полагая, что десятилетний мальчишка поведётся на её хитрость, но вместо внука у калитки появилась Серафима, троюродная сестра Нины по материнской линии.
— Что ты орёшь? Видела я, как Серёжка твой вылетел со двора и понёсся по улице так, что пыль столбом стояла. Я так и подумала, что он опять набедокурил.
Нина Гавриловна обрадовалась, что хоть кто-то сочувствует её горю. Она пригласила гостью в дом, попутно жалуясь на судьбу.
«Ой, Серафимушка, сестричка моя, каждый день он что-нибудь да выкинет, уже и не знаю, какую управу на него найти. Он же как действует? Всё втихаря, чтобы я не видела. Мне порой кажется, что это он мне специально, назло делает».
Серафима Юрьевна только головой качала.
«Не забивай себе голову ерундой всякой. Серёжа, как и все мальчики, живой и подвижный, и это нормально для ребёнка. Радоваться надо, что он такой активный».
Хозяйке явно не понравился такой поворот.
— По-твоему, получается, что если он мне весь дом вверх дном перевернёт, я должна скакать от счастья? Так что ли?
Гостья сделала вид, что не заметила изменившегося тона старшей сестры.
— Ты всегда сгущаешь краски. Я просто хотела напомнить тебе, что здоровый ребёнок должен двигаться, играть и шалить. Тем более мальчик. Об этом во всех научных журналах написано.
Нина Гавриловна бросила на Серафиму недовольный взгляд и с нотками ехидства произнесла. «Откуда мне знать, что пишут в журналах? Я институтов не заканчивала, потому что у меня в детстве были другие заботы. Где бы кусочек хлеба достать, чтобы самой дожить до утра и младшим детям не дать помереть».
Это был камушек в огород младшей сестры, но гостья тут же отразила удар.
«Нина, я не виновата, что родилась после войны, и мне повезло больше, чем тебе. И не надо меня каждый раз попрекать этим, а то я обижусь и перестану к вам ходить».
Хозяйка тут же спохватилась.
«Сима, я же просто так сказала, без всякого умысла. Может, я действительно чего-то недопонимаю и зря Серёжку ругаю?».
Нина Гавриловна, погружённая в свои горькие мысли, опустилась на лавку. Серафиме стало жаль эту мужественную женщину, на долю которой выпало столько слез и горя.
Она присела рядом с сестрой.
— Нина, ты не права лишь в том, что и сейчас пытаешься взвалить всё на свои плечи. Мы же не чужие люди и должны помогать друг дружке. А ты закрылась в своей скорлупе и боишься высунуться, да ещё Серёжку пытаешься приучить к такой скрытной жизни. А это неправильно.
— Сима, что ты говоришь? Я же ради внука и живу. Если бы не он, давно бы уже Богу душу отдала.
— Не надо торопиться на тот свет. У тебя еще тут полно дел. А вот в воспитании внука некоторые пункты надо изменить.
«На что ты намекаешь?»
Нина Гавриловна опять выпустила шипы, она не любила, когда ей делали замечания. Сестра знала об этой особенности её характера и старалась быть деликатной в разговоре с ней.
«Ниночка, знаю, что тебе это не понравится, но не стоит мальчишке навязывать свои принципы. Понимаешь, он живёт не обособленно, а в обществе, где существуют определённые традиции. И эти, если так можно выразиться, стандарты расходятся с тем, что сегодня принято считать нормой».
«Сима, не понимаю я тебя. Ты как-то мудрёно говоришь. Скажи прямо, что я не так делаю?»
Гостья вздохнула.
«Хорошо, скажу тебе прямо, перестань таскать мальчика в церковь. Я ничего не имею против религии и верующих, сама хожу на службу по большим праздникам, но ты же прекрасно знаешь, что вера должна идти из сердца, нельзя заставить человека, а тем более ребенка, верить, и подзатыльники в этом вопросе не помогут».
Нина Гавриловна хватила ртом воздух. Её возмущение было на самой высокой точке, и она зловеще прошипела. «Вот оно что… Теперь я понимаю, к чему ты всегда клонишь. Хочешь, чтобы я вырастила ещё одного грешника? Мало того, что его мать, моя дочь, стала детём порока, так ещё и внука отдать в лапы разгульной жизни? Нет, этого никогда не будет!»
Серафима Юрьевна хотела возразить разбушевавшейся не на шутку сестре, но в это время в дом вбежал запыхавшийся Серёжа. Мальчик заметил гостью и радостно улыбнулся.
«Тётя Сима, здравствуйте! А я забегал к вам, хотел позвать Лёшку, а он куда-то уже успел смыться».
Мальчик не стал дожидаться ответа и обратился уже к бабушке. «Можно я с ребятами немного в городки поиграю?»
Нина Гавриловна недовольно обронила. «Ты сначала поешь, а потом сядешь за уроки. Вон, дневник пестрит от троек».
Мальчишка стал канючить. «Ба, но я совсем немного поиграю, всего полчасика».
Неожиданно бабушку поддержала Серафима.
— Серёжа, помнишь поговорку: «Сделал дело — гуляй смело»?
Азарт улетучился, и мальчик обречённо промямлил:
— Помню. Я все дурацкие пословицы помню. Мне надоело жить, как в тюрьме. Вот возьму и убегу от вас.
Нина Гавриловна уже не могла сдерживать себя. Она схватила с вешалки ремень и погрозила им внуку вдогонку.
— Я тебе убегу! Ишь ты, какой самостоятельный стал! А всё, Серафима, ваша наука! Ребёнка с малолетства надо приучать к порядку!
Серёжа скрылся в своей комнате, но бабушка продолжала выражать своё недовольство.
— И чтобы я слов больше таких от тебя не слышала! По губам так надаю, что не сможешь сесть, не то что говорить!
— И не приведи Господи, увижу, что ты зерно приблудным птицам скармливаешь!
Неожиданно дверь комнаты внука приоткрылась, и оттуда показалась довольная физиономия мальчишки.
— Бабуля, а Господь говорил, что любая тварь заслуживает милосердия, а птицы пользу всем приносят. Поэтому я благое дело делаю, что кормлю их, и если ты меня побьёшь, тогда Боженька тебя за это накажет.
Дверь с шумом захлопнулась, а Нина Гавриловна онемела от шока. Серафима Юрьевна рассмеялась.
— Нина, вот и ответ на все вопросы. Ведь Серёжка прав во всём, и с этим не поспоришь.
— Не поспоришь, это точно...
Ещё несколько минут пожилая женщина пребывала в состоянии лёгкой прострации. Она стряхнула с себя от оцепенения только тогда, когда гостья засобиралась домой.
— Засиделась я. Пойду искать своего хулигана. Нина, ты не обижайся на меня, я ведь тоже очень положительно отношусь к христианству, но считаю, что это должно быть добровольным делом.
— Сима, ты всё правильно говоришь. Сама вижу, что я перегнула палку. Спасибо тебе, что учишь меня, необразованную...
Нина Гавриловна хотела ещё что-то сказать сестре, но передумала. Она проводила гостью до калитки, а потом решила проинспектировать своё хозяйство. За привычными хлопотами время пролетало быстро, и забывалось всё плохое.
Когда она вернулась в дом, на душе царил благостный покой. Она подошла к комнате внука и прислушалась: Серёжа пересказывал вслух выученный параграф по истории. Нина Гавриловна приоткрыла дверь.
— Серёжа, хватит тебе зубрить, а то головка болеть будет. Иди погуляй. Проверь, может, Алёшка отыскался.
Мальчик от радости издал нечто напоминающее клич индейских вождей и бросился на улицу. Бабушка с умилением посмотрела на внука: вот шельмец, даже книжку не убрал. В её голосе была только любовь и доброта. Она навела порядок на рабочем столе ученика пятого класса и в задумчивой рассеянности посмотрела в окно, где всё так же гомонили пернатые.
На глаза непрошено набежали слёзы, и ей вспомнился совсем другой апрель. Нина Гавриловна была всего на год старше своего внука, когда началась война. То лето врезалось в детскую память так прочно, что и сейчас, уже спустя десятки лет, страшные картины прошлого оживают по ночам.
Она помнит даже запахи горящего ржаного поля и хат. Впервые этот аромат ада Нина ощутила, когда вместе с другими детьми блуждала по родным окрестностям в поисках чего-нибудь съестного. Немцы полностью очищали погреба сельских жителей, а потом стали сжигать целые деревни.
