Воздух на кухне, еще недавно пропитанный ароматом Лениных утренних булочек и тихим уютом, теперь звенел от напряжения. Слова, острые как стекло, сыпались градом.
– Так значит, мое слово здесь пустой звук?! – Лена задыхалась от ярости, которая клокотала в груди. – Эта квартира, если ты забыл, моя! А ты, дорогой братец, привел сюда… эту женщину… и возомнил, что она теперь будет устанавливать свои порядки?!
Игорь, вечно пытающийся уклониться от любого конфликта, инстинктивно вжал голову в плечи.
– Лен, умоляю, тише… Там же ребенок, разбудишь…
– А его кто-то приглашал в этот дом, чтобы он тут сладко спал?! – Лена не сдавалась, ее палец был направлен в сторону комнаты, откуда доносились приглушенные звуки работающего телевизора. – Ты вообще удосужился меня спросить, прежде чем их баулы тут основательно угнездились?!
Марина, объект этой бури, стояла к ним спиной у мойки. Она с ледяным спокойствием протирала чашку, и в каждом ее выверенном движении сквозила непоколебимая уверенность. Молчаливая, как гранитная скала, она словно говорила: «Я здесь, и это не обсуждается».
– Лен, я же по-хорошему прошу… – вновь затянул свою волынку Игорь.
– Нет уж, хватит! – оборвала его Лена. – Ты не просишь! Ты трусливо молчишь, пока тут все переворачивают с ног на голову! Мои вещи из комода летят вон, мое любимое постельное белье – в мусорку! Так, по-твоему, решаются семейные неурядицы, Игорек?!
– Ну я же предупреждал… что они у нас надолго, – пробормотал он, не поднимая глаз от кухонного линолеума. – Это же не сегодня случилось.
– «Ненадолго»! Ты сказал «на пару дней»! – Лена с такой силой стиснула кулаки, что костяшки побелели. – А теперь эта особа тут разгуливает, как королева! Это нормально, по-твоему?!
Марина медленно развернулась, ее плечи были вызывающе расправлены.
– Может, обойдемся без этих кухонных спектаклей? Взрослые же люди, кажется. Если что-то не устраивает – давай обсудим это цивилизованно.
– Цивилизованно?! – Лена издала сухой, гортанный смешок. – Ты с первого же дня начала вить здесь свое гнездо, совершенно не считаясь со мной! А я теперь должна… цивилизованно?!
– Это я решила? – Изящная бровь Марины поползла вверх. – Мне казалось, твой братец принял это решение. Или он у нас недееспособный, решения сам принимать не может?
Лена перевела взгляд на Игоря. Тот продолжал гипнотизировать узор на полу, словно искал там спасения.
– Ты просто вцепилась в него мертвой хваткой! Потому что у него квартира есть! – выдохнула Лена, слова вырвались почти шепотом, полные горечи. – Вот и вся твоя любовь!
– Кажется, мы перешли на личности, – голос Марины оставался ровным, как гладь замерзшего озера. – Хочешь здесь оставаться – учись держать язык за зубами.
Вязкая, как патока, тишина повисла в воздухе.
– А может… это тебе стоит уйти? – неожиданно произнес Игорь, так и не подняв головы. – Тебе же все время что-то не нравится.
Лена замерла, слова застряли в горле.
– Что… что ты сейчас сказал?
– Ну… ты же постоянно чем-то недовольна. Сама твердишь, как тебе тяжело. Может, тебе… пожить отдельно… и станет легче…
Лена смотрела на брата, и мир вокруг нее, казалось, треснул, рассыпаясь на миллионы острых осколков.
– То есть… ты меня выставляешь? Из МОЕЙ СОБСТВЕННОЙ квартиры, Игорек?!
– Да нет же, я не гоню… Я просто думаю…
– Мама бы сейчас перевернулась в гробу, если бы видела тебя, – ее голос стал глухим.
– Не смей трогать маму, – огрызнулся он.
– А кто с тобой носился, как с писаной торбой, а?! Когда ты месяцами без работы сидел, перебиваясь с хлеба на воду, кто продукты в дом таскал?! Я?! Или, может быть… ОНА?!
