Горькая ягода 182
Поезд набирал ход, отстукивая привычный ритм по рельсам. Петр бросил последнюю лопату угля в раскаленное жерло топки, вытер со лба пот рукавом и тяжело присел на деревянный ящик. Требовалось передохнуть и собраться с мыслями.
После месячного спокойствия, недели две назад сразу несколько немецких поездов с военной техникой пошли под откос. Диверсии были проведены мастерски. Немцы были в ярости.
Начались облавы, обыски, проверки. На станции появились эсэсовцы в черной форме, вынюхивающие, выслеживающие. Говорят, много кого арестовали — и железнодорожников, и местных жителей, кто чем-то не понравился или на кого донесли.
Егор не решался идти к Ивану Ивановичу, да и передавать было особо нечего. Немцы теперь свои военные составы на станции обслуживали по ночам, когда кочегары и машинисты предыдущей смены уже уходили, а следующая еще не заступила. Петр их не видел, мог только догадываться по косвенным признакам, что за грузы идут на фронт.
Вчера, возвращаясь с работы по пустынной улице, его догнал Иван Иванович. Для всех они были родственники, так что встречи не вызывали подозрений. Но все равно приходилось соблюдать осторожность.
Поравнявшись с Петром, Иван Иванович, не глядя в его сторону, обронил как бы между прочим:
— Жду тебя сегодня в 8 вечера.
Такое редко бывало, чтобы Иван сам приглашал Петра. Значит, дело было срочное.
Вечером в темном предбаннике Иван Иванович уже сидел на лавке, ждал Петра. Лампадка давала едва заметный свет — ровно столько, чтобы не натыкаться на предметы. Машинист выглядел осунувшимся, под глазами залегли тени от постоянного напряжения и недосыпа.
— Пришла шифровка из центра. Тебе объявили благодарность, — начал он без предисловий, когда Петр присел рядом на скамью. — Это хорошая новость, но есть и хуже.
Петр напрягся. В их деле "хуже" могло означать все что угодно — от провала операции до сме ртельной опасности.
— Какая? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— Меня переводят, — тихо сказал Иван Иванович, наклонившись к самому уху Петра. — После последнего шухера немцы тасуют всю колоду. Перетряхивают штаты, некоторых отправляют на другие станции.
- Да, я слышал.
- На железной дороге разведданные теперь только на тебе.
Он помолчал секунду и добавил:
— И рация теперь тоже на тебе.
Петр почувствовал, как холодок пробежал по спине. Рация — это уже не просто сбор информации. Это прямая связь с центром, это шифры, сеансы, координаты.
— А куда я ее возьму? — вопрос вырвался непроизвольно, Иван Иванович предостерегающе поднял руку.
— А это ты сам думай, — ответил радист. — Найдешь место. Вот нужные координаты и частоты.
Он протянул Петру сложенный вчетверо лист бумаги, такой тонкий, что казался полупрозрачным.
— Передавать будешь не только свои сведения, — продолжил он.
Петр нахмурился:
— А какие еще?
— Раз в неделю будешь покупать сигареты в табачной лавке на перекрестке, — пояснил Иван Иванович. — Вместе с сигаретами получишь шифровку. Если появится что-то срочное, то на стене швейной фабрики, мимо которой ты каждый день ходишь, будет стоять знак — палочка, нарисованная мелом. Если она есть, значит, у тебя закончились сигареты, пора идти покупать.
Он усмехнулся, глядя на Петра:
— Кстати, ты вроде не куришь?
— Нет, — покачал головой Петр. Он никогда не баловался табаком, считал это пустой тратой денег и здоровья.
— Придется начать, — серьезно сказал Иван Иванович. — И чем раньше, тем лучше. Некурящий человек, вдруг начавший покупать табак, вызовет подозрения. А если тебя уже будут знать, как курильщика — другое дело.
Петр молчал, переваривал информацию. Он понимал логику, но эта новая роль пугала его. Одно дело — наблюдать, запоминать, передавать через посредника. И совсем другое — самому выходить на связь, хранить рацию, встречаться со связными. Впрочем, новое задание его не пугало. Он знал, к чему его готовили в школе и был готов к выполнению любой задачи.