На один такой населённый пункт и набрели дети, когда отправились в лес за грибами и ягодами. Группу возглавлял четырнадцатилетний Пашка, который до войны был главным хулиганом в деревне. Подросток в ужасе закричал, когда они вышли на пепелище, оставшееся от маленькой деревеньки.
— Ребята, ни одного дома не осталось! Сволочи, всё сожгли!
Дети ходили среди дымящихся домов и с криком шарахались при виде тел. Вдруг одна девочка, младше Нины, бросилась на истлевшую кучку тряпья с криком:
— Тётечка Маня, вставайте, вы же не...
Этот раздирающий сердце крик тоже часто снится Нине Гавриловне по ночам. Тогда ребята чуть оттащили обезумевшую от ужаса девочку от погибших родственниц. Они недолго оставались на месте трагедии, потому что вдалеке послышался гул моторов. Ребятишки постарались поскорее скрыться с места пожарища, над которым уже повисло тлетворное облако.
Нина Гавриловна помнит, как однажды мама вернулась ночью и стала тормошить детей.
— Скорей вставайте, одевайтесь потеплей. Нам надо уходить из деревни. Сейчас я отведу вас в безопасное место.
Нина была в семье самой старшей, и отец, когда уходил на фронт, сказал, чтобы она помогала матери. Девочки старательно выполняли поручения папы. И когда мать по тревоге всех разбудила, стала одевать малышей. Только после того, как они всей семьёй двинулись к лесу, она решилась спросить:
— Мама, куда ты нас ведёшь? К партизанам? Мы теперь будем жить в лесу?
Зоя Трофимовна посмотрела на девочку и строго сказала:
— Много будешь знать — быстро старушкой станешь. А вообще детям лучше ничего не знать.
Нина слышала о партизанах — о них в деревне стали говорить сразу после прихода врагов. Но девочка не могла даже подумать, что её мама как-то связана с ними. Однако той ночью, когда они убегали от опасности, она поняла, что мама причастна к этому движению.
Вместе с их семьёй свои дома покинули почти все жители деревни. Со всех сторон раздавались голоса мужчин и женщин:
— Ироды окаянные, даже не щадят грудных детей!
— Ничего, они скоро получат по зубам!
— Прибьём нечисть фашистскую в её логове, вот наши вернутся и погоним волчью стаю обратно!
Эти высказывания придавали сил, и даже дети не плакали. Несколько часов люди пробирались через лес, и только к утру вышли к лагерю партизан.
Хотя был только конец сентября, погода стояла промозглая, дул пронизывающий ветер, и дети к концу пути сильно замёрзли. Но невольных переселенцев радушно встретили женщины, которые уже обосновались в лесном лагере. Нине сразу бросилось в глаза, что в этом наспех развернутом поселении было много женщин и детей.
Но через несколько дней состав населения изменился. Однажды ночью их снова всех разбудили и повели через лес к поляне, где горели костры. В войну дети очень быстро взрослели, и Нина знала, для чего служат такие костры. Когда на поляну сел самолёт, один важный дяденька в военной форме скомандовал:
— В первую очередь садим самых маленьких, малышей будем спасать, а уже потом тех, кто постарше. Неизвестно, когда ещё будет самолёт.
На борт попали только две самые младшие сестрёнки Нины, а семилетнего брата Петю не взяли. Тот военный, который следил за погрузкой, взял мальчика на руки и аккуратно поставил на землю.
— Извини, брат, но дам положено пропускать вперёд. Ты ведь солдат?
Петька вытянулся по струнке и крикнул:
— Так точно, товарищ командир! Я солдат, и мой папа бьёт фрицев на фронте!
Военный поспешил отвернуться, а Нине на мгновение показалось, что на его глазах заблестели слёзы. Хватило всего нескольких минут, чтобы заполнить летательный аппарат маленькими пассажирами. Проводы тоже были сжаты до предела, и женщины мужественно сдерживали рыдания.
Самолёт поднялся в чёрное небо, и все побрели к лагерю. Нина слышала, как тот военный, что руководил посадкой, сказал командиру отряда:
— Пётр Савельевич, вам придётся позаботиться о размещении гражданских лиц в более безопасных условиях. Сами знаете, линия фронта меняется, и не в лучшую сторону. Неизвестно, когда ещё будет самолёт. Скорее всего, в ближайшее время такая возможность вряд ли появится.
Мужчина в папахе, которого все называли «батей», выслушал этого человека, а потом ответил:
— Постараемся в дни решить этот вопрос. Хотя в такой обстановке, когда повсюду враг, это очень сложно. Но на болото немцы боятся сунуться. Там есть несколько деревень, где по-прежнему работают советские органы власти. Это очень хорошо — полезно иметь такие зоны в тылу врага.
На следующее утро этого военного уже в лагере не было, а оставшихся детей снова повели куда-то через лес. Среди сопровождающих была и Зоя Трофимовна, поэтому Нина с Петей думали, что мама останется с ними, но она сразу разрушила их надежды.
— Дети, вы останетесь у тёти Евы и будете её во всём слушаться.
Петька нетерпеливо перебил мать:
— А кто эта тётенька?
— Это наша дальняя родственница, но это неважно. Если будут спрашивать посторонние — говорите, что она родная тётя, а родителей ваших больше нет.
Младший брат вытаращил глаза:
— Мамочка, разве можно врать? Я не хочу говорить, что тебя больше нет!
Мальчик стал хныкать, и Нине пришлось привести его в чувства:
— Хватит, не распускай нюни! Ты солдат или гнида трусливая?
Мальчишка смачно вытер рукавом нос и громко рявкнул:
— Солдат!
Мать прикрыла сыну рот ладошкой:
— Не надо кричать. Не стоит привлекать внимание. Сейчас по лесу всякая нечисть шастает... Да, ребятки, никому не говорите, что ваш папа на фронте.
Петька опять влез со своими расспросами:
— И даже хорошим дядям и тётям — никому?
— Никому.
Только к вечеру они добрались до деревушки с ласковым названием Кудренко, которая затаилась среди болот. В населённом пункте насчитывалось не больше двух десятков дворов, поэтому дальнюю родственницу они отыскали быстро.
Тётя Ева встретила их довольно сухо и сразу предупредила:
— Ничего без спроса не трогать и не озорничать!
Зоя Трофимовна с улыбкой посмотрела на детей:
— Они у меня послушные.
— Вот, тётя Ева, держите, здесь на неделю хватит, — мать протянула хозяйке тугой, увесистый узелок, и Нина поняла, что в нём были продукты.
Хозяйка сразу подобрела:
— Да что уж там, можно было и без этого, ведь мы чужие люди. Я присмотрю, Зоинька, за твоими детками. А ты там поосторожней будь. Немчура поганая охотится за партизанами. Наши ездили в район — так говорят, что там везде объявления, новая власть вывесила. Обещают много ихних марок тому, кто сдаст партизан.
Зоя Трофимовна тяжело вздохнула:
— Видела я такие объявы. К сожалению, есть люди, которые за похлёбку стараются угодить завоевателям.
Женщины ещё немного поговорили, но больше этой опасной темы не касались. Мать на прощание расцеловала детей и пообещала в скором времени их навестить. Но появилась она только следующим летом.
Была ночь, когда кто-то тихонько постучал в дом. Тётя Ева всполошилась и бросилась к окну. Она долго всматривалась в темноту, а потом с тревожным голосом спросила:
— Зоя, ты, что ли?
Хозяйку не на шутку испугал ночной визит родственницы. Не стоило заявляться сюда — немцы орудуют повсюду. Хотя к нам ещё не добрались, но в Заболотье они уже отметились. Говорят, учинили там расправу над теми, у кого мужья или сыновья на фронте. Так что ты лучше не ходи, пожалей деток своих.
Ночная гостья успокоила хозяйку:
— Я всё поняла, не буду ставить вас под удар. Я бы и сегодня не зашла, но так получилось, что мы мимо шли. Вот, гостинцы детям.
Петька мирно сопел на печке, и тётя Ева не разрешила его будить.
— Лучше не расстраивать парня, а то плакать будет. А Нинка не спит, с ней можешь поговорить, но недолго.
Девочка прижалась к матери, а та нежно гладила её по коротко остриженным волосам.
— Дочка, а куда твои косички делись?
Тётя Ева велела остричь, чтобы насекомые не завелись.
— Ну ничего, мне так нравится, и голове легче. А я там специально для тебя кусочек мыла припасла.