– Я тебя не просил…
– Конечно, ты никогда ни о чем не просишь! Ты просто ждешь, разинув рот, пока кто-то другой решит все твои проблемы! Нашел себе новую заботливую мамочку, да?! А я, значит, должна подвинуться и освободить территорию?!
– Так, достаточно, – Марина сделала шаг вперед, становясь между ними. – Мы не обязаны выслушивать твои истерики. Успокоишься – тогда и продолжим разговор.
Лена с яростью схватила со стола свою старенькую кружку с облупившимся рисунком сирени – единственную, что еще напоминала о прежней жизни – и со всего размаху запустила ее в мусорное ведро. Звон разбитого фаянса эхом отозвался в напряженной тишине.
– Продолжим разговор, когда я успокоюсь? – повторила она, и в ее голосе звенел лед. – Ты. В моем. Доме. Но хорошо. Мы еще поговорим.
Она вихрем вылетела в прихожую, рывком натянула куртку, кое-как всунула ноги в ботинки и выскочила за дверь. Хлопок был такой силы, что, казалось, задрожали стены.
Снаружи ее встретило свинцовое небо и мелкий, колючий снег, который тут же начал таять на разгоряченном лице. Лена остановилась у подъезда, ее била дрожь. Она дышала тяжело, как загнанная лошадь. В голове – гулкая, звенящая пустота.
Подняла глаза на окна. Свои окна. Или… уже не совсем свои?
Теперь там правила бал ОНА.
Точкой невозврата стала чужая куртка, вульгарно-синяя, с ядовито-розовой подкладкой, бесцеремонно брошенная на крючок в прихожей. Не Игоря. И уж точно не ее. Лена окинула ее ледяным взглядом и, не говоря ни слова, скрылась в ванной, повернув щеколду.
Это было начало конца. Тихое, почти незаметное, как трещина, поползшая по стеклу.
А ведь когда-то все было иначе.
***
Шесть утра. Лена крадется по кухне на цыпочках, боясь разбудить Игорька, у которого вечно были эти дурацкие смены на складе. Готовит ему кашу, бутерброды из хлеба, купленного по скидке. Оставляет записку с планами на вечер. Это было ее самое любимое время – предрассветные часы, когда весь город еще спит, а ее маленькая кухня кажется островком тепла и света.
Лена не выносила беспорядка и шума. Ее мир состоял из аккуратно сложенных полотенец, расставленных по росту тарелок, и мисочек для кота – да, она подобрала его на улице, тощего и облезлого. Все имело свое место, свой ритуал. Это была ее упорядоченная вселенная.
Игорь… он всегда был таким, мягкотелым, нерешительным. В школе его постоянно задирали – Лена бросалась на обидчиков, как тигрица. Когда заболела мама, Лена взвалила на свои хрупкие плечи все: бессонные ночи у ее кровати, бесконечные походы по врачам, унизительные очереди за льготными лекарствами. После смерти мамы они оба словно провалились в вакуум. Лена тогда, сглотнув ком в горле, сказала:
– Мы справимся, Игорек. Мы же есть друг у друга.
Он молча кивнул. Только это «вместе» получилось каким-то однобоким: она впряглась в лямку – работа, дом, счета. А он… он просто был. «Находился в творческом поиске», как он это называл. Третий год искал.
Лена не жаловалась. Она просто тянула эту лямку.
Марина… она возникла в их жизни как-то незаметно, буднично. Игорек познакомился с ней у каких-то общих знакомых. Сначала он стал пропадать у нее. Лена не задавала лишних вопросов. А потом Марина начала «заглядывать к ним на огонек». То у нее стиральная машина сломалась, то сын приболел, то на работе аврал, а добираться к себе через весь город – целая история. Лена тогда подумала: ну, пусть переночует пару раз, с кем не бывает. Временно же.
***
Прошел месяц. Лена, вымотанная после суточного дежурства, застала Марину на СВОЕЙ кухне, хозяйским жестом переставляющей банки со специями.
– Терпеть не могу, – заявила та, не поворачивая головы, – когда соль стоит рядом с мукой. Это же так непрактично.
Лена лишь выдавила из себя:
– Это моя кухня.
