Это не история о предательстве. И не о героизме. Это история о том, как любовь не всегда справляется с реальностью, и как иногда человек, которого ты так долго ждал, становится тебе чужим, пока ты сама превращаешься в кого-то, кого не узнаёшь в зеркале.
Я была владелицей небольшого кафе в Хамовниках. Место уютное, с витринами в пол и запахом корицы с самого утра. Мечтала об этом с университетских времён, копила, брала кредиты, работала официанткой, училась готовить у бабушки, у шефов, у самой себя. Когда всё запустилось, казалось — я победила. У меня был бизнес, команда, узнаваемость в районе. И был он — Стас. Ветеринар. Не просто врач, а человек, который с собаками разговаривал как с детьми, а кошкам чесал шею и говорил: «Ну ты и вредина, зато красивая». Он был светлым. Надёжным. Тихим. Мы познакомились, когда я привезла в клинику бездомного пса с перебитой лапой. Стас оперировал его бесплатно. Потом пил у меня в кафе кофе, и однажды сказал: «Ты всегда улыбаешься, когда видишь животных. Это редкость». Мы начали встречаться.
Поначалу было прекрасно. Я приходила домой уставшая, а он уже готовил пасту или раскладывал суши по тарелкам. Он был не из тех, кто дарит сто роз — он просто молча завязывал мне шарф, если было холодно. Я засыпала у него на коленях, он гладил меня по волосам. Мы были нормальной парой. Не идеальной, но настоящей.
Потом он стал брать ночные дежурства. Говорил, что в клинике нехватка персонала, что он не может бросить старого доктора одного. Я кивала. Я знала, каково это — не спать, но не могла винить. Я сама работала по шестнадцать часов в сутки.
Только всё чаще его не было дома. Я готовила ему ужин, а он не приходил. Я писала: «Ты где?» Он отвечал: «Сложная операция, потом уборка. Буду к утру». Но утро приходило — и я находила крошки от чипсов в кровати, которых точно не было накануне. Или чужие духи на его толстовке. Не каждый день. Но достаточно часто, чтобы начать сомневаться.
Однажды он пришёл под утро. Я не спала. Я сидела на полу кухни, ела мороженое прямо из банки, плакала.
— Что с тобой? — он снял куртку, присел рядом.
— А с тобой? Где ты был? — я смотрела в его лицо и не могла понять, правда ли он.
— В клинике.
— Стас, я звонила. Там сказали, что ты ушёл в десять.
Он не ответил. Только встал, прошёл в ванную и закрыл дверь.
После этого я не задавала больше вопросов. Я просто начала отдаляться. Открыла вторую точку. Работала сутками. Бросила йогу. Забыла, как выглядит наш сериал.
Появился Гриша — повар из новой смены. Весёлый, чёткий, наглый. Он говорил: «Ты в него вцепилась, как в спасательный круг, а сама тонешь». Я смеялась. А потом однажды поцеловала его. Это не было изменой — это было бегством. Я вернулась домой под утро. Стас уже собирался на работу. Мы встретились взглядами. Он спросил:
— Где была?
— В аду, — ответила я. — И ты меня туда толкал каждый день.
Он молча взял сумку и вышел. А я впервые не заплакала.
Через пару недель всё стало только хуже. Он начал опаздывать даже на редкие встречи, которые у нас остались. Я ловила себя на мысли, что мне всё равно. Гриша стал чаще забирать меня с работы. Он был рядом, не требовал, не навязывался. Просто был. Иногда мы сидели в парке Горького и ели уличную еду, обсуждая поставщиков, аренду, жизнь. Он рассказывал про свою сестру, про то, как хочет открыть крафтовую пекарню. А я смеялась и чувствовала себя живой.
И вот однажды я пришла домой, а Стас сидел на кухне. Перед ним стояла полупустая бутылка водки, и он, не глядя, сказал:
— Ты спишь с ним?
Я молчала. Он посмотрел на меня — глаза красные, злые.
— Я же вижу. Он катает тебя. Он гладит тебя взглядом.
— А ты где был, когда я рыдала ночью на кухне? Где был, когда я звонила, а ты даже не перезвонил?
— Я спасал жизни! Я был нужен другим, чёрт побери!
— А мне ты был нужен. Но, кажется, я не была среди тех, кого ты хотел спасать.
На следующий день он не пришёл ночевать. А на утро я узнала, что он уволился из клиники. Просто ушёл. Без объяснений. Вечером он приехал. Попросил поговорить. Мы вышли на улицу, было прохладно, я накинула пальто.
— Я не могу так, — начал он. — Я не знаю, кто я. Я врал тебе. Был у одной из наших клиенток. Она теряла собаку, просила остаться. А потом... я остался у неё.
Я молчала. Даже не было злости — только какая-то глупая, выжженная пустота.
— А ты?
— Я не спала с Гришей, — сказала я. — Но, наверное, всё к этому шло. Я хотела, чтобы меня любили. Ты был где-то там, а я здесь. Ты спасал жизни. А я тонула. Одна.
Он долго молчал, потом прошептал:
— Я потерял нас, да?
Мы разошлись. Тихо. Без скандалов. Без дележки. Я оставила себе кафе. Гриша уехал в Самару — к сестре, открывать ту самую пекарню. Мы не были вместе. Но я помнила его смех, его взгляд. Стас писал. Иногда. Коротко. Без просьб вернуться.
Прошёл год. Я открыла кондитерскую на Патриарших. Иногда ко мне заходили ветеринары — бывшие коллеги Стаса. Говорили, он работает в приюте. На краю города. Живёт один. А я... я научилась просыпаться без чувства вины. Стала смеяться чаще. И однажды поняла: я больше не разрушена.
Мы оба ошибались. Он — думая, что можно спасать всех, забыв про тех, кто рядом. Я — думая, что любовь выдержит всё. Но, может, не всё должно быть вечно. Может, любовь — это просто то, что делает нас живыми. На время. А потом... приходит новое. И если ты смог остаться собой — значит, всё было не зря.