— Здорово, а то приходится мыть голову золой, а от неё волосы слипаются…
И этот запах простого хозяйственного мыла Нина тоже запомнила навсегда. В то время настоящее мыло было на вес золота, поэтому тётя Ева только по праздникам доставала драгоценный брусок. Эта неразговорчивая женщина жила обособленно и очень редко общалась с другими жителями деревни. Не позволяла она и детям Зои ходить по хатам, поэтому Нине приходилось довольствоваться компанией брата Пети и самой тётки.
Только по осени она с другими ребятами ходила к ближним болотам, чтобы собрать на зиму клюквы. Это было самое радостное время. Тётка давала ей лукошко и строго-настрого приказывала:
— Сама вперёд не лезь и слушайся Митьку, он хорошо знает здешние места. И ягоду внимательно выбирай, лучше брать немного недозрелую клюкву.
Петька с завистью смотрел на сестру, и она решила замолвить за него словечко:
— Тётя Ева, а пусть Петька со мной пойдёт. Мы тогда два лукошка наберём.
Женщина с сомнением посмотрела на парнишку:
— Куда ему? Мало ещё совсем, по болотам шастать трудно и опасно.
Старшая сестра заступилась за брата:
— Тётя Ева, Пете уже девятый год пошёл, и он крепкий.
Мальчишка уже предвкушал захватывающее приключение и поддакивал:
— Тётечка, я уже и правда большой, на целых семь сантиметров вырос, я уже и дрова пробовал колоть, вы сами видели.
Женщина смотрела на раскрасневшееся лицо у пацанёнка и улыбалась.
Они почти год прожили у тёти Евы, но Нина никогда не видела, как она улыбается. Это было впервые. Петька был очень доволен собой. Но больше всего его впечатлило, что Митька теперь разговаривал с ним как с ровней.
Сбор ягод был непростым делом. Мошкара и комарьё не давали покоя. Но, несмотря на сопутствующие трудности, дети вернулись с полными корзинками. Тётка осталась довольна.
— Молодцы! Я в бочонке на сохранение засыплю, как свежее получится. Ещё пару раз сходите — и на всю зиму нам хватит.
Ребята с радостью приняли это предложение. Пока стояла хорошая погода, они натаскали столько ягод, что тётке пришлось искать дополнительную тару. Но самым удивительным фактом была сама клюква.
Совсем рядом, всего в нескольких десятках километров, шла война, а клюквы уродилось столько, сколько до войны никогда не бывало. Вообще здесь было относительно тихо: только когда самолёты с крестами пролетали над деревенькой, местные жители прятались по подвалам, боясь ударов с воздуха. Хотя Кудренко стояло на отшибе, новости с Большой Земли долетали и сюда.
В воздухе уже пахло весной, когда в их дом без стука влетел Митька.
— Наши разгромили фашистов под Сталинградом!
Тётя Ева стала креститься, а Петька во всё горло заорал:
— Ура!
Видно, эта знаковая победа вдохновила и партизан, которые стали действовать в тылу врага дерзко и даже нагло. Об их успехах жителей деревеньки тоже информировал Митька. Тогда Нина поняла, что этот смелый паренёк не просто так ходит на болото. Но потом Митька внезапно пропал. Нина спрашивала у деревенских, куда мог деться проводник, но никто этого не знал. Тринадцатилетняя девочка не случайно интересовалась парнем, потому что между ними возникло больше, чем обычная детская дружба.
В тот дождливый день они не ждали гостей. Но ближе к вечеру Нина услышала под окнами крадущиеся шаги. Она подумала, что это Митька вернулся, и выскочила на улицу. Но вместо друга девочка увидела двух незнакомых мужчин. Один из них сделал ей знак, чтобы она молчала, потом юркнул в кусты и вернулся с ношей на руках.
Второй человек всё это время оставался на месте. Он шёпотом спросил:
— Девочка, у вас нет немцев?
— Нет. Сюда не подобраться, дорог нет, а через лес они боятся.
— Это хорошо, что боятся. Уже побежали крысы. Наши перешли в наступление.
При появлении второго путника с ношей он печально посмотрел на Нину.
— Ты прости, детка, что сразу не сказал. Маму твою ранило.
Только тогда Нина поняла, что тот молчаливый мужчина несёт на руках её маму. Она чуть не закричала, но вовремя прикрыла ладошкой рот. Из дома уже выскочила тётя Ева:
— Зоя, Зоенька, как же так?
Но раненая женщина не отвечала, она металась в бреду.
Разъяснил ситуацию всё тот же мужчина:
— Задело её, когда группа уже почти скрылась в лесу. Но вроде ранение не серьёзное. Вот парнишку, связного, не удалось нашим отбить. Фашисты схватили его и в тот же день в Заболотье отправили на тот свет, прямо на рынке. Совсем озверели гады. Он же совсем ещё мальчишка.
Тётя Ева выразительно посмотрела на мужчину, и Нина всё поняла. У неё закружилась голова, а ноги сразу стали ватными.
— Митька, как же так…
Тётка прижала её к себе.
— Это всё война…
Эти два события буквально оглушили девочку. Она смотрела на маму, а перед глазами стоял образ никогда не унывающего Митьки. Хозяйка дома тем временем суетилась около гостей, но партизаны отказались от еды и так же незаметно, как и появились, исчезли в лесу.
Тётка осмотрела раненую ногу Зои и покачала головой.
— Ох, ох, ох… Хоть я не врач, но вижу, что дело совсем плохое!
Нина с Петькой смотрели на метавшуюся в лихорадке мать и плакали. Раненая конечность у женщины посинела, а рана источала зловонный запах. Тётка спокойно заключила:
— Похоже на гангрену. Не знаю, чем помочь. Иди, Нина, поставь воды.
Девочка побежала за чайником. Тётка хлопотала около больной.
— Спрятать нам её надо. Не дай Бог, кто в гости пожалует. Сегодня никому нельзя доверять. Нина, сейчас я раны промою, и мы с тобой перенесём её в сарайчик, что за домом.
— Тётя Ева, но там же холодно…
— Ничего. Укроем потеплей. Другого выхода нет. И вот ещё что…
— Ты же знаешь дорогу в Заболотье?
— Да, Митя показывал.
Голос девочки дрогнул, но она постаралась взять себя в руки. Тётка сделала вид, что не заметила этой минутной слабости.
— Сбегать тебе надо в соседнюю деревню. Там двойная бабка Геля жила. Не знаю, может, её и в живых уже нет, но её дочка тоже очень хорошо в этом деле разбиралась. Сама у неё однажды лечилась.
Нина не стала дожидаться рассвета, хотя тётка отговаривала.
— Рассветёт, тогда и отправишься.
— Нет, пойду сейчас, ведь маме очень плохо.
Словно в подтверждение этих слов, Зоя прохрипела и даже приоткрыла глаза, но тут же снова погрузилась в беспамятство. Нина побежала по знакомой тропинке к лесу, а помогала ей в пути полная луна.
Было так тихо, как раньше, при мирной жизни. Наступило утро, когда девочка дошла до безымянного ручья, за которым была деревня Заболотье. Она уже собиралась перейти вброд водную преграду, когда заметила неподалёку женщину, которая размахивала руками, словно предупреждая её о чём-то.
Нина остановилась и стала ждать, когда незнакомка подойдёт поближе. Та почти бежала и от этого часто дышала.
— Стой! Нельзя туда ходить. Ты же в Заболотье направляешься?
— Да, тётенька, меня Ева отправила поискать бабку Гелю. Моя мамка ногу поранила, и рана загноилась, а нога у неё как бревно.
Лицо женщины сразу показалось ей знакомым, но она никак не могла вспомнить, где её раньше встречала. Незнакомка тоже с интересом посмотрела на неё.
— Девочка, ты случайно не в Сельце до войны жила?
Нина кивнула.
— А твою маму Зоей зовут? Она в сельсовете работала?
Девочка снова кивнула, а женщина грустно сказала:
— Значит, мы с тобой знакомы. Но сейчас не время тут разговоры водить. Уходить отсюда надо. Нету бабки Гели. Она погибла ещё в прошлом месяце, а деревню на днях сожгли. Это какое-то чудо, что мы встретились с тобой.
Женщина посмотрела на небо и перекрестилась.
— Значит, так Господу было угодно. Пойдём к твоей маме.
И в этот момент Нина вспомнила, что эта женщина на майские выступала в их школе от имени районной комсомольской ячейки. Она даже чуть не закричала от радости.
— Я вспомнила вас!
Но спутница вздрогнула и снова показала ей знак, чтобы она молчала. До самого тёткиного дома они пробирались молча.