Марина пожала плечами.
– Я просто решила немного оптимизировать пространство.
На следующий день исчезла кошачья миска. Потом пропали голубцы из морозилки – Лена специально налепила их себе на рабочую неделю. Куда? Почему? Игорек только что-то невнятно промычал:
– Наверное, случайно выбросили… Занимали много места.
Лена не умела скандалить. Она замыкалась в себе, становилась еще тише, еще незаметнее. Только полы намывала с удвоенной яростью, да бесконечно перекладывала вещи с места на место, словно пытаясь этим ритуалом удержать ускользающий из-под ног привычный мир.
А у Игорька с Мариной тем временем бурлила своя, отдельная жизнь. Он вдруг почувствовал себя «главой семьи». Стал хлопать дверьми, громко разговаривать по телефону в коридоре. На любое Ленино замечание он теперь взрывался:
– Ну что ты как маленькая, Лен! Вечно ты к каким-то пустякам придираешься!
Он обзавелся новой одеждой. Стал приносить в дом продукты, которые Лена никогда бы себе не позволила: какой-то экзотический острый кетчуп, шоколадные хлопья для завтрака, дорогие детские йогурты.
А потом было то утро. Ванная. На полочке у зеркала стояли четыре зубные щетки. ЧЕТЫРЕ! Ее, Игоря… и еще две, совершенно чужие.
Это был сигнал. Громкий, как сирена. Их не спросили. С ними не посоветовались. Их просто поставили перед фактом: мы здесь живем. А ты, Лена, – так, элемент интерьера. Причем, явно лишний.
***
На очередной планерке заведующая отделением, Анна Петровна, участливо заглянула Лене в глаза:
– Леночка, у тебя все хорошо? Ты в последнее время сама на себя не похожа.
Лена выдавила слабую улыбку.
– Все в порядке, Анна Петровна.
Только по ночам ей снились кошмары. Будто она бродит по своей квартире, как привидение, а вокруг – чужие лица, чужие вещи, чужие запахи. И она молчит, всегда молчит, потому что ее никто ни о чем не спрашивает.
Однажды вечером она набралась смелости. Подошла к брату.
– Игорек, так не может продолжаться. Это мой дом. Гости должны оставаться гостями, а не пытаться стать хозяевами.
Он картинно вздохнул.
– Лен, ну ты же умная, ты должна понять… Мне с ней… по-настоящему хорошо. Я… я наконец-то чувствую себя мужчиной. И у нее ребенок, ты же знаешь. Им нужно где-то жить… Ты же у меня добрая, Лен, я это знаю. У тебя такое большое сердце…
– Да какое это имеет отношение к доброте?! – вспыхнула она. – Речь идет об элементарном уважении! Она не ставит меня ни в грош! А ты… ты на это спокойно смотришь!
Он отвернулся, пряча глаза. Как всегда.
– Лен, это уже перебор, – бросил Игорь, не отрываясь от экрана телефона.
Лена стояла посреди комнаты. У ее ног валялся пакет, набитый ее же вещами, кое-как вытряхнутыми из ЕЕ ящика в комоде. Сверху небрежно был кинут ее старенький халат. А в ящике теперь аккуратными стопками лежало белье Марины.
– Это мои вещи, Игорек! Мои! Сколько это будет продолжаться?!
– Ты все равно этот халат сто лет не носила. Не вижу никакой трагедии, – его голос был до отвращения спокоен и безучастен. – Марина просто навела порядок. Что ты опять начинаешь?
Лена с силой пнула пакет. Что-то внутри глухо звякнуло.
– Ты хотя бы поинтересовался моим мнением?! Вы вообще перестали меня о чем-либо спрашивать! Просто ставите перед фактом! Кто я в этом доме?! Бесправная приживалка?!
Из кухни, вытирая руки о полотенце, вышла Марина. С выражением оскорбленной невинности на лице.
– Никто тебя отсюда не выгоняет, если ты на это намекаешь, – произнесла она с ледяным спокойствием. – Но ты, похоже, никак не можешь уяснить простую вещь: жизнь меняется. И вы здесь… больше не одни.
