Иногда жизнь сжимается до одной комнаты. До одного взгляда в метро другого человека. Всё остальное — как будто прожито кем-то другим; вот и я, кажется, оставила себя — прежнюю — где-то за дверью подъезда. Но это уже потом. А вначале всё было иначе: как в кино.
Меня зовут Наталья. Мне пятьдесят семь, и до недавнего времени я считала, что всё у меня — ну, в общем, как надо: муж, взрослая дочь, уютная двушка в старой панельке на окраине. Кофе по утрам, Миша чирикает в павлиньей кружке: «Катя, Катя, можно я уеду на рыбалку?» — это он наш день начинает с юмора, дочь смеётся… и я смеюсь. И вдруг — он.
Олег. Высокий, стройный, с лукавыми морщинками у глаз. Мы работали в одной компании — я в отделе кадров, он в техподдержке. Я даже не заметила, когда короткие разговоры на кухне стали главной частью моего дня. Там, между кипяточком и сахаром… — Наталья Ивановна, — он тянул моё имя чуть насмешливо, чуть нежно, — а ваша улыбка, знаете, лучше любого эспрессо бодрит.
Я и сама не поняла — когда случилось всё остальное. Когда рука его на моей спине стала почти привычной. Когда я боялась встретиться глазами, чтобы никто не догадался, хотя… разве сама не догадалась первая?
Домой я шла по инерции, как за школьной сценой: знаю текст, знаю все роли, но внутри жарко, щёки горят — уже не по-настоящему. А рядом — другой сценарий, который пишется буквально на коленке, только для меня.
— Мам, ты куда опять задумалась? — спрашивала Катя. — Ой, да так, ерунда, — кусок хлеба в руках ломался на крошки.
Миша… наверное, чувствовал: стал чаще молчать. То газету глубже ткнёт в глаза, то тарелку долго в руке крутит. Однажды спросил прямо: — Наташка, мы с тобой что, соседи или всё ещё семья?
Я промолчала.
Знаете, есть ощущения — как от забытого аромата. Было у меня когда-то такое духи — спрятанные на верхней полке шкафа, для особых случаев. Я думала о них, когда лежала ночью и представляла, как с Олегом будет совершенно новая жизнь… Другая. Яркая. Без полного холодильника, забитого супами и сотовыми яблоками. Без старых штор. Без этой… правильной усталости.
Я ушла ради него.
Плакала, собирая вещи. Боялась… и одновременно — внутри огонь. Да, я дрогну — но нет, не пойду назад.
Когда стояла с сумкой на остановке и Олег держал меня за руку — мне казалось: вот она, новая дорога. Вот она!
Олег встретил меня у метро. Шёл дождь, какой-то ленивый, моросящий сквозняк — капли, будто кто-то плакал из-за угла. Он улыбнулся: — Ну, вот ты и здесь. Всё, Наташ, теперь у нас с тобой всё будет иначе. Я верила. Действительно верила! Наверное, только тогда, когда верить уже — ну, не стыдно?.. А может, стыдно до дрожи, потому что слишком давно не верила ни во что.
Чемодан мой лёгкий, немного одежды и то, что не ассоциируется с прошлой жизнью. Переодеться, переобуться, отмыться — сняла себя, как старую кожу, выбросила. Я не знала, куда он меня ведёт — в гостиницу, на съёмную квартиру, или в какое‑то волшебное новое «место для двоих»… Олег ловко жонглировал зонтами, сумкой, ключами.
Три окошка… узкий подъезд… четвёртый этаж, неработающий лифт. На лестничной площадке пахло жареным луком и пыльными фикусами. Пока поднимались, он рассказывал, как всё у них тут было раньше… — Ты знаешь, Наташ, квартирка у меня пусть и не новая, но — тёплая, светлая, я тебе сейчас всё покажу.
Когда я переступила порог, в грудь будто что‑то впрыснули: или морозный воздух, или чужая память. Коридор — аккуратный, выбеленная стенка, пахнет… нет, не свежей краской, а женским парфюмом, знакомым, острым — таким пользовалась, кажется, девочка у нас из бухгалтерии? Нет, неважно. Я стряхнула с плеча своё волнение.
