Чек я заметила случайно, когда гладила его рубашку. Он вечно оставлял все на бегу: ключи, обрывки фраз на клочках бумаги, даже деньги — словно сорванные ветром осенние листья, хаотично разбросанные по карманам. Но чек… Он словно кричал о себе среди этого вороха мелочей: плотная, чуть глянцевая бумага, холодный, бездушный шрифт и небрежный росчерк фамилии продавца. Сто пятьдесят тысяч… Сумма, неподъемная для меня. Космическая.
Кажется, я просидела с этим жалким обрывком на кухне целую вечность. Чай в чашке давно остыл, а душу жгло нестерпимым пламенем. Правильно было бы, как подобает честной жене, отбросить все сомнения, разорвать чек на мелкие клочки, выбросить в мусорное ведро и забыть… Но кто из нас способен на святость в такие минуты?
Вечером мы с Ленкой, моей соседкой и верной подругой, уже склонились над этим злополучным чеком, словно заговорщики, плетущие интриги.
— Послушай, Галь, — Ленка щедро подлила мне варенья, — когда ты видела от него подарок дороже пары роз? — И лукаво подмигнула. — Может, на годовщину свадьбы?
Я лишь устало вздохнула. На дне кружки, словно затонувшие корабли, покоились чайные листья и последние осколки моей женской надежды.
— За пятнадцать лет? — горькая усмешка тронула мои губы. — Да и те… Двенадцатая роза не дожила до утра.
Ленка, как опытный психолог-самоучка, попыталась смягчить удар:
— Может, сыну на выпускной? Или коллеге по работе… Ты уверена, что не накручиваешь себя?
И словно по злой иронии судьбы, телефон мужа завибрировал на кухонном столе. Я не хотела смотреть, но взгляд сам собой выхватил сообщение:
«Спасибо за розы и роскошный подарок. Рада нашей дружбе, Ирина.»
Ирина… Не подруга, не коллега, не соседка по лестничной клетке. Новое, чужое имя, вписанное грязными чернилами в нашу семейную хронику.
— Лен, ну ты глянь… Тебе когда-нибудь дарили что-то подобное? — голос предательски дрожал.
— Нет… И, честно говоря, ничего хорошего в этом нет, — она замолчала на мгновение и, взглянув поверх очков, добавила: — Либо беги к нему прямо сейчас и требуй объяснений, либо готовься к худшему. Выясни все сама.
Комната словно расплывалась перед глазами, мерцая призрачным светом… Двенадцать роз… Один чек… И тринадцатое, самое страшное — предательство, с запахом дорогого парфюма и привкусом равнодушия.
Муж пришел позже обычного. Снял пальто и небрежно бросил на вешалку, будто ничего не произошло. Я почувствовала это нутром — его отстраненность была особенно холодной, пронизывающей.
— Как день прошел? — спросил он дежурно, избегая смотреть мне в глаза.
— Нормально, — ответила я, стараясь не выдать бурю, бушующую внутри, прячась за маской привычной, любящей жены.
Я нарочито долго стояла у окна, будто бы вытирая несуществующую пыль. Сердце бешено колотилось где-то в горле.
Я должна спросить… Я же не из тех, кто все прощает, молча глотая обиды. Хотя… Пятнадцать лет молчания… Может, это и есть мой крест?
— Слушай, у тебя в кармане был чек… Из ювелирного салона. Не надо мне сказок про коллег и юбилеи. Там четко указано: "браслет с бриллиантами". Я тоже женщина, и знаю цену таким вещам. На мои руки ты ничего подобного не надевал.
Он тяжело вздохнул, словно я заговорила о налогах.
— Галь… Зачем ты начинаешь? Это для работы… У нас там принято… Коллектив…
Я резко перебила его, не давая закончить эту лживую фразу:
— А у меня? Такой работы не было за пятнадцать лет. Ни браслетов, ни роз особых…
Пауза затянулась, и я впервые увидела в его взгляде что-то чужое, пугающее — усталость от моей любви, раздражение, досаду.
— Пожалуйста, не начинай, — процедил он сквозь зубы. — Это просто подарок коллеге по случаю юбилея. Ты же знаешь, как это бывает…
Я не знала. И, видимо, никогда не узнаю этой грязной изнанки семейной жизни.
