Светлана стояла у мойки и мыла зелень. За окном клубилась августовская жара, в кухне пахло укропом, огурцами и чем-то томящимся на плите. Летнее солнце заливало подоконник, но в квартире было душно — Володя так и не установил москитные сетки, и Светлана боялась открыть окна: комары налетят мгновенно.
"Суп свекрови" — так называл его муж. Лёгкий, с кабачком и курицей, обязательно в воскресенье. А в этот раз — заранее. Завтра приезжает Нина Петровна. И не одна.
Светлана поняла сразу, как только услышала: «Ну мы тут подумали, с Ольгой к тебе на недельку, а то у неё ремонт в ванной, да и я соскучилась». Никакого «можно?», «удобно ли?» — просто перед фактом. Светлана молча нажала «завершить звонок» и пошла мыть полы.
Володя отмахнулся:
— Ну мама приедет, подумаешь. Что ты опять напрягаешься? Поживут немного — и уедут.
— Слово "поживут" звучит как приговор, — заметила Светлана. — Мы же на море собирались. Помнишь?
— А что? Можно потом, — неопределённо махнул рукой муж. — Или я один съезжу. У меня с отпуском строго.
— Один? — переспросила она. — Это твоя семья.
Он пожал плечами и уткнулся в телефон. Так, как он это делал всегда, когда разговор становился неудобным.
Нина Петровна появилась с утра, как и обещала. В платье и с банкой грибов — «из собственных запасов». За ней шла Ольга, младшая сестра Володи, с чемоданом, в наушниках, уткнувшись в смартфон.
— Вот и мы! — бодро объявила Нина Петровна, проходя мимо хозяйки квартиры, будто та мебель.
Светлана приветливо улыбнулась. По привычке. По инерции.
— Проходите, — сказала она.
На кухне уже варился суп, пахло укропом и чем-то тёплым. Нина Петровна обвела помещение взглядом, как инспектор по технике безопасности.
— А занавески у тебя всё те же, да? Не устала от них уже невестушка?
Светлана сглотнула.
— Их только постирала.
— Ну постирала — молодец. Но надо бы новые. Я вот в "Домтексе" видела, там хорошая коллекция.
Она села за стол, достала листок бумаги и разгладила его.
— Вот, чтобы не забыть, выписала, что нужно.
Светлана, не дыша, вытерла руки о полотенце и взяла список. Строк двадцать. От «коврик в ванную» до «новый столик на балкон». Внизу приписка — «по возможности, до конца недели».
— Это для вашей квартиры? — уточнила она, не поднимая взгляда.
— Ну а чья она ещё? — всплеснула руками Нина Петровна. — Мы же у вас, значит, и вещи — у вас. А то что ж это, я буду свои деньги тратить? На съемную. Но заодно можем и Оли что купить, лишним не будет, не обделять же дочь.
— Я не понимаю, о чем вы? — переспросила Светлана. — Это наша квартира. Мы ипотеку платим.
— Платите и что? А Володя — мой сын, не забывай. Он — моя кровь. Для матери всегда будет угол.
Светлана в этот момент вспомнила, как оформляли ипотеку: основной заёмщик — она. Все платежи — с её карты. Володя тогда только начинал в новой компании, и денег было впритык. С тех пор многое изменилось. Но договор остался прежним.
Ольга тем временем поставила свой чемодан прямо у дверей спальни.
— Мам, я тут буду, да? — спросила она, даже не взглянув на хозяйку.
— Конечно, дочка. Ты же не на табуретке ночевать будешь.
Светлана ничего не ответила. Прошла в спальню, сняла с кровати покрывало, сложила его в корзинку. Через минуту туда вошёл Володя.
— Ну чего ты опять? — шепотом, с раздражением. — Мама только зашла, а ты уже с лицом кислым ходишь.
— Она пришла с бумажкой покупок, — ответила Светлана. — Требует, чтобы мы всё купили. Я тут хозяйка и мне виднее, что нужно нам!
— Ну ты же знаешь, она просто так говорит. Не требовательно. Просто по-семейному. Она просто намекает, что и Оли надо.
— По-семейному — это когда спрашивают, а не ставят перед фактом. Когда говорят: "давай скинемся", а не "ты же у нас работаешь в банке, платёжеспособная".
Володя шумно выдохнул:
— Ну ладно тебе. Не бери в голову. Купим что-нибудь, и всё.
Светлана не сказала больше ни слова. Только мысленно перенесла поездку на море ещё на один год вперёд.
