Глава 5. Заключительная
Три недели спустя Стрельцов сидел в кабинете Ветрова в кресле у окна и глядя на заснеженную Москву. Первый снег выпал, как всегда, неожиданно.
— Князев дает показания, — Ветров листал толстую папку с документами. — Два чиновника в отставке и замначальника УБНОН Северного округа арестован. Ты открыл настоящий ящик Пандоры, Саша.
Стрельцов продолжал смотреть в окно. Снежинки кружились в воздухе и оседали на карнизах и подоконниках. Такие чистые, нетронутые. Совсем как те дети, которые стали жертвами «Пэшена».
— О чем думаешь, Саша? — спросил Ветров, откладывая папку.
— О странностях жизни, — Стрельцов повернулся к начальнику. — Никогда не знаешь, что будет через двадцать лет. И кем станешь.
Ветров понимающе хмыкнул:
— Твой бывший друг сделал свой выбор, Саша. Как и ты свой.
— У нас у всех меньше выбора, чем мы думаем. Один неверный шаг, одно неправильное решение — и ты уже катишься по наклонной.
— Философом стал на старости лет? — усмехнулся Ветров.
— Может быть, — Стрельцов пожал плечами. — Просто эта история... заставила меня задуматься.
Ветров внимательно посмотрел на подчиненного:
— Ты изменился после этого дела, Саша. Не могу точно сказать, как именно, но изменился.
Стрельцов не стал спорить. Он и сам чувствовал эти перемены. Что-то внутри него сдвинулось, переоценилось. Раньше мир казался проще — черное и белое, преступники и жертвы. Теперь все стало сложнее. Даже в самых отъявленных негодяях он начал видеть людей — сломленных, запутавшихся, оступившихся.
— Хочу навестить Князя в СИЗО, — вдруг сказал он.
Ветров удивленно поднял брови:
— Зачем? Он уже все рассказал.
— Не все, — Стрельцов покачал головой. — Он не сказал главного — почему. Почему именно дети? Почему такая жестокость?
— Думаешь, есть какая-то особая причина? — скептически спросил Ветров. — Деньги, власть, безнаказанность — разве этого недостаточно?
— Для большинства — да, — Стрельцов прошелся по кабинету. — Но не для Вити. Я знал его. Там что-то еще.
Ветров вздохнул:
— Хорошо. Я подпишу разрешение. Но будь осторожен. Даже в камере такие, как Князев, опасны.
***
СИЗО «Матросская тишина» встретил Стрельцова привычным запахом хлорки, пота и безнадежности. Он прошел через три контрольных пункта, сдал табельное оружие и документы, прежде чем его проводили в комнату для свиданий.
Князев выглядел осунувшимся и бледным. Тюремная роба висела на нем как на вешалке. Несколько недель заключения стерли лоск успешного бизнесмена, обнажив то, что пряталось под ним — уставшего, сломленного человека.
— Саня, — Князев слабо улыбнулся. — Не ожидал тебя увидеть.
Стрельцов сел напротив, внимательно изучая бывшего друга:
— Как ты?
— Как видишь, — Князев развел руками, звякнув наручниками. — Пятизвездочный отель. Все включено. Особенно допросы и угрозы от бывших партнеров.
— Тебе обеспечена защита.
— Да, конечно, — Князев усмехнулся. — До первого серьезного человека, которого я сдам. Потом меня найдут даже в одиночке.
Стрельцов наклонился вперед:
— Я пришел не об этом поговорить, Витя. Я хочу знать правду. Всю правду.
— О чем именно? Я ведь уже все рассказал твоему начальству.
— Не все, — Стрельцов покачал головой. — Ты не сказал, почему выбрал именно этот путь. Почему именно дети? Что с тобой случилось, Витя?
Князев долго молчал, отведя взгляд. Потом вдруг заговорил — тихо, почти шепотом:
— Ты помнишь мою младшую сестру? Алинку?
Стрельцов нахмурился, вспоминая:
— Конечно. Тоненькая девчушка с косичками. Ты с ней нянчился, когда мать на смене была.
— Она умерла пять лет назад, — глухо сказал Князев. — От передозировки. Семнадцать лет ей было.
Стрельцов почувствовал, как внутри что-то сжалось:
— Господи, Витя... Я не знал.
— Откуда тебе знать? — Князев горько усмехнулся. — Мы разошлись давно. Она связалась с плохой компанией. Я пытался ее вытащить, предлагал деньги, реабилитацию. Она отказывалась. А потом... я опоздал на час. Всего на час.