Тётка поджидала их у околицы. Она сразу обратилась к спутнице Нины:
— Ирина? Не ожидала увидеть тебя. А что с бабкой Гелей?
Женщина ответила так, словно речь шла о чём-то обыденном:
— Погибла моя бабушка. Не успели наши предотвратить беду.
Петька дежурил возле матери. По покрасневшим глазам нетрудно было догадаться, что мальчишка плакал. Ирина осмотрела ногу больной.
— Да, ничего утешительного сказать не могу, но попытаемся хоть что-то сделать.
Целую неделю Ирина Матвеевна лечила Зою. От неё Нина узнала, что они с мамой учились вместе в школе и немного дружили. Тётя Ира ещё до войны окончила курсы медсестёр, а ещё много чего полезного узнала от своей бабки, которую в округе прозвали Ворожея. Ирина Матвеевна не претендовала на этот высокий титул, но способности собственной бабки объясняла так:
— У нас в роду все женщины были травницами и передавали знания внукам. Меня бабуля тоже с малолетства учила, как правильно собирать травы, как их сушить… Никогда не думала, что эта наука мне однажды пригодится.
Чтобы не вызвать нездорового интереса у односельчан, Ева поселила Ирину в том же сарайчике, где лежала её племянница.
Дети тоже поначалу часто бегали между домом и хозяйственной постройкой, но хозяйка пресекла эту вольность.
— Днём в доме сидите. Сейчас ни за кого нельзя поручиться. Всякий может донести на нас, что прячем партизан.
До Петьки не сразу дошёл смысл этого предупреждения.
— Тётенька Ева, наша мама тоже партизанка?
В голосе мальчишки был не страх, а гордость. Тётка шикнула на него.
— Никогда не задавай таких вопросов. Ты меня понял?
Мальчик вздохнул.
— Понял, тётечка.
Однажды ночью Ирина позвала детей.
— Мама пришла в сознание, вас зовёт. Только гурьбой не надо бежать. По одному давайте. И тихонько.
Первым пошёл Петька, а Нина пошла проведать больную, когда счастливый братишка вернулся в хату.
— Я с мамой поговорил. Она мне обещала рассказать про партизан. Теперь ты, Нинка, иди.
Зоя Трофимовна была ещё очень слабой, а её лицо — бледным. Свет свечки только ещё больше подчёркивал эту бледность. Но женщина улыбалась, и Нина посчитала это хорошим признаком. Она присела на корточки рядом с сооружённым на скорую руку ложем и прильнула к материнской руке.
— Мамочка, как хорошо, что ты очнулась. Ты обязательно поправишься, и мы снова будем все вместе. Потом вернётся папа...
Девочка рассказывала о своих главных мечтах торопливо, словно боялась, что её прервут. Но Зоя Трофимовна ласково улыбалась и слушала старшую дочь. Только потом она слабым голосом сказала:
— Всё обязательно будет хорошо! Ниночка, ты потом, когда закончится эта проклятая война, разыщи Наташу и Лену. Мне сказали, что их увезли куда-то за Урал...
Женщина прикрыла глаза и часто задышала. Нина испуганно посмотрела на Ирину Матвеевну, которая наливала в чашку тёмный отвар, та сразу отвела взгляд в сторону.
— Иди, Ниночка. Мама устала, ей надо поспать.
Какая-то невидимая сила удерживала девочку около матери. Она не выпускала тёплую и такую родную руку. Поэтому добровольной сиделке пришлось практически выводить девочку из сарайчика, который был превращён в лазарет.
По пути к дому перед ней снова возник образ улыбающегося Митьки. В ту ночь она долго не могла заснуть, а когда усталость всё же погрузила её в беспокойный сон, она увидела маму и Митьку. Они рядышком стояли на пригорке возле речки и махали ей. Нина бежала к ним, но пригорок всё время отдалялся. Тогда она заплакала и спросила:
— Почему вы мне не помогаете, а только улыбаетесь?
Ей во сне ответила мама:
— Доченька, перед смертью все улыбаются...
Она почувствовала, что задыхается, как будто кто-то её столкнул с обрыва в воду. Девочка проснулась от того, что её тормошил Петька.
— Нинка, ты чего орёшь, как ошалелая?
— Плохой сон мне, Петька, привиделся...
Она вскочила с кровати и накинула на плечи тёткину шаль. Дверь в сарайчике была приоткрыта, а на пороге Нина увидела плачущую тётку.
— Отмучилась раба Божья... померла ваша мамочка, детки.
Нина не хотела верить этим ужасным словам, но вчера же ей было уже хорошо, она разговаривала с ними... Из темноты показалась Ирина Матвеевна.
— Так бывает, девочка моя. Если бы раньше начали лечить, можно было бы спасти. Заражение пошло по всему телу. Иди, милая, в дом. Мы с твоей тётей похороним Зою.
Поздно вечером они с Петькой стояли и горько плакали возле маленького холмика. Нина несколько дней после тайных похорон матери не могла отделаться от навязчивого видения, которое снилось ей в ту роковую ночь. Со временем мама всё реже стала навещать её и обычно являлась перед важными событиями. Суеверные люди уверяли, что таким способом умершие предупреждают о грядущих неприятностях.
Война всё дальше откатывалась на запад, а люди стали возвращаться в родные деревни. Нина с младшим братом тоже решили вернуться в Селец. Тётя Ева плакала, не хотела их отпускать.
— Ниночка, куда же вы? Вместе нам веселее будет, я уже к вам так привыкла...
Девушка успокаивала её.
— Тётечка, мы обязательно будем вас навещать, но нам домой надо. А то папка вернётся, а там никого.
Но Гавриил Иванович, как и многие земляки, не вернулся к родному порогу. Позднее Нина узнала, что отец погиб ещё в 42-м, от их нового дома остались одни руины, и им с братом пришлось всё начинать сначала. Нина помнила материнский наказ и сразу стала разыскивать младших сестёр.
На удивление, поиски длились недолго, и уже первую зиму после Победы почти вся семья была в сборе. Привезти девочек издалека помог новый председатель колхоза, хотя в то тяжёлое время эта операция казалась невозможной. Когда открылась школа, Нина сразу отвела туда брата Петьку и сестёр.
— Вам учиться надо, чтобы выйти в люди.
Петра не очень вдохновляла эта перспектива, и он стал упираться.
— Нинка, с чего это ты всем приказываешь? Сама иди учись. Между прочим, я единственный мужчина в семье.
Сестра подняла его на смех.
— Какой из тебя мужчина? Тебе, Петро, ещё расти и расти. Это я, старшая в семье, и за вас отвечаю. А учиться? Я бы рада, но сейчас не время... Может, потом отучусь.
Но этим планам не суждено было сбыться, потому что надо было кормить и одевать младших детей. И пятнадцатилетняя девушка возглавила бригаду поливодов. От зари до заката она вместе с другими женщинами пропадала в поле и за самоотверженный труд получала трудодни.
Думать о чём-то постороннем тогда было некогда, поэтому она и не заметила, как пролетело десять лет. Пётр после окончания школы решил стать военным и уехал на Дальний Восток. Наталья с Еленой тоже не захотели оставаться в деревне. Первый раз горечь одиночества Нина ощутила после шумной свадьбы своей подружки.
Она вернулась в дом, который ей помог заново отстроить колхоз, и расплакалась навзрыд. Всё накопившееся за годы лишений прорвалось вместе со слезами.
— Мамочка, милая, вот и осталась я одна-одинёшенька и никому не нужная. Брат и сёстры разъехались по свету, а подружки замуж выскочили, только на меня никто даже не смотрит...
Но небеса не слышали этого крика отчаяния. Больше такой слабости Нина не позволяла себе. Она решила, что раз так ей суждено, значит, так тому и быть. Именно в то трудное время она и стала часто обращаться к Богу, просила у Всевышнего только об одном — чтобы Он дал ей силы жить дальше.
Жизнь всё больше налаживалась, и Нина однажды осмелилась отправиться в дальнее путешествие к брату. Пётр Гаврилович дослужился до высокого чина и с гордостью рассказывал сестре о своей жизни. Но вдали от дома она затосковала и стала собираться в обратный путь. Брат предложил:
— Нина, оставайся у нас. Мы тут тебе и работу найдём, и жениха с погонами.
— Нет, Петенька, поеду я домой. А о женихах мне уже поздновато думать.
— Как знать, как знать... судьба такая злодейка, любит она подшутить.