— Когда приступать? — спросил он, наконец.
— С сегодняшнего дня. Сейчас покажу тебе рацию, думаю, как шифровать и расшифровывать сообщения ты знаешь.
Петр кивнул.
— Справлюсь, — сказал он твердо.
Они договорились, что рация пока останется здесь, в бане. Иван Иванович показал, где он ее прячет. В дальнем углу присел на корточки, отодвинул небольшой деревянный ящик. Поднял две доски пола, у самой стены. Под ними открывался тайник — неглубокая ниша, выкопанная в земле и обшитая досками, чтобы не осыпалась.
— Вот здесь, — шепнул Иван Иванович, указывая в темноту ниши. — Там немного справа и лежит чемоданчик.
Петр наклонился, нащупал в темноте холодный металлический корпус — небольшой, но увесистый. Рация была упакована в промасленную ткань, чтобы защитить от сырости.
— Пользоваться можешь? — спросил Иван Иванович, возвращая доски на место и тщательно выравнивая их, чтобы не было заметно щелей.
— В разведшколе учили, — отозвался Петр.
— Хорошо, — кивнул Иван Иванович.
Он аккуратно задвинул ящик на прежнее место, осмотрел пол — ничто не выдавало наличие тайника. Многие месяцы баня служила надежным пунктом связи. Место было выбрано идеально — кто станет искать в простой деревенской бане, где воздух пропитан сыростью, запахом древесного дыма и веников?
— Ну, удачи тебе, — Иван Иванович встал, похлопал Петра по плечу. В этом простом жесте было больше, чем просто прощание — уважение, вера в товарища, молчаливое понимание общей ответственности.
— Бывай, может, еще свидимся,- в его голосе проскользнула неуверенность. Оба понимали, что шансы встретиться невелики. Не затем немцы делают перестановки.
— Обязательно свидимся, — твердо сказал Петр, пожимая протянутую руку. — После победы.
Иван Иванович улыбнулся — впервые за весь вечер. Улыбка преобразила его усталое лицо, на мгновение сбросив с него груз прожитых лет и пережитых опасностей.
— Договорились,— согласился Иван.
Они вышли из бани поодиночке. Сначала Петр, потом Иван Иванович.
Сейчас, сидя на ящике в кабине локомотива, он уже в который раз прокручивал тот разговор с Иваном Ивановичем. Жар от топки обдавал лицо, но внутри у Петра было холодно от тревоги. Был один неразрешимый вопрос — куда девать рацию?
Можно было бы забрать рацию к себе домой. Но там нужно будет объяснять хозяйке, что это за чемоданчик. Петр нисколько не сомневался, что Ольга Степановна найдет его, как бы хорошо он его ни спрятал.
Хозяйка квартиры, где он снимал угол, была женщиной хозяйственной и любопытной. Каждый день, возвращаясь с работы, Петр находил свои немногочисленные вещи аккуратно сложенными — явно не так, как он их оставлял. Ольга Степановна не обыскивала комнату специально, просто наводила порядок, но в процессе не могла не заметить что-то новое.
Петр вздохнул, кинул еще одну лопату угля в топку. Пламя взревело, осветив его задумчивое лицо оранжевым светом. Он должен найти выход. Должен.
Время поджимало. Иван Иванович вчера получил официальное уведомление о переводе. Через три дня его уже не будет в городе. Значит, времени на размышления почти не оставалось.
Гудок паровоза вырвал его из размышлений. Приближались к станции. Пора было сосредоточиться на работе. Нужно было сохранять образ простого, немного туповатого помощника машиниста, которому нет дела до вой ны — только бы получить свой паек и выспаться перед сменой.
Поезд начал замедлять ход. Впереди показались огни станции. Петр бросил последний взгляд в топку, проверяя, достаточно ли угля, и выпрямился, готовясь к прибытию. Лицо его стало отстраненным, безразличным — маска, которую он научился носить в оккупации.
С Васильевым они быстро загнали состав на запасной путь. Вечерело, солнце уже скрылось за горизонтом, но сумерки еще не сгустились. По перрону сновали немецкие солдаты, патрулируя территорию станции.