– Я все прекрасно поняла! – Лена развернулась к ней. – Поняла еще тогда, когда ты отправила мои любимые чашки на помойку!
– На них были сколы, – небрежно повела плечом Марина. – Это негигиенично. Я просто… решила немного обновить кухонную утварь.
Лена издала короткий, нервный смешок.
– Обновить?! Может, ты мне сразу список составишь – что еще нужно выбросить?! Чтобы ТВОЕМУ ВЕЛИЧЕСТВУ было комфортно?!
Марина перевела взгляд на Игоря, и в нем сверкнули стальные нотки.
– Ты собираешься с ней поговорить? Или снова спрячешь голову в песок?
Игорь поднял голову, глубоко вздохнул и произнес тихим, почти вкрадчивым голосом:
– Лен, а может, ты и в самом деле… на время… поживешь где-нибудь в другом месте? Мы… ну, мы все на взводе. А ты как-то… только усугубляешь ситуацию.
Лена застыла, словно превратившись в соляной столп. Секунда. Две. Целая вечность…
– Ты… Игорек… ты вообще соображаешь, ЧТО ты несешь?! «Поживешь где-нибудь»?! У меня есть квартира! МОЯ! Ты здесь жил, потому что ты мой брат! Младший брат, о котором я всегда заботилась! А теперь ты меня выставляешь?!
– Ну, давай не будем устраивать мелодраму, а? – он снова вздохнул. – Это все такие мелочи. Вечно ты… не можешь по-человечески.
– По-человечески?! – Лена шагнула к нему вплотную. – По-человечески – это когда тебя уважают! Когда с тобой считаются! А вы – вы просто оккупанты! Я в своей собственной спальне чувствую себя, как в гостях! Вы сушите свое белье на моей сушилке!
– Довольно, – голос Марины прозвучал тихо, но в нем была такая властность, что Лена невольно осеклась. – Мы не уживемся. Ты это поняла, и я это поняла. Дальше – выбор за тобой. Хочешь войны – ты ее получишь. Только потом не жалуйся, если твое мнение вообще перестанут принимать в расчет.
И в этот момент Лену словно ударило молнией. Вспышка памяти: больничная палата, мамина слабая рука в ее руке, и тихий, прерывистый шепот: «Я позабочусь об Игорьке, мамочка. Всегда буду рядом». Ей тогда было двадцать пять. Ему – двадцать один.
Он вырос. И стал совершенно чужим.
Эту ночь она провела без сна, глядя в темный потолок. Из-за стены доносились приглушенные звуки: щелчки выключателя, покашливание ребенка, неразборчивое бормотание Игоря, успокаивающего Марину: «Да не переживай ты так, она же не навсегда съедет…»
Не навсегда.
И вдруг – кристально ясное, холодное, как зимнее утро, осознание.
Она уйдет.
Не из-за Марины. Не из-за Игоря.
Она уйдет ради себя.
Утром решение оформилось окончательно. Лена написала Денису, бывшему однокласснику. Недавно он демобилизовался и, судя по сообщению в их старом школьном чате, активно искал съемное жилье.
– Привет, – напечатала Лена. – Комнату хочешь снять? В трехкомнатной. Но с особыми условиями.
– Какими еще условиями? – почти мгновенно пришел ответ.
– Железный порядок. Как в армии. И дежурство по холодильнику – строго по графику.
Минутная пауза. И ответ:
– Идеально. Мне подходит.
Вечером она паковала свои немногочисленные пожитки: три спортивные сумки с одеждой, несколько любимых книг, старенькая аптечка, электрический чайник, комплект постельного белья. Вот, собственно, и все. Игоря дома не было. Марина, прислонившись к дверному косяку, молча наблюдала за ее сборами. На ее губах играла едва заметная, торжествующая усмешка. Победительница.
У самого порога Лена достала телефон. Короткое сообщение Игорьку:
«Можешь радоваться. Комнату сдала. Живите долго и счастливо. Я выбираю себя».
Через полчаса телефон пиликнул ответным сообщением:
«Лен, ты это серьезно?!..»
Она не ответила.