Я ушла в спальню, оставив его одного на кухне. Лунный свет робко крался по полу, образуя причудливые пятна, а на подоконнике тоскливо зеленел одинокий цветок в горшке. Не роза, конечно…
На следующий день все шло своим чередом. Завтрак, кухня, радио, вещающее о погоде и политике. Но внутри меня бушевал шторм. Я жила в своем персональном аду. Молчала, но слушала каждый его вздох, каждый шорох.
И снова ночью — предательская смс. Муж был в ванной, когда телефон пискнул и засветился экраном:
«Ты чудо. Спасибо за браслет! Он превосходный! Засыпаю с мыслью о тебе…»
Я видела это сообщение отраженным светом на потолке, словно кадр из старого фильма. Я чувствовала себя чужой в собственном доме.
Собрав вещи в сумку, я отправилась к Лене.
— Лена, я больше не могу. Все предельно ясно…
— Галя! Ты уверена, что стоит рубить с плеча прямо сейчас? — испуганно спросила она.
А я была уверена. Уверена, как никогда прежде. Как жертва, замерзшая подо льдом: холодно, мутно и страшно.
Лена предложила:
— Хочешь, я с ним поговорю? Или, может быть, его вызвать на откровенный разговор? Сама…
Я вернулась домой поздно вечером. Муж ждал меня.
— Что ты устроила, Галя? Ты думаешь, тебе одной тяжело? Мне тоже бывает сложно. Но у нас сын, дом. Ты же понимаешь, что ничего серьезного между нами нет… — заговорил он с каким-то нервным отчаянием, которого я никогда раньше в нем не слышала.
— Ты даришь ей браслеты за 150.000 р , а мне за 15 лет подарил всего 11 роз… И это все? - сорвалось у жены
Он обреченно схватился за голову.
— Послушай, больше не будет этих разговоров… — и добавил сухо: — Я тебя не держу.
На этом все окончательно прояснилось. У меня больше не осталось иллюзий.
Мир вокруг стал черно-белым, как старая кинопленка. Я брела по улицам, словно не я. Люди, витрины магазинов, такси… Все потеряло смысл на фоне моего внутреннего землетрясения.
Позвонила Ирина. Та самая. Перепутала номер, или… нарочно?
— Алло? Это Галина?
— Да, — хрипло ответила я.
— Я по поводу Миши. Он… он сейчас занят?
Тишина в трубке становилась все гуще и тяжелее с каждым ее словом.
— А вы давно с ним знакомы? — тихо спросила я, словно наблюдатель со стороны.
— Ну, пару месяцев… Он такой потрясающий… Передайте ему спасибо за подарок, пожалуйста, — весело щебетала она, не подозревая, кому звонит.
Я положила трубку. Теперь я знала все. Внезапные командировки, дорогие подарки, участившиеся задержки на работе. Все оказалось правдой, которой я боялась больше всего на свете.
Вечером я выложила ему все, что узнала. Он сидел напротив, молчал и нервно смеялся в кулак:
— Ты знала. Все знала… И что теперь?
— А дальше… — прошептала я, — нас не будет.
— Да, — просто сказал он. — Не будет.
Тяжелое прощание обошлось без слез и истерик. Только внутреннее опустошение, немой пожар, который уже невозможно потушить.
Я собирала вещи медленно. Фотографии, драгоценности, старую записную книжку из юности. Он тихо стоял в дверях и смотрел.
— Прости…
Я не отвечала. Даже слова не могли ничего изменить — только слезы кололись под кожей, словно тысячи крошечных иголок. Я не плакала… Я была выжжена изнутри.
Он ушел первым — и даже не оглянулся. Я закрыла за ним дверь, как за целой жизнью.
Тринадцатая роза — та самая, предательская, оказалась дороже всех прежних вместе взятых. Эта роза не благоухала, она обжигала и оставляла незаживающий шрам на сердце.
Прошло несколько дней. Ленка поддерживала меня, как могла:
— Все будет хорошо, Галь. Ты сильная. Ты всегда умела жить…
Я кивала в ответ, но жила словно вполсилы. Смотрела на окна соседних домов, где кипела жизнь: тепло, свет, дети, улыбки.
Когда-то, лет двенадцать назад, мы с ним смеялись под дождем. Верили, что все преодолеем вместе и проживем долгую и счастливую жизнь. А теперь все рухнуло из-за какого-то чека, глупой смс… и вечного его "я тебе ничего не должен".
Кто-то скажет — мелочь. А на самом деле — это была вся моя жизнь.
В тот вечер я впервые за много лет купила себе розу — одну, алую. Поставила ее в вазу на столе.
Я — у себя дома. Но счастье, увы, больше не здесь.