Ночь прошла беспокойно. Ольга смотрела видео в телефоне почти до двух. Звук, хоть и тихий, но навязчиво просачивался через дверь. А утром в кухне Светлану ждал сюрприз: вся её банка с кофе была пуста.
— Ольга, — осторожно начала она, — ты, кажется, допила кофе. Там была последняя ложка, я специально оставила на утро.
— А что, жалко? — не оборачиваясь, ответила девушка. — Я думала, тут всё общее.
Светлана промолчала. Не потому что согласна. Просто устала.
Нина Петровна появилась позже, в свежем халате и с пышной причёской.
— Светочка, ты не забыла? Сегодня мы с тобой хотели до магазина добраться. Помнишь?
— Какого? — Светлана не сразу поняла.
— Ну как же, по списку. Я специально пораньше встала, чтобы и по скидки успеть, и не в жару.
Светлана опёрлась на стол.
— Нина Петровна... я не смогу. У меня работа. Онлайн-совещание через полчаса. И вообще... я не планировала никаких покупок.
Свекровь замерла, словно её ударили словом.
— Ты не хочешь платить — значит, не уважаешь нас! Мы хотим жить в комфорте! — голос её моментально сорвался в крик.
— Я вас уважаю, — спокойно ответила Светлана. — Но я не обязана всё оплачивать.
— А кто, по-твоему, должен? Мы что, с улицы пришли? — вмешалась из коридора Ольга. — Вы тут богатеете вдвоём, а мы чужие?
Светлана перевела дыхание.
— Володя работает, я тоже. Мы копим. Мы тянем ипотеку. Мы не богатеем, мы просто живём по средствам. И рассчитываем на себя.
— А кто вам дал крышу над головой? — Нина Петровна ударила ладонью по столу. — Мой сын! Он у меня не для того работал, чтобы жена теперь на него зубы точила! Его день тратишь, а свои складываешь! Я наведу тут порядок.
— Крышу над головой я себе дала, — впервые повысила голос Светлана. — Квартира записана на меня. Ипотека — на мне. Я не собираюсь покупать коврики и шторы, только потому что кто-то что сказал и слушать упреки о «неуважении» не буду. Вы тут гость.
Свекровь покраснела. Ольга закатила глаза и вернулась в комнату, громко хлопнув дверью.
Володя, конечно, был в курсе. Но, как обычно, предпочёл промолчать. Он пришёл вечером с работы, поужинал в тишине и ушёл в ванную. А когда Светлана попыталась обсудить ситуацию, сказал только:
— Могла бы и пойти с мамой в магазин. Что тебе стоит? Всего-то один день. Она же у нас ненадолго. Не обеднели бы.
— Это ты говоришь или твоя мать? — тихо удивилась Светлана. — Как будто я обязана. Как будто у меня нет своей жизни. Подстраиваться не буду.
Он пожал плечами, как делал это всегда, и снова ушёл в комнату к ноутбуку.
На третий день Светлана стала приходить домой позже. После работы шла к подруге или просто гуляла по парку. Ужинала вне дома. Спать ложилась, когда уже все были в комнатах. Её отсутствие никто не комментировал, но напряжение в воздухе нарастало.
А в воскресенье утром Нина Петровна снова зашла на кухню с бумагой в руках.
— Я решила, — сказала она, будто объявляла указ. — В следующем месяце сделаем вам нормальный ремонт на кухне. Я нашла мастеров, они хорошие, с рук. Только аванс им нужно отдать заранее.
Светлана положила вилку на тарелку.
— И кто будет платить?
— Ну, ты же хозяйка. Значит, оплачиваешь. Я помогу выбором. Со вкусом у меня всегда было хорошо.
— Нет, — ответила Светлана.
— Что — нет?
— Нет, я не собираюсь делать ремонт. Не сейчас. И уж точно не по вашему списку.
Нина Петровна встала, лицо налилось краской.
— Знаешь, дорогуша... Ты совсем страх потеряла! У тебя неуважение ко мне в каждом слове! Я ради вас с Ольгой с конца города ехала, чтобы тут хоть чуть-чуть по-человечески обжиться, а ты нос воротишь!
Светлана подошла к холодильнику, достала воду, налила себе в стакан. Выпила. И только потом сказала:
— Я не просто перестала приходить к вам на праздники. Теперь вот думаю — может, стоит перестать и пускать в дом.
Сказала — и сама удивилась, насколько это было легко. Без дрожи в голосе, без сомнений. Даже тишина, наступившая после этих слов, больше не пугала.