Слова брата тогда вогнали её в краску, и Нина постаралась их поскорее забыть. Но любое зерно, упав в почву, обязательно прорастёт. Так и пожелание Петра стало бередить сердце молодой женщины.
Когда она впервые увидела правление нового агронома, то сразу почувствовала, как по телу пробежал электрический ток. Раньше такого с ней никогда не случалось. Максим Александрович тоже обратил внимание на симпатичную бригадиршу.
— Это вы, Нина Гавриловна?
— Да. А вы кто?
— Меня направили к вам на работу. Я агроном.
Она боялась смотреть ему в глаза, потому что, когда их взгляды случайно встречались, краска моментально заливала её лицо. Максим Александрович старательно делал вид, что ничего не замечает. В отличие от деревенских мужчин, он хорошо одевался и красиво говорил.
В присутствии этого человека Нина таяла, как эскимо. Она пыталась совладать с собой, но ничего не получалось. Каждое прикосновение руки агронома, каждый его взгляд обжигал сердце.
Однажды Максим Александрович явился к ней в гости. Он был, как всегда, с иголочки одет.
— Ниночка, не сочтите за дерзость, но я хочу вас пригласить в кино. В наш клуб привезли отличный фильм. "Кубанские казаки" называется. Я уже смотрел его два раза, но готов ещё раз сходить на эту замечательную картину.
В селе уже однажды показывали эту картину, но Нина не стала отказываться от приглашения. Когда они шли по улице, на них все смотрели с нескрываемым удивлением. А на следующий день вся деревня узнала, что бригадирша Нинка отхватила себе городского кавалера.
Даже председатель колхоза не постеснялся намекнуть на этот факт. Утром он остановил её около конторы.
— Нина Гавриловна, я очень рад за вас.
Женщина сделала вид, что не поняла, о чём говорит руководитель колхоза.
— Кузьма Иванович, чему вы радуетесь?
— К тому, Ниночка, что появится ещё одна советская семья, и наше хозяйство сделает всё возможное, чтобы ваша семья была крепкой и счастливой. И вы, и Максим Александрович — это наш ценный кадровый резерв!
Председатель говорил громко, чем привлёк внимание конторских работников.
Когда вечером Нина пришла на свидание, агроном со смехом рассказал ей свою историю.
— Ниночка, вы не поверите, но меня сегодня с самого утра все поздравляют. Представляете, нас заочно поженили. И как вы думаете, что нам делать в такой неоднозначной ситуации?
Нина молчала. Ей очень хотелось убежать, чтобы Максим Александрович не видел, как от стыда покраснело её лицо. Но он крепко держал её за руку. Нине показалось, что время остановилось. Так невыносимо долго длилась пауза, после которой агроном с торжеством в голосе сказал:
— Ниночка, я считаю, что мы с вами не имеем морального права рушить надежды земляков.
Она прошептала:
— Я не понимаю вас, Максим Александрович.
— Чего же тут непонятного? Нам суждено быть вместе, а мы всё выкаем. Ходим за ручку, как подростки. Мне кажется, нам уже пора узаконить наши отношения.
Нина боялась спугнуть своё счастье. Она сразу согласилась, и на следующий день они с Максимом Александровичем направились в сельсовет.
Когда секретарша принимала у них заявление, она как бы невзначай спросила у агронома:
— Максим Александрович, ваш паспорт в таком состоянии, словно вы его вчера получили.
Мужчина рассмеялся.
— Вы почти угадали. Мне пришлось восстанавливать документы, потому что в поезде меня обчистили. Увели весь багаж, а там были и деньги с документами.
Счастливая невеста не придавала значения этому факту, о чём впоследствии очень сильно жалела.
По местному обычаю свадьбу гуляли всей деревней. Председатель в порыве щедрости обещал агроному и его молодой жене новый дом. Правда, это обещание так и осталось неисполненным ввиду сложившихся обстоятельств.
Поначалу Максим Александрович был примерным семьянином. Он с нетерпением ожидал рождения первенца и даже танцевал под окнами районной больницы от избытка чувств. А когда Нина Гавриловна родила дочку с богатырским весом, счастливый отец всех медиков осыпал цветами, а в деревне с размахом отмечали это событие.
По сути, муж устроил повторную свадьбу в честь рождения дочери. Когда Нина осторожно сделала ему замечание:
— Максим, зачем же так швыряться деньгами? Мы же хотели с тобой новую мебель купить, ведь Кузьма Иванович обещал нам дом! — мужчина всё так же весело заметил:
— Ниночка, деньги — дело наживное. Сегодня их нет, а завтра они появятся. А вот такое событие, как рождение дочки, случается только раз в жизни.
Женщине нечего было возразить на это замечание, и она промолчала. По обоюдному согласию они назвали девочку Мариной. Новоиспечённый отец растолковал менее образованной супруге значение этого имени: это имя для избранных, а в переводе оно означает «морская».
— Хоть наша деревня далеко от моря, пусть наша дочурка станет олицетворением одной из главнейших стихий в мире, — говорил он.
Нине Гавриловне очень хотелось верить словам мужа, но она стала замечать, как с каждым днём его пыл угасает. Максим Александрович всё чаще приходил с работы раздражённым, придирался к жене по малейшим пустякам, а однажды он перешёл границы дозволенного, оскорбив её.
С рождением дочери у молодой женщины прибавилось хлопот, поэтому ей приходилось вставать в пять утра, чтобы успеть приготовить мужу свежий суп и выгладить чистую рубашку. Максим Александрович любил всё свежее и трепетно относился к выполнению данного пункта.
В тот день Нина проспала и решила совместить два дела: пока варился суп, она утюжила мужчине сорочку. Когда на плите что-то зашипело, женщина метнулась на кухню, а утюг оставила на рубашке. Тут же последовал крик мужа:
— Что же ты, Нина, делаешь?! Чуть не погубила мою лучшую сорочку. Сколько раз говорил тебе, что нельзя заниматься одновременно двумя делами! Видно, деревню из тебя никак не искоренить...
Нина стояла посреди кухни с черпаком, а муж осыпал её оскорблениями. Он не постеснялся упомянуть, что спас её от одиночества и женился на ней из жалости. Говорил Максим Александрович о том, что только из-за маленькой дочки терпит этот первобытно-общинный — так он называл деревенский — образ жизни.
Нина Гавриловна слушала его и проглатывала обиды, как горькое лекарство. Она молча собрала Маришку в ясли, а про себя решила, что вечером укажет супругу на дверь. Но сделать этого женщина не успела, потому что днём по деревне пролетела весть, что агронома арестовали.
Нина неслась к правлению, не замечая дороги. Она без стука ворвалась в кабинет к председателю, где только что закончилось совещание. Увидев посетительницу, руководители подразделений заторопились к выходу. Нина Гавриловна уже успела немного отдышаться:
— Кузьма Иванович, что произошло? За что арестовали Максима? Что натворил мой муж?
Руководитель долго смотрел на неё, не зная, с чего начать разговор.
— Ниночка, это моя вина, что я не проверил человека, а сразу принял на работу. Дело в том, что...
— Кузьма Иванович, да не тяните, ради Бога! — перебила она.
— Нина Гавриловна, я как партиец не верю в высшие силы, но вас понимаю. Дело в том, что у Максима Александровича уже есть жена.
— Вы надо мной издеваетесь? Конечно, у него есть законная жена и ребёнок. Вы сами гуляли на нашей свадьбе!
Председатель подошёл к ней ближе:
— Присядьте, Нина Гавриловна, вы меня не совсем правильно поняли. У этого подлеца, которому я поверил, в Краснодаре жена и почти взрослый сын. Он исчез, бросил семью, а они его искали. Думали, что с ним несчастье случилось...
- А он себе новые документики выправил, но с этим фактом ещё органы разберутся. Одним словом, Нина Гавриловна, пришлось нам с вами столкнуться с аферистом, а выглядит, как вполне приличный человек.
Нина не помнит, как добралась до дома, а потом забрала из садика дочку. Она боялась лишний раз выйти на улицу, потому что ей казалось, что все тычут на неё пальцами.
Она не пыталась выяснить судьбу брачного афериста, потому что люто возненавидела этого человека. Если бы не троюродная тётка и её дочь Серафима, неизвестно, как бы она пережила этот период. Но когда до родственниц дошла весть о том, в какой капкан попала Нина, они ни на минуту не оставляли её одну.
Благодаря этой помощи Нина пережила этот позор, но в её душе навсегда... Когда умерла Надежда, она уже больше не загадывала на будущее и совсем перестала верить людям.
