— Мне казалось, что тебя любят больше, — неожиданно признается он.
— Да? Что ж, аналогично.
Одержимая (26)
— Пять дней, чувак, — говорит Егор.
Он вроде бы намеревался сесть на стул, на котором еще минуту назад сидела Вика, а до нее – мама, но почему-то застрял на месте возле него, крепко сжал пальцами обеих рук его спинку.
— Пять дней в реанимации, — голова брата опущена, плечи напряжены. Честно говоря, выглядит он не очень. — Если ты хотел вправить мне мозги, у тебя получилось. Но можно было обойтись и без больничной драмы. Так и поседеть можно.
— Да ладно, не преувеличивай, — я усмехаюсь, наклоняю голову, пытаюсь заглянуть в лицо Егора, но он будто специально опускает подбородок еще ниже, и я могу видеть только его затылок.
— Я приуменьшаю, Вань. Ты же – мой младший братишка. Только мне позволено тебя обижать.
Егор наконец решается поднять голову и посмотреть на меня. Белки его глаз красные, как будто он плакал. Лицо осунулось. Волосы спутались. Первый раз вижу его в таком раздрае. Кто, блин, из нас валялся без сознания?
Пялимся друг на друга так, будто только что познакомились. Дико непривычно, что Егор со мной такой… милый. Ради такого стоило попасть в больницу.
— У меня теперь дырка в голове, — выпаливаю просто, чтобы что-нибудь сказать.
Егор переворачивает стул и садится на него задом наперед.
— Зато сколько внимания! — улыбается он. — Мне такое и не снилось. Эта твоя безоговорочная победа.
Сдвигаю брови и недоверчиво смотрю на брата.
— Надеюсь, ты прикалываешься.
— Так и есть, бро. Так и есть.
Уголки губ Егора опускаются.
— Помнишь, как в детстве нас заставляли полоть огород? — после длительной паузы спрашивает брат.
— Э-э... Ну.
— Я это ненавидел от всей души. Лето, жара, мне гулять хотелось, с друзьями тусить, а не гадскую траву сидеть выдирать до самого вечера. Так вот, я халявил. Даже не старался сделать хорошо, лишь бы побыстрее закончить. Получал, конечно, от матери, но мне было пофиг. До одной ситуации.
Внимательно смотрю на брата, жду продолжения.
— Как-то после того, как я в очередной раз повытаскивал вместе с сорняками почти всё ростки моркови, мама потащила меня на грядку, с которой возился ты. Неужели не помнишь?
— Нет, — отвечаю честно.
— «Посмотри, как получается У Ванечки. Вот, как нужно. Один сын - помощник, другой - лоботряс!». Так сказала мама. В шутку, как я сейчас понимаю. Но меня здорово перекрыло. С тех пор я зависал на одной грядке по часу, хотел доказать родителям, что они ошибаются на мой счёт. Но...
Брат громко усмехается, выдыхает через приоткрытые губы.
— Но... — повторяет он и нацеливает на меня указательный палец. — Как бы идеально я не полол, мне продолжали ставить в пример тебя! Сорняки, бро. Всё началось с дoлбaнных сорняков!
Посмеиваюсь, глядя на брата, приподнимаюсь, чтобы поправить подушку, но Егор меня опережает, вскакивает, поправляет сам, смотрит на меня, сузив глаза. Реакции, что ли, моей ждёт?
— Ты случайно не перенапрягся, пока к такому выводу приходил? — пытаюсь шутить я, получается плохо, и я стираю с лица улыбку. — Мне ставили тебя в пример сотню раз, что такого? Хитрость воспитания такая.
Егор возвращается на своё место и поднимает на меня глаза.
— Мне казалось, что тебя любят больше, — неожиданно признается он.
— Да? Что ж, аналогично.
Я уже говорю не о родителях, о Вике, но Егор этого не понимает. В его глазах - недоумение.
— Ты всегда был как-то ближе к ним. Умел с ними общаться.
— А ты умеешь общаться вообще со всеми.
— Ты всегда был умнее. Усерднее. Добрее. Щедрее. Им было, за что любить тебя больше.
— Зато ты всегда был... Егором Ольховым. Меня никогда не любили так.
А вот теперь он понимает. Вижу, как меняется его лицо. Он трет лоб, глядя на свои колени.
— Может, хорош завидовать друг другу? — предлагает Егор.
— Не могу, извини.
— Всё дело в ней?
Эта палата сегодня вроде исповедальни. Чувствую себя священником, который обязан отпустить грехи каждому входящему. Понять. Простить.
Принять.
Да бред это! Как бы сильно я не ударялся головой, как бы отчаянно не делал наладить отношения с братом, я просто не могу нормально реагировать на Егора и Вику. На их любовь. И никогда не смогу. Так что извини, бро. Я продолжу тебе завидовать.
Егор всё ещё ждёт, что я отвечу. Напрасные ожидания. Мне это знакомо.
— Посмотри на меня, брат, — просит он. Даже, скорее, требует.
Упрямо сверлю глазами стену. Приём на сегодня окончен. Башка, честно говоря, до сих пор трещит.
— Вань.
Вздыхаю, но на него не смотрю.
— Ты же знаешь, я - та ещё заноза в зaдницe. Пока не плсмотришь, никуда не уйду.
Здесь он прав. Доставать он умеет. Поворачиваю голову, делаю максимально непроницаемое лицо.
— Как ты справедливо заметил, — с кривоватой усмешкой говорит брат, — я - Егор Ольхов. И я очень хорошо понимаю, когда девушка меня хoчeт. Вика не влюблена в меня. Вернее, влюблена НЕ в меня.
— Она что-то тебе говорила?
Я произношу это очень быстро и даже не пытаюсь скрыть, как мне это важен. Должно быть, по идее, неловко, но я весь обращаюсь в слух, забив на всё остальное.
— Ей не надо было говорить. Это ясно без слов. Не знаю, кто за тебя волновался больше: она или мама.
Егор следит за моей растекающейся по лицу блаженной улыбкой, встаёт на ноги и направляется к двери.
— Тебе надо отдохнуть. Похоже, я тебя утомил.
— Я...
Не знаю, что именно хочу сказать. Наверное, как-то поблагодарить его за этот разговор по душам. Уверен, для Егора это было непросто.
— Ага. И я тебя тоже, — со смешком отзывается брат.
Одна его нога уже в коридоре.
— Да я не это хотел сказать! — я возмущаюсь, но не совсем искренне. Скорее, от того, что он этого ждёт.
— А я - это, — на удивление серьёзно отвечает Егор, тут же весело мне подмигивает и закрывает за собой дверь.