Нина Петровна откинулась на спинку стула, будто "пощёчину" получила. Но ответила не сразу. Лишь глухо пробурчала:
— Вон как ты заговорила...
Светлана спокойно вытерла стол, выключила чайник.
— Я не заговорила. Я просто больше не хочу молчать.
— Значит, выставляешь? — всё-таки подняла голос свекровь. — Мать мужа, между прочим. И сестру!
— Я никого не выставляю, — Светлана повернулась к ней. — Просто больше не готова терпеть.
— Ага! — фыркнула Ольга из коридора. — Только деньги загребать — готова. А как в ответ помочь, так сразу «не хочу»! Думаешь я реально соскучилась, у меня ремонт встал. А брат говорит, все расходы через тебя. Выдрессировала уже успела! Пришлось пойти на хитрость.
Светлана усмехнулась. Вскрылась суть. Они ведь и правда считали её кошельком, спонсором, обязанной «в ответ».
— Знаете, — сказала она, — я бы, может, и помогла. Но помощи у меня не просили. Меня поставили перед фактом о вашем приезде. Заставили чувствовать себя виноватой за то, что у меня вообще что-то есть. И если вы называете это «семьёй» — тогда да. Я в такую семью не хочу.
Дверь в комнату скрипнула. Вышел Володя. Медленно, будто только сейчас понял, что происходит не просто бытовой спор. Что-то ломается.
— Свет... — он посмотрел сначала на жену, потом на мать. — Может, всё-таки не будем ссориться?
— Я и не ссорюсь, — Светлана пожала плечами. — Я просто устала платить за чужие желания и при этом быть виноватой.
— Но ты же понимаешь... — начал Володя, — они же не из зла. Просто мама — такая. И Ольга... ну ты же сама видишь, в каком она положении.
— В каком? — Светлана повернулась к нему. — В положении взрослого человека, который делает выбор и несёт за него ответственность? Или в положении вечной дочки, которую «должны тянуть» все, кроме самой себя?
Он ничего не ответил. Только потёр виски. Уставший жест. Но не решительный. Как всегда.
— Если ты не можешь занять мою сторону — это твой выбор, — продолжила Светлана. — Но я наконец заняла свою.
Нина Петровна встала, стукнула стулом.
— Ну и живите тут одни! Без семьи! Без уважения! Без помощи, которой, между прочим, у вас больше не будет с нашей стороны! Появится дети ещё прибежишь!
— Хорошо, — кивнула Светлана. — Только список заберите. Он вам нужнее.
Ольга, бурча что-то под нос, схватила чемодан. Свекровь развернулась молча, гордо. Но дверь захлопнула громко, как удар.
Володя сел за стол. Долго молчал. Потом поднял глаза:
— Ты ведь знала, что к этому всё идёт?
— Да, — Светлана села напротив. — Просто всё ждала, что ты поймёшь раньше.
— И что теперь?
— А теперь ты решаешь. Готов быть мужем. Не сыном. Не младшим братом. А взрослым человеком, у которого есть дом. И у которого я — не бухгалтер и не нянька, а партнёр.
Он снова промолчал. Потом сказал:
— Мне нужно подумать.
Светлана встала. Сняла чашку со стола, поставила в мойку. И добавила:
— Я не против. Только думай не здесь. Мне нужен дом, в котором я могу просто быть собой. Без списков. Без шантажа. Без постоянной вины.
Через две недели он собрал вещи. Не скандалил. Не просил. Сказал только:
— Если что — напиши.
Светлана не написала. Ни через неделю, ни через месяц. В квартире стало просторнее. Дышалось легче. Утром можно было включать любимую музыку, не бояться, что кто-то раскритикует её вкус. Рабочие звонки проходили в тишине. И впервые за долгое время её голос звучал уверенно.
К новому году на телефон пришло сообщение от Нины Петровны:
«Сын без тебя совсем похудел. А ты даже не позвонила. Неужели совести нет?»
Светлана перечитала и удалила. Не потому что не было совести. Просто она больше не жила в той системе координат, где женскую жертву называли «любовью», а финансовую независимость — «неуважением к семье».
Праздники прошли тихо. Без звонков, без гостей с пакетами и претензиями. И это было, пожалуй, лучшее, что она могла подарить себе сама.
Светлана перестала приходить на праздники. Перестала пускать тех, кто приходил только за ресурсом. Зато теперь она стала приглашать к себе подруг, коллег, тех, с кем было просто, легко и по-настоящему.
Тех, кто за стол садился с благодарностью — а не с требованием.