Крошечная студия на самой окраине города. Унылый шкаф, старенькая электрическая плитка, голый серый пол. Никаких милых сердцу ковриков и безделушек. Огромное окно выходило на сумрачный лес. Лена бросила сумки посреди комнаты. Подошла к окну, закрыла глаза и сделала глубокий вдох.
Тишина. Абсолютная, оглушающая тишина.
Неделя. В квартире номер двенадцать по улице Шевченко воцарился армейский порядок. В самом прямом смысле этого слова.
Денис оказался человеком слова и дела. На кухне появилась аккуратная табличка «График дежурств». Продукты в холодильнике были расставлены строго по полкам, словно по линейке. Весь хлам, годами копившийся на подоконниках, был безжалостно выброшен.
Игорь взвыл уже на третий день. Лена получила от него гневное сообщение:
«Он выкинул мои диски с играми! Ты в своем уме?! Кого ты вообще сюда притащила?!»
Лена проигнорировала. Через пару часов прилетело еще одно:
«Он разговаривает твоими фразами! Говорит: „Ты, Игорь, привык, чтобы за тебя все делали. А теперь придется жить по правилам“».
Лена перевела телефон в беззвучный режим.
В ее маленькой студии было аскетично просто: стол, стул, узкая полка с книгами. Единственная белая кружка, купленная в ближайшем «Фикс Прайсе», одиноко стояла на подоконнике.
Как-то, проходя мимо мебельного магазина с вывеской «Прокат», Лена неожиданно для себя зашла внутрь. И взяла напрокат кресло. Его привезли на следующий день – огромное, невероятно мягкое, оно выглядело совершенно нелепо в ее крошечной каморке. Она поставила его у окна. Села. И уснула. Прямо так, в одежде.
Впервые за долгие, долгие месяцы она спала крепко, без сновидений.
Марина написала ей лишь однажды:
«У тебя совесть вообще есть? Он же твой родной брат!»
Лена удалила сообщение, даже не дочитав до конца.
Суббота. В местном «Магните» Лена столкнулась с Тамарой Сергеевной, словоохотливой соседкой из ее прежней жизни.
– Леночка? Какими судьбами? Вы же, вроде, на Шевченко жили…
– Переехала, Тамара Сергеевна. Теперь живу отдельно.
– От брата, что ли? – прищурилась любопытная соседка. – А он, я слышала, с этой… новой… Ух, и характерная, говорят, особа.
Лена едва заметно кивнула.
– Пусть живут. С кем хотят. Лишь бы подальше от меня.
В старой квартире Игорь еще некоторое время пытался бунтовать, отстаивать свои привычки. Денис не повышал голоса. Он спокойно, но непреклонно повторял:
– Правила одинаковы для всех. Либо ты живешь по ним. Либо никак.
Игорь бежал жаловаться Марине. Та начинала кричать. Сын, напуганный криками, заливался слезами. И начинался новый виток их семейных разборок. Только теперь уже без Лениного участия. Через пару недель Марина, не выдержав, предложила: «Поехали к моей маме. Обратно». Игорь не возражал. Они съехали.
Денис прислал Лене короткое сообщение:
«Квартира свободна. Можешь возвращаться».
Лена поблагодарила. Но возвращаться не стала.
Апрель. Лена купила себе новый комплект постельного белья. Спокойного, серо-зеленого цвета. Без всяких дурацких цветочков. Аккуратно застелила свою узкую кровать. Открыла окно настежь. Теплый весенний ветер легонько колыхал простенькую тюлевую занавеску. В комнате было тихо. Так тихо, что можно было услышать, как где-то далеко-далеко, на подстанции, мерно гудит трансформатор.
Сварила себе гречневую кашу. Без соли. Просто так. Не потому, что экономила. А потому, что ей так нравилось. Она сидела у окна, залитого мягким вечерним светом. Телефон в руке завибрировал. Сообщение от Игоря:
«Ты вообще можешь спокойно спать после всего, что натворила?»
Лена посмотрела на экран. Подумала секунду. И напечатала ответ:
"Да. Могу".
И отключила звук на телефоне. На этот раз – навсегда.
Конец.
👍Ставьте лайк, если дочитали.
✅ Подписывайтесь на канал, чтобы читать увлекательные истории.