По совету тётки, матери Серафимы, она стала искать утешение в молитве.
— Ниночка, так ты себя до ручки доведёшь. Нельзя жить в безверии, надо к чему-то стремиться.
Молодую женщину больше всего раздражало, когда её начинали жалеть. Поэтому она не захотела продолжать этот разговор.
— Тётя, я ценю ваше участие, но лучше не надо об этом. Да и во что мне верить? Только в себя.
— Зря ты так. Ни одну тебя жизнь обожгла, у других людей похлеще горе, а они не падают духом. Ты бы сходила в храм, помолилась, сама увидишь — легче станет.
И Нина Гавриловна впервые отправилась в маленькую церковь на воскресную службу. Она не знала ни одной молитвы и просто смотрела на образы святых и плакала. И действительно, на душе вдруг стало светлей. В следующее воскресенье она снова пошла в церковь, а потом, по всем правилам, крестила дочку Марину.
Но традиционный христианский обряд не уберёг девчонку от дурных поступков. А, возможно, на характере дочки сказалась дурная наследственность. Именно на это всегда ссылалась женщина, когда посторонние ей открыто говорили о недостойном поведении дочери:
— Вся в отца пошла, такая же непутёвая. Что я могу с этим поделать?
В раннем детстве Мариша была гордостью матери. Девочка звонко читала стихи и пела на утренниках. В начальной школе у неё были самые лучшие в классе отметки. Мать не могла нарадоваться успехам дочери и строила планы на будущее.
— Вот отучится моя дочка в школе, поступит в институт, и тогда я смогу спокойно доживать свою старость.
Сестра Серафима скептически относилась к таким прогнозам.
— Нина, ты повторяешь ту же ошибку, что в молодости. Ни ты, ни я не знаем, что завтра случится. Вон, моя матушка тоже загадывала вишни посадить весной, но хватил её удар, и всё, нет человека.
Нина Гавриловна смотрела на сестру свысока.
— Со мной Господь, и я знаю, что он меня не оставит. И на дочку мою однажды сойдёт небесная благодать.
Но вместо благодати небесной в Марину вселился чёртик. Девчонку слишком рано потянуло к взрослой жизни. Она училась в восьмом классе, когда мать впервые почувствовала от неё запах выпивки.
Нина Гавриловна даже в большие праздники не употребляла крепких напитков, могла только пригубить вина — и всё. Её супруг, Максим Александрович, тоже отрицательно относился к выпивке, поэтому женщина сразу взялась за исправление дочери. Она наказала её, посадив под замок, но для находчивой девчонки такие ограничения были детской забавой.
В первые дни домашнего ареста Марина убежала через окно. Но дальше — больше. В девятом классе Маринка сделала модную стрижку и осветлила волосы. Она стала одеваться в одежду, которую носили американские хиппи.
Но главным минусом непослушания была учёба. Маринка к концу выпускного класса скатилась до троек. Нина Гавриловна сама пошла к директору, но явилась она не вовремя, потому что чиновница очень спешила и слушала мать ученицы с откровенной рассеянностью.
— Нина Гавриловна, я вам искренне сочувствую, но не понимаю, что вы хотите от нас? Мы же не можем каждого ученика за ручку водить. Личность человека формируется в первую очередь в семье, и вам надо было раньше бить тревогу, — сказала директор.
Женщина, так и не получив поддержки, направилась домой. Она, как за спасательный круг, хваталась за любой способ, который бы мог направить заблудшую овечку на путь исправления.
Когда дочь пришла со школы, она приказным тоном сказала ей:
— Собирайся, пойдёшь со мной.
Девушка насторожилась:
— Мама, ты так говоришь, словно хочешь меня сдать в тюрьму.
Нина Гавриловна недобро посмотрела на девчонку:
— Не приведи Господь докатиться тебе до этого. И пока ещё есть время, пойдём в церковь, тебе надо причаститься.
Марина возразила:
— Мам, что за бред? Никуда я не пойду, сама молись своим богам, а у меня совсем другие интересы.
Она видела, как дочь напяливает на себя узкие штаны и такую же облегающую водолазку.
— Марина, я приказываю тебе!
— У нас не воинская часть, чтобы приказывать. Это дядя Петя может дрессировать своих подчинённых, а со мной этот номер не пройдёт, — ответила Марина.
Девушка решительно направилась к двери, но мать поймала её за жилет. Марина ловко освободилась от этого элемента одежды и скрылась на улице. Нина Гавриловна понимала, что может окончательно потерять дочь, но предотвратить последующие события уже было не в её силах.
После окончания школы Марина со скрипом поступила в техникум пищевой промышленности, но через год её отчислили за прогулы. Мать рыдала от безысходности, а непутёвая дочь с олимпийским спокойствием говорила:
— Мама, всё нормально. Мне сразу не нравился этот техникум. Пошла, чтобы не терять год. Пойду осенью на парикмахера учиться. Я уже подала документы. Профессия денежная, а это очень важно в наше время.
К счастью, курсы парикмахеров Марина успешно закончила. Она устроилась работать в городе, но через полгода рассчиталась. Мать опять схватилась за голову, а дочь объяснила свой неожиданный поступок:
— За такую зарплату пусть лошади пашут, а я не копытное животное, а молодая девушка. Если придётся трудно — могу спокойно на дому делать стрижки и причёски. Многие наши девочки именно так и поступили.
Когда ситуация немного улеглась, мать решила поинтересоваться дальнейшими планами дочери:
— Мариша, и что ты теперь собираешься делать?
— Буду, мама, шмотки возить из-за гранки и продавать их. Сейчас многие на этом зарабатывают огромные бабки.
Нина Гавриловна слышала о челночниках и об опасностях такого занятия:
— Мариночка, но это же опасно. Сколько людей пропадает.
— Мамуля, не переживай, у меня всё схвачено. У нас целая бригада и охрана есть. Открою тебе главный секрет. Меня и ещё нескольких девчонок нанял на эту работу один очень богатый человек. Ты про новых русских слыхала?
Женщина только кивала в знак подтверждения, а дочка продолжала рисовать радужные картинки будущей жизни:
— Вот и у нас появился такой покровитель. Мы будем возить товар и продавать, а он нам за это будет платить по самому высокому тарифу. На этом деле можно быстро разбогатеть, поэтому все сейчас рванули в Европу. Как только у меня появятся деньги, куплю квартиру в городе и будем с тобой жить, каждый день икру красную кушать.
Но этим мечтам не суждено было сбыться, потому что Марина снова надолго исчезла.
Она иногда звонила матери и несколько раз присылала деньги срочными переводами. И Нина Гавриловна поверила в успешность сомнительного бизнеса. Хотя тогда этот капиталистический термин ещё не прижился в нашей стране, но прибыльным делом дочка занималась три года.
Стояла поздняя осень, когда Марина вернулась в родную деревню. Нина Гавриловна обрадовалась долгожданной гости и не сразу заметила её сильно выпирающий вперёд живот. Она стиснула дочь в объятиях:
— Родненькая ты моя, вернулась к маме. Ты в гости или насовсем?
Девушка осторожно освободилась от материнских объятий и сняла короткий полушубок.
Нина Гавриловна потеряла дар речи и схватилась за сердце. Марина с привычным спокойствием сказала:
— Мама, ну что ты так переживаешь? Ничего удивительного в моём положении нет. Все девочки однажды взрослеют, а потом и становятся беременными.
Это наглое спокойствие возмутило мать:
— Все нормальные девочки сначала замуж выходят, а уже потом обзаводятся пузом. А ты мне предлагаешь польку-бабочку плясать, что моя дочь неизвестно от кого нагуляла?
— Почему неизвестно от кого? Отец ребёнка — мой хозяин. У него даже есть имя — Давид. Правда, отчество я не могу произнести, потому что боюсь сломать язык.
— Тогда почему он, этот твой Давид, не женится на тебе?
— У него уже есть семья.
— То есть ты собралась в одиночку поднимать ребёнка?
— И что такого? — Марина пожала плечами. — Повторяю твою судьбу, мамочка, ты же меня тоже одна воспитывала.
В голосе девушки прозвучал намёк на неудачное замужество матери. Нина Гавриловна в порыве гнева замахнулась, чтобы влепить дочери звонкую пощёчину, но вовремя остановилась. Даже к непутёвой дочери не хотелось применять физическую силу, учитывая её деликатное положение.