— Располагайся, — Олег поводил рукой в сторону гостиной. — Можешь выбирать любой шкаф! Он засмеялся, но я услышала в голосе торопливость, будто он оправдывался не передо мной, а перед стенами.
В гостиной на стене — рамка. В ней — фотография. Я чуть не ахнула: на фото женщина… ухоженная, строгого взгляда, в светлом платье. На глазах у меня — смешное ощущение, будто я уже где‑то её видела. Стянула шарф с плеч — и вдруг осознала:
Там, где сейчас я — уже была «она». Человек, которого он любил. Бывшая. Жена.
— Олег… — я попыталась улыбнуться, — а кто… — Да это… бывшая моя, Лена. Забыл снять фото, как приехал вчера прибираться… — он отвёл глаза. Фотография скользнула холодком по спине. Я бы, наверно, молча убрала портрет — но рука не поднялась. Слишком новое, слишком… не моё.
Олег потащил меня показывать кухню — современная бытовая техника, сковороды по росту выстроены, стаканы в ряд. Везде — аккуратность и… странные пустые места. Словно чья‑то жизнь вытекла из этих полок, оставив после себя только отпечатки под посуду и пару серебряных ложек.
— Если что не нравится, сразу говори! Можем всё переставить, любые перемены — я только «за»… Но я всё чувствовала: в шкафу доски для резки с надписью «Леночка», на холодильнике — магнитик «С юбилеем!» с чужим лицом. Угадайте, кем. Всё — «как раньше». Только теперь — с моим именем.
Что я чувствовала?.. Сначала — недоумение: может, это всё неважно? Потом — обиду. Почему прошлое не убрано, не вычищено из углов и полок?.. А потом — что‑то похожее на страх.
Я сходила в ванную, чтобы просто умыться, и стала вдруг искать: а есть ли тут мои вещи? Шампунь. Гель. Полотенце — с чужой монограммой, выгоревшее на солнце. В шкафу для одежды — лёгкий шлейф чужих духов.
Вечером он прижимал меня к себе, шептал: — Ты теперь моя новая жизнь, Наташа, всё будет по‑другому, вот увидишь…
А я, лёжа рядом, думала: уж не повторяю ли я чей‑то чужой сценарий?.. Новая роль, та же сцена — декорации те же, попробуй не споткнись.
— Нравится тебе тут? — спросил он ночью. И я не ответила. Просто кивнула, чтоб угодить… а внутри — ледяное.
Вы когда‑нибудь пробовали начинать новую жизнь… на чужих руинах? Думали, что вы — героиня, а оказались лишь подменённым именем?.. Вот и я — только начинала это понимать.
Прошло пару недель.
Мне казалось, вот-вот утихнет — «чужое» проиграет, мы засмеёмся и выбросим старые рамки, вынесем из шкафа всё прошлое, и заживём — наконец-то! — по-новому. Но нет. Всё случилось иначе.
Олег по утрам привычно включал радио на кухне — точно так же, как рассказывал, делала его жена. Любил варить кофе «по-лениному рецепту» — он сам так говорил и иногда ошибочно называл меня Леной… Взял меня однажды за плечи и трижды подряд позвал этим именем — оступился, смутился, и рассмеялся вполголоса: «Ну ты не обижайся, Наташ, просто уже привычка!» А я, что? Согнулась и молчу.
Его друзья по выходным избранно заглядывали «на пельмени», аккуратно спрашивали: — Ну, Наталья, как вам тут? Надеюсь, Олежка вас не морит полуночными фильмами, а то Лена жаловалась… И кружка с Эйфелевой башней тоже досталась мне — «Ленкина», но теперь, дескать, «твоя счастливая будет».
Я пробовала… Боже, я как старалась быть другой. Не готовить, как она, не расставлять чашки, не проветривать комнаты так, как он привык. Даже одежду свою сложила иначе, разложила по цветам, чтоб хоть как-то показать: всё — наше, новое! Но каждый раз, когда что-то радовало меня, я вдруг ловила себя на мысли: а может, это радовало и её? А когда мы ссорились… он неизменно произносил: — Лен… Наташ, ну прекрати ты, мы же об этом уже говорили!
