Я никогда не забуду деда Егора. В городе X, что в Мурманской области, он был человеком особенным. Лет ему было под девяносто, но глаза его горели, как у молодого, а голос, спокойный и тёплый, мог заставить слушать часами. Я часто заходил к нему в гости, особенно после школы. Мы садились за стол, он наливал чай, пахнущий травами, и начинались наши разговоры. Я делился своими делами — оценками, мечтами, глупыми мальчишескими заботами. А он, в зависимости от моих успехов, рассказывал истории. Хорошая оценка — и вот уже захватывающий рассказ о его молодости, о море, о приключениях. Плохая — и меня ждала нравоучительная байка, от которой я порой зевал, но всё равно слушал. Дед Егор был для меня не просто соседом — он был как родной дед, которого у меня никогда не было.
И вот однажды его не стало. Для меня это было как удар. Я привык к его уютной кухне, к его улыбке, к тому, как он, бывало, потреплет меня по плечу и скажет: «Живи по совести, парень, и всё у тебя будет». Последняя его история запала мне в душу. Она была не похожа на другие — в ней было что-то тревожное, мистическое, будто он открывал мне тайну, которую хранил всю жизнь. Я расскажу её так, как услышал, от лица деда Егора, но добавлю и свои мысли, потому что эта история до сих пор не даёт мне покоя.
Это было в 1960 году, начал он, глядя куда-то мимо меня, словно видел те дни перед собой. Ему тогда было чуть за тридцать, он только женился на своей Катюше. Они любили друг друга так, что, по его словам, даже северные ветра становились теплее, когда они были вместе. Дед Егор работал на рыболовецком судне — неделя в море, неделя дома. Тяжёлая жизнь, но он был счастлив. И вот у них родился сын, Илюша. Светленький, с ясными глазами, он был их радостью. Но дед заметил, что мальчик не похож на них — ни на тёмноволосого Егора, ни на Катю с её каштановыми локонами. Катя отмахнулась: мол, в её роду блондины были. Дед поверил, да и не хотел копаться — слишком уж любил жену и сына.
Илюша рос, и всё в нём было как-то слишком хорошо. Умный, добрый, красивый, с улыбкой, от которой сердце таяло. В школе он был первым, девчонки за ним бегали, а учителя ставили в пример. Но дед Егор упомянул одну странность — шрам на левой руке Илюши, с рождения. Две переплетённые галочки, похожие на букву «Х». Он спрашивал Катю, откуда это, но она только пожимала плечами. Я слушал и чувствовал, как по спине пробегает холодок. Было в этом шраме что-то, что заставляло насторожиться.
А потом случилась беда. Илюше было около тридцати, когда он погиб в аварии. Неисправные тормоза, нелепая случайность. Дед рассказывал, как горе накрыло их с Катей, как будто мир потемнел. У Илюши остался сын, Андрюша, копия отца — такой же светлый и добрый. И вот тогда Катя решилась открыть деду тайну. Она призналась, что Илюша, возможно, не его сын. Я видел, как деду Егору тяжело было говорить об этом — голос дрожал, но он продолжал.
Когда дед уезжал в море, Катя оставалась одна. И по ночам к ней стало приходить нечто. Не человек, не зверь — что-то иное. Сначала она чувствовала холод, потом слышала шаги, тяжёлое дыхание в затылке. Она боялась повернуться, потому что знала — нельзя смотреть. Это нечто становилось смелее: касалось её, гладило волосы, целовало плечо. Катя говорила деду, что страх смешивался с каким-то странным теплом, будто она не могла сопротивляться. В одну из ночей она ждала его прихода, сама не понимая почему. И так родился Илюша.
Катя показала деду шрам на своём запястье — те же две галочки, как у сына. Дед сначала не поверил, думал, что она изменила ему. Но потом ему приснился сон. Илюша сидел с ним на кухне, живой, улыбающийся, и говорил: «Отец, поверь матери. Она не врёт. Приходил к ней некто, подарил мне жизнь и удачу, но за всё платится цена. Мне дали двадцать пять лет лёгкой жизни, а я заплатил. Мой сын, Андрюша, проживёт шестьдесят, а его дети будут свободны. Но ты, пап, всегда был для меня самым настоящим». Илюша показал тот шрам на руке, и дед проснулся в холодном поту.
Я слушал, и мне было не по себе. Дед Егор рассказывал это так, будто сам до конца не понимал, что это было. Дух? Существо из северных легенд? Мурманская земля, говорил он, полна тайн, а море хранит их глубже, чем мы думаем. Он извинился перед Катей наутро, и она только улыбнулась своей грустной улыбкой.
Когда дед закончил, в комнате повисла тишина. Я смотрел на него и видел, как тяжело ему было делиться этим. Но он хотел, чтобы я запомнил. «Живи по совести, парень, — сказал он напоследок, — и не бойся того, чего не понимаешь. Иногда в этом и есть жизнь». Через пару дней его не стало. Я до сих пор хожу мимо его дома и чувствую пустоту. Дед Егор был человеком редким — не пил, не курил, со всеми ладил, помогал, чем мог. Даже спорить толком не умел, только смеялся, если кто-то его злил. И всё же эта история осталась со мной, как загадка, как тень, которую я не могу отпустить. Кто приходил к Кате? Что это была за метка? И почему я, вспоминая деда, чувствую, что он оставил мне не только историю, но и какой-то урок, который я ещё не разгадал?