В марте Марина благополучно разрешилась мальчиком. Нина Гавриловна сама не ожидала, что этот крохотный человечек сможет полностью изменить её жизнь. У счастья есть имя — внук. Зная особенности поведения дочери, Нина Гавриловна с первого дня не отходила от колыбели внука.
Ей в голову лезли всякие неприятные мысли, которыми она однажды поделилась с Серафимой.
— Сима, не знаю сама, что со мной творится, но боюсь, чтобы это ненормальное снова не пустилось в бега.
Они пили чай с ароматным малиновым вареньем, гостья задумчиво пошевелила маленькой ложечкой янтарный напиток:
— Нина, даже не знаю, что ей сказать, но такой вариант не исключается. Причём ты ничего не сможешь сделать, потому что Марина — мать малыша. Неужели у нас такой закон, что она может делать с Серёженькой, что ей в голову взбредёт?
— Ну, ты в крайности-то не кидайся. На матери лежит ответственность за жизнь ребёнка, и если она плохо выполняет свои обязанности, её могут лишить родительских прав... но ты же не станешь заявлять на собственную дочь.
Женщина в испуге отшатнулась, а потом перекрестилась.
— Не приведи Господи. Я просто поинтересовалась, чтобы знать. Очень боязно мне за малютку, а у Маринки ума хватит потащить за собой ребёнка...
Нина Гавриловна жила в постоянном ожидании чего-то нехорошего. Но Марина больше не выкидывала кренделей: она готовила сыну смеси, по часам ходила с ним на прогулку, укачивала на руках, когда мальчик капризничал. Одним словом, вела себя так, как любая мама, и Нина Гавриловна немного успокоилась.
Втайне от дочери она даже искала для неё работу, а Серафима обещала посодействовать в этом вопросе.
— Нина, до меня дошла точная информация, что в нашем садике скоро освободится место нянечки, можно Марину устроить, если она, конечно, захочет.
Но молодую маму не устроила такая престижная должность, хотя она внимательно выслушала Нину Гавриловну.
— Мам, раз уж ты сама начала этот разговор, то должна тебе признаться, что у меня немного другие планы.
У женщины всё похолодело внутри.
— Ты хочешь уехать и Серёжу забрать?
Марина удивилась реакции матери и постаралась её успокоить.
— Пока я не могу его взять с собой, он ещё совсем маленький, но сидеть без дела на твоей шее мне тоже неудобно. Я созванивалась с Давидом, и он сказал, что ждёт меня.
Женщина с надеждой посмотрела на дочь.
— Он решил жениться? Всё узаконить? Это же хорошо! Хоть у ребёнка будет отец!
Марина уклончиво ответила:
— Нет, пока он меня зовёт только на работу. Не знаю, может, позднее он сделает мне предложение, ведь от сына он не отказывается. Ты меня отпустишь?
— А куда я денусь? Поезжай, раз надо.
Ещё три года Марина моталась с котомками, а её хозяин богател. Приезжала она редко, но регулярно звонила и присылала переводы. Нина Гавриловна старалась, чтобы внук ни в чём не нуждался, но и не баловала слишком мальчишку. Гроза грянула, как говорят, среди ясного неба.
Однажды к ним в дом нагрянули люди в форме и стали трясти перед носом Нины Гавриловны какой-то бумажкой.
— У нас ордер на обыск. Марина Максимовна — ваша дочь?
Нина Гавриловна не понимала, что происходит и зачем к ним в дом заявились эти люди; она растерянно лепетала:
— Марина уже давно не приезжала, что вы ищете?
Один нелишённый юмора сотрудник подмигнул женщине.
— Разные вещества, бабуля, ведь твоя дочка на этом погорела. Поймали её на горячем, перевозила запрещёнку, теперь ей дадут по самое не хочу.
Нина Гавриловна попыталась возмутиться.
— Да что же вы мне тут погром устроили! Ребёнка напугали до смерти! Нет у меня ничего тут! И дочка моя никогда этим не занималась! Это всё наговор!
Следователи перевернули весь дом, но никаких веществ не нашли.
Тот же сотрудник огорчённо заметил:
— Да, бабуля, ничего мы не нашли.
Но в этот момент Нину Гавриловну волновало совсем другое.
— Скажите, что с моей дочкой? Я могу увидеться с ней?
— Если следователь разрешит — сможете.
Нина попросила Серафиму поглядеть за внуком, а сама отправилась в город. Следовательница с пониманием отнеслась к просьбе несчастной матери и сразу разрешила свидание. Нина Гавриловна много раз представляла себе эту встречу. Она уже приготовила для дочери речь, но когда увидела истощённую фигуру молодой женщины, ей стало не по себе.
— Мариночка, что же ты наделала? Ты же на себя не похожа. Это всё твой Давид сотворил с тобой!
Девушка посмотрела на конвойного.
— Мама, всё непросто.
— Ты в одном права. Я влезла туда, куда не стоило. Давида прихлопнули, а меня подставили. Сейчас я ничего не могу сделать, попрошу тебя за Серёжей присмотреть. Только не отдавай его в детский дом.
— Что ты, дочка, разве я могу в приют родного внука отдать? Мне даже такое и в голову не приходило.
Марина хотела ещё что-то сказать матери, но конвойный громко произнёс:
— Всё, свидание окончено.
Нина Гавриловна попыталась возразить:
— Но мне следователь обещал час, а прошло всего минут десять, не больше.
Лицо конвойного приняло угрожающее выражение.
— Мало ли что вам следователь сказала. У нас тут свои правила.
Марина прошептала:
— Мама, лучше не спорь.
Нина Гавриловна замолкла. Она смотрела, как за дочкой закрылась массивная железная дверь. В ту минуту она ещё не знала, что больше никогда не увидит Марину живой.
После свидания с дочерью прошло два месяца, и была уже назначена дата суда, но однажды ранним утром снова постучали в дом. Женщина уже боялась нежданных гостей и вздрогнула, ожидая недобрых вестей. Предчувствие её не подвело: на пороге стоял участковый.
Он старательно отводил в сторону глаза, а когда хозяйка пригласила его пройти в дом, сказал:
— Гавриловна, лучше здесь поговорим, а то там твой внук… Тут такое дело… Померла твоя Маринка. Сказали, что сама она это сделала. Прямо в СИЗО.
Нина Гавриловна закричала на всю улицу. Участковый поспешил скорее скрыться, зато соседи и просто любопытные окружили дом женщины.
Все стояли и молча наблюдали, замечая, как мать бьётся в отчаянии. Если бы вовремя не подоспела Серафима, неизвестно, сколько бы продлилась эта сцена. Сестра увела обезумевшую женщину в дом.
— Перестань, Нина, ты же ребёнка напугаешь!
Это предупреждение подействовало лучше любого успокоительного. Нина Гавриловна прижала к себе ничего не понимающего мальчика.
— Одни мы с тобой остались, сиротинушка моя!
Нина Гавриловна всё-таки слегла. Сказалось нервное потрясение, а то, что она даже не сможет похоронить дочь, сломило её окончательно. Серёжа с испугом смотрел на бабушку из угла, а она только тихо плакала и всё время повторяла:
— Сиротинушка…
Ему было очень жаль женщину, про которую бабушка говорила. Раз бабушка так переживала, значит, эта женщина была хорошей, но он её не помнил и никак не мог понять, плакать ему тоже или не нужно. Бабушка ведь любит и просто так поплакать.
Когда женщина отправилась оформлять документы на внука, сразу возникли проблемы.
Чиновница в дорогом костюме окинула посетительницу презрительным взглядом.
— Женщина, вы хоть отдаёте себе отчёт, заявляя здесь о своих правах? Ведь ребёнок — это не котёнок, его надо одеть, обуть, накормить.
Нина Гавриловна не понимала, к чему клонит эта неприятная женщина, но на конфликт она тоже не хотела нарываться. Желая расположить к себе чиновницу, она миролюбиво ответила:
— Как же мне не знать? Я же внука, считай, с рождения воспитываю.
На даму это признание не произвело впечатления.
Этот факт абсолютно ничего не значит. Намного важнее другое обстоятельство: ваш возраст. И у органов опеки есть небезосновательные сомнения, что вы сможете обеспечить ребёнку должный уход. Ведь вам самой вскоре потребуется посторонняя помощь.
Такого унижения Нина Гавриловна не могла стерпеть, и у неё непроизвольно вырвалось:
— Тьфу на тебя, чума кудрявая!
