Я сначала даже не поняла, что она сказала. Праздничный стол ломился от угощений, гости уже начали разливать шампанское, внуки носились по квартире — обычный семейный вечер. День рождения у младшего внука, шесть лет. Накрывали все вместе. Я с утра на ногах: салаты, мясо, торт сама пекла. Сноха обещала докупить "кое-что к столу" — и, как всегда, пришла за полчаса до начала, с двумя пакетами из супермаркета и недовольным видом.
Сели за стол. Муж мой наливает, гости поздравляют, я раскладываю по тарелкам, подаю тост. И тут — как холодным ведром по голове.
Сноха встала, подалась к тарелке с колбасной нарезкой, ловко переложила её на отдельную доску, сверху — баночку красной икры, и сказала это своим спокойным, но колючим голосом:
— Кормите своих гостей тем, что сами покупали. Это — моё.
За столом повисла тишина. Даже дети замерли. Я почувствовала, как у меня задрожали руки. Сын опустил глаза в тарелку, как будто ничего не произошло.
— Лена, ты что?.. — растерянно пробормотала я. — Это же общее... Мы же всё вместе...
— Вместе? — усмехнулась она. — Только вот готовите вы, а покупаю всё чаще я. Колбаса — дорогая, икра — тоже. Я больше не обязана угощать ваших подруг за свои деньги.
Я сидела за столом, не веря своим ушам. Всё казалось каким-то фарсом. Лена — моя сноха — всегда была с характером, но чтобы вот так, на глазах у всех, сцепиться со мной из-за еды? Ради баночки икры?
А ведь когда-то всё было по-другому.
Когда они только поженились, Лена старалась. Помогала, улыбалась, даже спрашивала рецепты моих пирогов. Я радовалась: ну вот, хорошая девочка, будет в доме мир. Сын у нас спокойный, не конфликтный, думала, уживутся.
Но со временем что-то изменилось. Особенно после второго ребёнка. Лена стала колкой, раздражительной. На семейные посиделки приходила с кислым лицом, уводила детей пораньше, на кухне старалась ничего не делать.
И ладно бы просто не участвовала — нет. Начались замечания. То салат у меня "советский", то я слишком много зову гостей, то зачем столько готовить, "никто это не ест". Я старалась не реагировать — мол, молодая, устаёт, двое детей, может, гормоны шалят…
Но вот что действительно стало раздражать — это тема денег. Лена всё чаще подчёркивала, что она работает, а я — нет. Хотя у нас с мужем пенсия, мы не бедствуем, продукты всегда покупали поровну, но в последнее время Лена начала сыпать фразами вроде:
— Надеюсь, в этот раз вы хоть что-то купили, а не ждали, пока я принесу.
Я промолчала. Думала, пройдёт. Семья — это же не рынок, где каждый чек считают. Но сегодня, когда она встала и убрала со стола то, что сама купила… перед гостями, да ещё с таким тоном — это была уже не усталость. Это было что-то другое.
Внутри у меня закипало.
— Лена, — сказала я уже другим голосом, пытаясь сохранить хоть какое-то достоинство, — что ты сейчас устроила? Это праздник. Тут дети, гости. Ты могла сказать мне спокойно, если тебя что-то не устраивает…
Она поправила прядь волос и усмехнулась, не поднимая глаз:
— Я уже говорила спокойно. Несколько раз. Но вы всё равно делаете по-своему. Стол ломится, как в девяностые, гости толпами, а кто всё это оплачивает? Половину продуктов я купила. А потом ещё слушаю за спиной, что я "неучастливая", "ленивая", "не уважаю семейные традиции".
— Никто такого не говорил! — вспыхнула я. — Никто тебя не заставлял покупать. Мы с отцом закупили всё, что нужно. И я, между прочим, с утра на кухне!
— А я с детьми. И тоже с утра, между прочим. Только я ещё и работаю, в отличие от вас.
В комнате стало душно. Сын сидел с каменным лицом, глядя в тарелку. Ни слова. Как будто его это не касалось.
— А ты чего молчишь?! — сорвалось у меня. — Это твоя жена. Это твоя семья! Ты будешь что-то говорить, или так и будешь жевать, пока дом горит?!
Он поморщился, глотнул воды и пробормотал:
— Мам, ну не сейчас… праздник же…
— Какой, к чёрту, праздник?! — я не сдержалась. — У тебя жена делит еду перед детьми, как на рынке! Стыдно должно быть!