Он замолчал, сглатывая комок в горле.
— И ты решил отомстить? — тихо спросил Стрельцов. — Всем подросткам разом?
— Нет, — Князев покачал головой. — Сначала я хотел найти тех, кто продал ей дурь. И нашел. Целую сеть, с покровителями в полиции, с миллионными оборотами. Я уничтожил их. Всех до единого.
— А потом?
— А потом понял, что могу занять их место. Сделать то же самое, но... по-другому. Контролировать качество, минимизировать смерти. Это звучит безумно, да? — он невесело рассмеялся. — Я убеждал себя, что делаю мир лучше. Что если не я — придет кто-то хуже.
— Самообман, — тихо сказал Стрельцов.
— Да, возможно, — Князев кивнул. — но я стал тем, кого больше всего ненавидел. И с каждым днем все глубже погружался в это болото. А потом появился этот химик со своей формулой «Пэшена»... и я просто... перестал чувствовать что-либо.
Стрельцов смотрел на него, и внутри боролись противоречивые чувства. Ярость на человека, который погубил столько жизней. И жалость к другу, который сам стал жертвой собственной боли и ненависти.
— Знаешь, что самое страшное, Саня? — Князев поднял глаза. — Я знал, что ты рано или поздно придешь за мной. И где-то глубоко внутри... я этого ждал. Хотел, чтобы ты остановил меня.
— Почему?
— Потому что ты — единственный настоящий человек из всех, кого я знал. Единственный, кто не продался. Не сломался.
Стрельцов покачал головой:
— Ты ошибаешься, Витя. Я тоже ломался. Много раз. Просто... находил силы собрать себя заново.
— В этом вся разница, — Князев слабо улыбнулся. — Ты собирал, я — нет.
Они помолчали. За окном начинало темнеть — короткий зимний день подходил к концу.
— Что теперь будет со мной? — спросил наконец Князев.
— Если продолжишь сотрудничать, если твои показания помогут поймать всех причастных — лет пятнадцать, может, меньше. С учетом всех смягчающих.
— Пятнадцать лет, — Князев задумчиво покачал головой. — Долго. Но справедливо, наверное.
Стрельцов поднялся:
— Мне пора. Но я приду еще, если хочешь.
— Хочу, — неожиданно искренне ответил Князев. — И, Саня... спасибо.
— За что?
— За то, что остановил меня. Даже если уже слишком поздно.
---
Выйдя из СИЗО, Стрельцов глубоко вдохнул морозный воздух.
Снег всё не унимался – мягкий, почти прозрачный, он спускался с неба лениво, как будто ему никуда не нужно торопиться. Белое одеяло ложилось на город – на крыши, на деревья, на невидимые следы.
Стрельцов, стоя под фонарём, щёлкнул зажигалкой, вдохнул табачный дым. Тёплый привкус надежды, смешанный с горечью воспоминаний… Всё это кружилось внутри, как в детстве снежинки на ладони.
Ему было тяжело – сердце сжимало тисками, но при этом где-то там, глубоко в районе грудной клетки, вдруг запульсировало что-то тихое, почти робкое. Светлое и тревожное одновременно. Будто глава закончилась, а впереди – белый чистый лист. Что-то ушло навсегда. И, может быть, именно сейчас начинается время для чего-то другого…
Телефон в кармане завибрировал. Марина. Стрельцов улыбнулся и ответил:
— Да, я освободился. Заеду через полчаса.
Он бросил недокуренную сигарету в урну и направился к машине. Впереди его ждал ужин с женщиной, которая внезапно стала важной частью его жизни. А завтра — новый день и новое дело. Как всегда. Но что-то изменилось.
Теперь он смотрел на мир иначе. Яснее видел тонкую грань между добром и злом, понимал, как легко человек может оступиться. И как важно иногда протянуть руку помощи даже тем, кто, казалось бы, не заслуживает второго шанса.
Он сел за руль и включил зажигание. Машина тронулась, оставляя позади мрачное здание «Матросской тишины». Впереди простиралась заснеженная Москва — его город, который он поклялся защищать. Со всеми его пороками и добродетелями. Со всеми его заблудшими душами, которые, может быть, еще не потеряны окончательно.
Майор Александр Стрельцов ехал домой. В душе его впервые за долгое время царил покой. Он сделал свое дело. Он остался человеком. И, может быть, помог другому человеку найти путь назад — из той тьмы, в которую тот погрузился.
А большего и не нужно было. По крайней мере, сегодня.
Предыдущая глава 4: