ЧЕТВЕРТАЯ ЧАСТЬ.
Читать сначала здесь
С возвращением падчерицы Любе не было покоя. Ночные кошмары терзали каждую ночь, а, открыв глаза, она снова и снова видела злое лицо Вари. И воздух пронзали обжигающие слова: «Я пришла за тобой!»
Каждую секунду Люба следила за девочкой. Никто другой бы и не заметил ничего необычного, но только не она.
Варвара изменилась. Особенно пугал её взгляд, ничуть не детский, без капли наивности. От него холодела душа, и дрожь охватывала всё тело. Большие глубокие глаза смотрели пронзительно, пробираясь под самую кожу. Точно бы она силилась вывернуть человеческую душу на изнанку. Но сильнее всего Любу страшило, когда падчерица находилась рядом с братом. Материнское сердце неведомым образом ощущало опасность. Хотелось вырвать его из объятий поганой девчонки, уберечь и спрятать. Однако, боясь разгневать супруга, женщина терпела и молчала.
В ту ночь Люба находилась одна с детьми. Супруг вынужденно остался на работе. Впрочем, не в первый раз, но сегодня женщина не желала оставаться наедине с падчерицей. Всячески уговаривала Захара прийти как можно раньше. И вот стрелки часов уже перевалили за полночь, но он по-прежнему не вернулся.
В доме было тихо. Люба лежала на кровати, предварительно взяв к себе сына. Крепко прижимала спящего малыша и не сводила глаз с двери. Там, за стеной, спала Варя. Любе мерещилось, что стоит сомкнуть глаза, как та непременно проникнет в комнату, чтобы отомстить. И нет страшнее мести для матери, чем причинить боль её ребенку. От этих мыслей Любу бросило в жар, и спёрло дыхание. Взглянув на спящего сына, с нежностью откинула со лба локон белокурых волос и поцеловала.
И как бы Люба не сопротивлялась, сон всё-таки сморил её. Или это вовсе не сон был, а самый настоящий морок? Только она погрузилась в тяжёлое забвение. Мерещились ей тревожные видения, слышался надрывный плач Макара.
Открыв глаза в наступающих утренних сумерках, она разразилась криком отчаяния. Сын, всё это время лежавший рядом, исчез. Не было его ни в избе, ни во дворе, а вместе с ним исчезла и Варя.
В одной сорочке Люба выскочила на улицу. Там, вдалеке по ухабистой дороге, шагала Варя, прижимая к себе брата, завёрнутого в красное стёганое одеяло. У самого края леса девочка обернулась, а затем шмыгнула в тёмную чащу. Люба бросилась следом, разбивая босые ноги о камни и умоляя падчерицу помиловать дитя.
Добравшись до леса, устремилась в топи. Женщина знала, чувствовала сердцем, где искать сына. Ветви деревьев беспощадно хлестали по лицу, раздирали кожу, оставляя кровоточащие раны. Спотыкаясь о корни деревьев, падая и снова поднимаясь, она продолжала преследовать Варю.
Вскоре земля под ногами захлюпала, и в нос ударил запах гнили. Ещё спустя несколько десятков метров Люба очутилась на том самом месте, где некоторое время назад бросила падчерицу. В поисках сына металась из стороны в сторону. Проклинала, плакала, просила вернуть Макара. Между тем ни Вари, ни сына нигде не было.
Необычайно гнетущая обволакивающая тишина царила на болоте. Ни шелеста листвы, ни предрассветного пения птиц.
И неожиданно мёртвое безмолвие разбили звуки капающей воды... Кап, кап, кап... Разрезая воздух, эхом доносилось отовсюду. Ступая по поверхности чёрной глади топи, будто невесомая, на Любу надвигалась Варя. Подобно тому, как в тех кошмарных снах, что терзали женщину каждую ночь. Болотная тина стекала с волос, струилась по лицу и одежде. Затем эти капли срывались вниз, с оглушающим эхом разбивались под ногами о болотную воду. Горящие гневом глаза смотрели пристально, жадно следя за каждым движением Любы. Отчаяние и страх мачехи доставляли ей наслаждение. Ни живая, ни мёртвая, она не переставала повторять: «Я пришла за тобой!»
Люба же не сводила глаз со свёртка в руках падчерицы и силилась разглядеть сына, завёрнутого в одеяло. Он не плакал, не шевелился и не издавал ни звука. «Жив ли?» — испуганно подумала Люба, а вслух произнесла:
— Верни! Слышишь? Верни мне сына! — Вернуть тебе сына? — не своим, а чужим хриплым басом проговорила Варя.
Отчего душа у Любы ушла в пятки. И волосы в один миг поседели. В ту секунду она наконец осознала: не человек перед ней, не то невинное дитя, что бросила она на погибель в болоте, а нечто иное, из нави, явившееся в облике падчерицы.
— Нежить! — прошептала пересохшими губами Люба и принялась наносить крестное знамение.
Болотная нежить зловеще оскалилась:
— Он оставил тебя! Поделом за грехи твои! — глаза её сверкнули адским огнём. — Хотела забрать сына? Так возьми же!
В следующий миг она швырнула дитя в болото. Брызги разлетелись в разные стороны, и топь молниеносно поглощала мальчика. Не раздумывая, Люба с воплем отчаяния бросилась следом за ним. Настигнув его, уже с трудом передвигалась и по грудь увязла в трясине. Ей хватило сил вытянуть одеяло, и, развернув его, она вдруг смолкла.
Вместо сына внутри оказалось гнилое полено, которое нежить выдала за сына. Такое же гнилое, как и душа мачехи. Обхитрила женщину, покрыла пеленой глаза, навела морок. Заставила поверить и заманила на болото. Пока в это самое время маленький Макар крепко спал дома в своей кроватке.
Люба обернулась и взглянула на нежить. Та же, не говоря более ни слова, растворилась в предрассветных сумерках. И лишь её ужасающий смех продолжал звучать в ушах мачехи.
Люба осознала: она угодила в ловушку, из которой не было спасения. И не выбраться ей из топи. Здесь она сгинет, здесь же останется её подлая душа и будет маяться, пока топи не высохнут. Такова была расплата за содеянное.
Женщина сделала последний вдох. Топь забурлила, словно живая и голодная, обхватила тело и поглотила в свои глубины. Несколько пузырьков поднялись на поверхность и быстро исчезли. Зелёная тина молниеносно расползалась по поверхности воды. Будто бы скрывая своё деяние, топь заметала следы.
Первые тёплые лучи солнца коснулись макушек деревьев. Очнувшись ото сна, те приветственно замахали ветвями, и лёгкий шелест их листьев искоренил тишину. Над болотом разнеслось пение птиц, которые наперебой соревновались в своём умении. Дуновение ветра уносило мрачные тайны подальше от здешних мест. Всё было кончено.