— А мне должно быть не стыдно, что я приношу домой продукты, а вы потом ими угощаете всех своих? — перебила Лена. — Я — не спонсор. Вы хотите гостей — кормите сами.
И она ушла. Просто встала, собрала икру, колбасу, бутылку вина — и пошла в детскую, захлопнув за собой дверь.
В комнате воцарилась такая тишина, что было слышно, как капает вода из-под крышки кастрюли на плите.
Я сидела за столом и смотрела в пустую тарелку. Праздник продолжался формально — кто-то неловко пошутил, кто-то перешёл на разговор о погоде, дети снова начали шуметь, но для меня вечер был уже испорчен окончательно.
У меня внутри всё дрожало — не от злости даже, а от унижения. На глазах у гостей, внуков, передо мной, как перед посторонней, сноха забрала «своё» и ушла. Как будто я клянчила у неё эту икру. Как будто мы — чужие.
В голове крутилась только одна мысль: в какой момент мы стали врагами?
Я старалась — всегда. Помогала с детьми, когда она болела. Пекла любимый пирог, когда у неё были тяжёлые дни. Не лезла, даже когда хотелось. А теперь я — лишняя. Паразит, по её тону.
Я пыталась понять: может, я и правда перегибала? Да, я люблю собирать гостей, да, всегда накрываю «по полной». Может, это раздражало. Может, она чувствует, что ей не дают хозяйничать. Но разве семья — это борьба за территорию?
Сына мне было жаль. Сидел, как между двух стен. Я понимала, что ему тяжело. Но и то, что он молчит, — ранило не меньше. Он ведь знал, как я стараюсь сохранить мир. Он знал, что я не со зла.
А Лена… Может, устала. Может, хочет, чтобы её ценили. Может, в её голове я — назойливая свекровь, которая всё делает «как надо» и никогда не уступает. А я просто хотела, чтобы было по-домашнему. По-семейному.
В груди скребло обидой. Я чувствовала себя ненужной. Старой. Как будто всё, что я делала, — ничего не стоит, если в этой семье теперь всё измеряется в рублях за колбасу.
После того вечера мы почти не общались.
Гости ушли раньше, чем планировали. Праздник закончился натянуто: без торта, без поздравлений, без смеха. Даже дети чувствовали, что что-то не так — младший тихо спросил меня, почему мама плакала в комнате.
На следующий день я пыталась позвонить сыну — он не брал трубку. Написала сообщение: «Давайте поговорим спокойно. Я не хочу ссор. Мы — семья». Ответа не было.
Через пару дней он всё же пришёл. Один. Сел в кухне, налил себе чаю, и, избегая взгляда, сказал:
— Мам, Лена просила, чтобы мы пока не приходили. Ей надо «отдохнуть от всего этого».
— От чего именно? От того, что я готовлю для её детей и зову бабушку с дедушкой за стол? — я не выдержала.
Он молчал. Потом выдохнул:
— Просто у неё накопилось. Она чувствует, что её не уважают в доме. Что её мнение не важно. Ей тяжело быть в роли «добавки» к вашему празднику.
— Так, может, ей просто не нужна семья? Или нужна, но только на своих условиях?
Он не ответил. Посидел немного, поблагодарил за чай и ушёл.
А я осталась одна на кухне, среди недоеденных салатов, пустых бокалов и скомканных салфеток. В доме было тихо, как никогда. И страшно. Страшно от того, что что-то внутри нашей семьи как будто сломалось.
Прошло уже больше недели. Они так и не пришли. Ни на выходные, ни просто заехать. Внуков не привели. Сын пару раз написал сухо: «Всё нормально. Не переживай». А я переживаю.
Каждый день возвращаюсь к тому моменту. Думаю: может, и правда не стоило устраивать «пир на весь мир». Может, надо было спросить Лену, что она хочет. Или пригласить гостей попроще. Или… просто вовремя промолчать.
Но, с другой стороны — а что я такого сделала? Я же не чужая. Это мой дом, моя семья. Почему я должна чувствовать себя в нём чужой?
Вот так живём: под одной крышей, но с разными взглядами. Для меня семья — это общий стол, поддержка, разговоры. А для Лены, видимо, — личные границы, бюджет и «не вмешивайтесь».
Я не говорю, что права только я. Может, я где-то действительно перегнула. Но и то, как она повела себя — было жестоко. Особенно на глазах у детей и гостей.
Теперь думаю: а что дальше? Как жить рядом, когда чувствуешь, что ты — лишняя? И стоит ли всё это колбасы и баночки икры?