Небо в тот день было глубоким, бездонным, как будто его вымыли до блеска — ни единого облачка, ни малейшего намёка на сырость. Воздух был насыщен ароматом лип, смешанным с запахом свежескошенной травы, и дышалось легко, почти пьяняще. Ласковый летний ветер шевелил листву клёнов и лип, заставляя их кроны тихо перешёптываться, как будто деревья обменивались своими добрыми пожеланиями молодожёнам. Солнечные блики плясали на бокалах шампанского, стоявших на белоснежных скатертях, отражаясь в радостных глазах гостей.
Летняя веранда ресторана, украшенная гирляндами, живыми цветами и воздушными лентами, переливающимися на ветру, гудела от музыки, поздравлений и смеха. Здесь праздновали свадьбу — день был полон света, ароматов и ожидания новой, счастливой жизни. Всё вокруг говорило о любви и надежде: цветы в вазах, звон бокалов, залитая солнцем площадка и непрерывные тосты, произносимые с искренней теплотой.
Среди множества гостей внимание притягивала пожилая женщина с благородной осанкой. Волосы её, седые, но ухоженные, были собраны в изящный узел, из которого выбивалась пара упрямых прядей. В её движениях ощущалась неспешность и достоинство, а в глазах — след долгих лет, наполненных заботами и переживаниями. Это была Екатерина Дмитриевна — бабушка жениха, женщина, которая воспитала Никиту почти одна после ранней смерти его отца.
Когда музыка затихла, и раздалось лёгкое звяканье бокалов, она медленно поднялась, опираясь на трость, и, чуть покачиваясь, пошла к молодожёнам. В руке она держала связку ключей, перевязанную малиновой лентой.
— Никита, Алина, — голос её был слабым, но проникновенным, — я хочу, чтобы ваш путь начался не с долгов и съёмных углов, а с настоящего домашнего очага. Вот — ключи от квартиры. Живите счастливо. Пусть это будет ваш старт.
Алина, тонкая, чувствительная, с мягкими чертами лица, тут же разрыдалась. Её глаза засверкали сквозь слёзы, пальцы дрожали, будто она боялась, что сейчас проснётся. Никита, сдержанный, немного угловатый, но с добрым и глубоким взглядом, опустился на колено и обнял бабушку.
— Спасибо, бабушка. Это... огромное счастье. Мы не подведём, — сказал он хриплым голосом.
Екатерина Дмитриевна чуть улыбнулась, и в её глазах блеснуло что-то светлое.
— Я в вас верю. Пусть у вас будет то, что у меня не получилось. Постройте то, о чём я только мечтала.
Гости зашептались. Кто-то смотрел с восхищением, кто-то с завистью. Тётя Раиса, с вечно недовольным выражением лица, взяв бокал, шепнула соседке:
— Ты глянь, ведь пенсия у неё копеечная. А она такое вытворяет! Кто ж ей потом помогать будет?
Когда солнце скрылось за крышами, а в воздухе запахло липами и тёплым асфальтом, Екатерина Дмитриевна накинула лёгкий серый плащ и, сославшись на усталость, ушла. В её взгляде промелькнула тень — будто она сама не до конца была уверена, что поступила правильно.
На следующее утро Никита с Алиной, несмотря на недосып, поехали смотреть подаренную квартиру. В маршрутке они сидели рядышком, держались за руки, болтали о мелочах: где будет книжный шкаф, какие шторы повесить, какого цвета ковёр в гостиной. Их разговоры перемежались поцелуями и смехом. Всё казалось настоящим, новым, светлым.
Но подъезд встретил их сыростью, облупленными стенами и запахом плесени. Двор — ржавыми качелями, мусорными баками и собачьим лаем. Дом стоял на отшибе, у самого леса. Панельный, мрачный, он казался забытым всеми и вся.
— Уютно не назовёшь... — пробормотал Никита, с сомнением оглядываясь.
— Зато своё. Сделаем конфетку. Или, если не получится, продадим, добавим — и купим получше, — бодро сказала Алина. Её глаза сияли, она уже представляла, как готовит завтрак на новой кухне.
Вечером они переехали: матрас, чайник, коробки, пицца на полу. Смех, спонтанные танцы, фотографии на телефон. Казалось, что начало жизни состоялось.
Но на утро раздался скрип двери — и в квартиру вошли тётя Раиса с мужем и двумя большими сумками.
— Екатерина сказала, можно остановиться. Мы только на пару дней, — объявила тётя, будто ничего не произошло.
— Но... Мы уже тут живём, — ошарашенно сказал Никита.
— Да вы не волнуйтесь. Мы свои. Только переночуем, — тётя уже раскладывала вещи и проверяла, есть ли еда в холодильнике.
Раиса с мужем моментально обжились. Они сели за стол, как у себя дома, открыли банки, пакеты, достали хлеб, сосиски, огурцы — и ели, не предложив ни крошки. К вечеру в холодильнике осталась одна бутылка воды и пара яиц. Они пили чай из Алиных кружек, вытирали руки её полотенцем и даже возмущались, что у молодёжи нет нормального сыра или хотя бы сливочного масла.
В ванной Алина заметила, что тётя мылась её гелем для душа, а полотенце, которое она аккуратно складывала накануне, теперь валялось на полу. Муж Раисы оставлял обувь где попало, курил на балконе и пепел стряхивал прямо в цветочные горшки.
После их ухода Алина чуть не разрыдалась. Она сжала в руках полотенце и тихо прошептала:
— Никит, позвони бабушке. Это же абсурд. Мы что — в проходном дворе теперь живём?
Он позвонил. Ответ поразил:
— Я же не оформляла на вас квартиру. Живите, конечно. Но она моя. Родственники будут приезжать. Это у нас в семье нормально.
— То есть это не подарок? — переспросил Никита, чувствуя, как в груди холодеет.
— Это возможность. Вы же не платите. Вот и цените, — спокойно ответила бабушка.
— Мы хотели вложиться, сделать ремонт, привести всё в порядок. Но мы не можем этого делать, если не уверены, что нас завтра не выгонят, — с трудом произнёс Никита.
— Значит, не цените. В наше время такого и в мечтах не было, — раздалось в трубке.
На следующий день под моросящим дождём, при хмуром небе и шелесте мокрой листвы они пришли к бабушке. Под ногами чавкала грязь, ветер трепал капюшоны. Лица их были серьёзны, и только руки, крепко сцепленные, выдавали внутреннюю решимость.
— Мы не можем так. Спасибо, но... — Никита протянул ей ключи.
— Что вам не нравится?! — вскинулась Екатерина Дмитриевна, побагровев от возмущения.
— Мы хотим дом, в котором мы не гости, — сказала Алина. — Дом, где не надо объясняться, кто пришёл и зачем. Где мы сами себе хозяева.
Семья была в ярости. Мать Никиты рыдала, обзывала их неблагодарными. Братья и сёстры сыпали упрёками, тётя Раиса шипела в трубку. Кто-то удалил их из чатов. Бабушка перестала отвечать, заблокировала номер.
Прошло несколько лет. Никита и Алина копили, отказывали себе во многом: в отпуске, в развлечениях, в новых вещах. Они снимали скромное жильё, но держались друг за друга.
И вот однажды они стояли у окон своей новой квартиры — светлой, просторной, с видом на парк. Солнечный луч пробился сквозь серое небо, коснулся подоконника.
— Теперь точно — наше, — прошептала Алина, обняв Никиту за талию.
— И никто не скажет, когда приходить и с чем, — улыбнулся он.
За окном кричали дети, кружились листья, воздух был полон предчувствия осени. И всё вдруг стало по-настоящему на своих местах.