Чиновница вытаращила глаза и стала поправлять локоны на своей голове. Ей хотелось осадить наглую женщину, даже пригрозить ей, но Нина Гавриловна уже покинула её кабинет.
Если бы не вмешательство Серафимы, Серёжу бы точно отправили в детский дом. Но троюродная сестра сама поехала на следующий день в район и отстояла право бабушки на опекунство.
После смерти дочери Нина Гавриловна ещё больше ударилась в религию. Она считала себя виновной в случившемся.
— Это всё от неверия. Если бы я исправно молилась, Мариночка бы осталась жива, а у Серёжи была бы мама…
Подобные рассуждения вводили Серафиму Юрьевну в ступор: она не могла поверить, что её старшая сестра, всегда отличавшаяся способностью здраво рассуждать, вдруг погрязла в суеверии. Дело было в том, что в сознании уже немолодой женщины перепутались основы язычества и истинной веры.
Но любая попытка доказать ей это всегда оканчивалась крахом. Нина Гавриловна обижалась на критику, называла сестру безбожницей. Самое печальное состояло в том, что она старалась приобщить к этому течению и внука. Когда мальчик был маленьким, он послушно выполнял все требования бабушки, но уже в пятом классе над ним стали посмеиваться в школе.
— Серёга, у тебя шишка на лбу, наверное, в церкви поклоны бил. Серый, ты когда вырастешь, пойдёшь на попа учиться, а потом на попадье женишься.
Самое обидное заключалось в том, что откровенно издевались над ним не только мальчишки, но и девочки. Поэтому Серёжа сразу после занятий спешил домой. У него в классе не было друзей, и за все десять лет ни разу он не принимал участия в школьных мероприятиях.
Но постоянные насмешки вызывали у подростка душевный дискомфорт. Ему очень хотелось играть с ребятами в футбол и провожать из школы одноклассницу Катю, в которую он был тайно влюблён ещё с четвёртого класса. Но бабушкины методы воспитания полностью лишали его возможности принимать самостоятельные решения.
Он стал убегать из дома, когда нужно было идти с бабушкой на службу. Чтобы Нина Гавриловна его не нашла, он спешил к речке и там коротал время до вечера. Бабушка сначала пыталась всё вернуть на круги своя, а потом махнула рукой.
— Поступай, как знаешь. Только хочу одно тебе сказать, Серёжа. Вымахал ты по два метра, а ума у тебя — с голубиное яйцо, ведь бабушка тебя старается спасти!
Парень очень любил бабушку. Ему не хотелось её обижать, но следовать её наставлениям он тоже уже не мог. Сергей уже учился в выпускном классе, когда решил выяснить этот самый главный вопрос. Стараясь как можно мягче, он спросил:
— Бабуля, я очень ценю всё, что ты делала и делаешь для меня, но так и не пойму, отчего ты столько лет пытаешься меня защитить?
— Как отчего? От греха. И мама твоя поплатилась за это жизнью, поэтому я за тебя боюсь. Ты же у меня один-единственный на всём белом свете, и я не переживу, если с тобой какая беда приключится.
В голосе пожилой женщины послышались уже знакомые нотки отчаяния, и парень понял, что она вот-вот расплачется. Он нежно обнял бабулю за плечи.
— Бабушка, милая моя, как ты не поймёшь, что я хочу просто жить, как все. И я сам хочу защищать себя и своих близких. Прошу тебя, не надо меня больше держать под колпаком. Позволь мне дышать полной грудью.
Нина Гавриловна в тот день поняла, что внук вырос, и ей надо выпустить его на волю. Когда Серёжа сказал, что поедет учиться в город, она плакала целую неделю. Правда, свои слёзы женщина старательно скрывала от внука, потому что не хотела портить ему настроение. Несмотря на разные предчувствия, которые всё чаще стали одолевать её по ночам, она смирилась с решением внука и снарядила его в дальнюю дорогу.
Сергей, конечно, считал себя современным парнем. Только вот это понятие греха бабушка смогла вбить ему очень глубоко. Когда он был поменьше, то даже путался иногда, что есть грех, а что не есть. Даже и переспрашивать у бабушки приходилось, но ответы его не радовали, а скорее пугали, потому что, по словам бабушки, грех был везде. Он никому не собирался рассказывать свои мысли, но понимал, что на мир будет смотреть с опаской.
Сергей наивно верил, что в большом городе его жизнь сразу кардинально изменится. Но деревенские привычки невозможно было замаскировать модной одеждой: даже в его достаточно грамотной речи, нет-нет, да и проскакивал сельский фольклор. Поэтому к уже имеющимся комплексам прибавились новые.
Но, как и прежде, он был очень нерешительным в отношениях с девушками. Вскоре необычным поведением молодого человека заинтересовались друзья по комнате.
— Серёга, чего ты себя ведёшь, как святоша? Девушки уважают напор, даже наглость.
— Ребята, я так не могу.
— Тогда до старости останешься холостяком, — как Цезарь говорил. Пришёл, увидел, победил.
— Это девиз не только полководцев, но и настоящих мужчин. Женщинам приятно ухаживание тех, кто их сможет защитить и осыпать дорогими подарками.
Сергей пытался отшутиться, но друзья не отставали от него. Однажды они затащили его на студенческую вечеринку, где он познакомился с роскошной блондинкой по имени Вера. Девушка вела себя достаточно раскованно и весь вечер не отходила от Сергея. Он сам напросился проводить Веру, и та согласилась.
Когда они оказались возле двухэтажного дома, девушка предложила:
— Зайдём ко мне?
И он повторил, как загипнотизированный:
— Зайдём…
Он остался у Веры до утра и опоздал на лекции.
— Как настоящий мужчина, — он уверенно сказал девушке, — Вера, после того, что произошло этой ночью, мы с тобой должны пожениться.
Вера засмеялась, а потом присела рядом и ласково погладила его по голове.
— Какой же ты глупенький, деревенский Иванушка-дурачок. У меня первый раз такой кавалер. Но за предложение спасибо. Если честно, то мне ещё никто не предлагал выйти за него замуж.
Сергей был ошарашен. До него стало доходить, что и знакомство с этой девушкой, и всё дальнейшее произошло неслучайно. Но главное, что его поразило, — это простота, с какой Вера говорила о таких деликатных вещах. Предугадывая её ответ, он всё же спросил:
— Вера, у тебя были уже мужчины?
Она даже нисколько не смутилась:
— Были, мой хороший. И немало.
Он шёл по улице, а в ушах звенел голос девушки. Невозможно прожить всю жизнь чистеньким. Однажды приходит момент, когда приходится замараться, хоть и не очень хочется. Я тоже раньше была пай-девочкой и мечтала о принце, а потом пришлось оказывать некоторые услуги.
Для Сергея это было не просто потрясением. Он понимал только одно: именно сейчас он соприкоснулся с тем самым грехом, про который постоянно твердила бабушка. Только не очень понятно, почему его никто не покарал, а самое непонятное — почему никто не покарал до сих пор Веру.
Это было непонятно и поэтому довольно страшно. Он даже сделал два лишних круга вокруг общежития, чтобы хоть как-то разобраться в себе. Разобраться не получилось, поэтому пришлось плюнуть и пойти в общежитие в неразобранных чувствах. Ладно, если кара его настигнет, то сделать это сможет в абсолютно любых условиях.
В общежитие он возвращался в таком состоянии, словно его пропустили через стиральную машину, а потом отжали раз десять. В комнате его уже поджидали организаторы этой некрасивой акции.
— Ну как, Серёга?
Сначала ему хотелось высказать всё, что накипело на душе, но он почему-то улыбнулся и сказал:
— Всё нормально. Только больше не надо проворачивать со мной таких дел. Да и для вас самих такая затея, наверное, обошлась недёшево.
Друг подмигнул ему:
— Верка нам уступила, как студентам. Согласилась делать скидку.
Чувство скользкой брезгливости быстро исчезло, и после той ночи с Верой он уже не избегал девушек. Но в его голове прочно застряло признание первой женщины в том, что до него у неё были другие мужчины. Поэтому ко всем подружкам, которые скрашивали его скромную жизнь, он относился с недоверием.
Конечно, сказывалось и бабушкино воспитание, ведь Нина Гавриловна любила повторять, что женщин лёгкого поведения породила гиена огненная. Хотя Сергей имел смутное представление об этом месте, но он привык верить бабушке.
Правда, со временем ему стало казаться, что гиена огненная не такое уж и плохое место, если именно она рождала таких красивых, таких нежных девушек, которые абсолютно ничего не требовали взамен.
продолжение