И тогда я впервые заплакала тихо, в ванной, прикрыв лицо полотенцем. Думаете, из жалости к себе? Нет. Больше всего болела память — сколько рассказывают о том, как «начать сначала», никто не говорит, как жить, если твоя новая жизнь — всего лишь чужой черновик, в который вписали твоё имя. Сценарий не для тебя написан, а роль выдана из-за отсутствия других претенденток.
Я стала обращать внимание — как в зеркало — на его просьбы, привычки, взгляды. Всё шло по кругу — даже ссоры повторялись, даже фразы были те же: — Ну почему ты не можешь порадоваться простым вещам… — он качал головой, как будто это не я с ним спорила, а призрак бывшей.
И однажды, когда мы вечером сидели с ним и спорили о пустяках — какая скатерть на столе, какие цветы он любит (а я точно помню: «ромашки — это Ленкины!») — я вдруг спросила: — Олег, а ты меня видишь… вообще? — Конечно, — он сразу оборвал. — Ты теперь тут хозяйка. — Нет, ты совсем меня не видишь, ты меня путаешь… как будто я — новый реквизит на прежней сцене, только табличку сменили.
Он рассердился. — Прекрати, у тебя фантазии!
Но тогда я уже всё поняла: Нас нельзя переставить, приклеить, пришить к чужому прошлому. Если вся твоя «новая жизнь» — просто копия старой, только с иной актрисой… то рано или поздно ты проснёшься — и не узнаешь себя в зеркале.
В ту ночь я заснула одна. В чужом белье, на подушке, пахнущей чужими духами. А утром — вдруг поняла: я не смогу здесь остаться.
Там, в шкафу, всё ещё пахло её парфюмом. На полке — гора чужих ключей, скреплённых лентой с надписью «Лена». Даже в улыбке Олега иногда проступала не она ли?..
— Наташа, что случилось? — спросил он сонно, завозившись в простынях. — Я, наверное, ошиблась, Олег. Сценарий-то не мой.
Я ушла из семьи ради него. А теперь поняла: сама себе нужна больше.
Собирала вещи я медленно. Так медленно, как будто каждая футболка — рубеж. Думала: а вдруг останусь? Может, утро будет другим… Но оказалось: именно на рассвете легче всего уходить.
Олег не спорил — смотрел усталым взглядом, будто не понимал, как так быстро закончился ещё один спектакль, в котором главную роль он уже отрепетировал. — Может, останешься? Всё со временем привыкнешь… А я улыбнулась — тихо, мирно: — Видишь ли, дело не в привычках. Просто мне не хочется быть чьей-то заменой.
На улице воздух был свежий, не похожий на тот, которым дышала из года в год — и дома, и в его квартире. Я вдруг почувствовала: у меня совсем другие лёгкие. Помните, я мечтала о жизни, где всё по‑новому? Оказывается, эта жизнь начинается тогда, когда ты впервые не боишься остаться одной.
Я сняла маленькую комнатку. Там сиреневая занавеска на окне, пусто и скучно, зато — каждый предмет выбран самой. Шкаф пах обычным деревом, ещё чем-то бумажно‑книжным… А главное — никто не называл меня по ошибке чужим именем.
Катя — дочка — сначала расстроилась, не сразу приняла мои перемены. — Мама, что теперь будет? — Всё будет как обычно. Только — по‑честному.
Мы как-то сидели вечером и пили чай. Она спросила: — Ты жалеешь, что ушла из семьи ради него? Я долго молчала. — Нет, Кать. Я жалею только, что сама себе столько лет не уделяла внимания.
Некоторые ошибки хочется перечеркнуть — как раньше в школьной тетрадке. А некоторые… становятся костяшками, которыми строишь новую дорожку.
Я часто думаю о прошлом теперь — не с упрёком, а как о царапинах, которые напоминали: всё настоящее всегда начинается с себя. Время идёт, я работаю, смеюсь с подругами, учусь пить кофе медленно — не спеша, без беготни. А иногда по утрам смотрю на себя в зеркало и улыбаюсь: — Ты у себя первая роль. И замены — не будет.
Если кто-то вас любит — он не перепутает вас ни с кем. А если вы вдруг перепутали свой путь — вернуться к себе можно всегда.