Помню, как стояла у окна кухни, размешивая кофе и глядя, как Алексей складывает вещи в машину. Семь лет замужества — и всё ещё замирало сердце, когда он уезжал. Наивная я... Думала, что это любовь.
— Мам, а папа когда вернётся? — спросил Тимофей, цепляясь за мою пижаму.
— Через неделю, солнышко. Папа на важных переговорах.
Алексей поднялся на крыльцо, обнял меня за талию. Пах своим одеколоном — терпким, мужским. Как же я любила этот запах...
— Буду скучать, — прошептал он в волосы. — Телефон всегда при себе держи. Позвоню, как освобожусь.
Поцеловал Тимку в макушку:
— Береги маму, мужик. Ты теперь главный в доме.
Сын важно кивнул. А я... я поверила каждому слову. Провожала до самых ворот, махала рукой, пока чёрная машина не скрылась за поворотом.
Первый день прошёл спокойно. Тимофей капризничал — видимо, чувствовал мамино беспокойство. Алексей звонил вечером, рассказывал про гостиницу, жаловался на плохую связь. Голос усталый, но родной. Я засыпала с телефоном в руках, представляя, как он лежит в чужой постели и тоже скучает.
А на следующий день... Господи, как же всё изменилось в одну секунду!
Лена, моя подруга ещё со студенческих времён, прислала сообщение:
«Мариш, смотри, какая красота! Мы тут с девочками на море отдыхаем. Кстати, а твой Лёша точно в командировке? Или тоже решил отдохнуть?»
К сообщению прилагалось фото. Пляж, пальмы, лазурное море... И он. Мой муж. В плавках, загорелый, с этой своей улыбкой, которую я так любила. А рядом — девушка. Блондинка, лет двадцати пяти, в ярко-красном купальнике. Она прижималась к нему, а он... он обнимал её за плечи.
Телефон выпал из рук.
Не может быть. Это ошибка. Может, просто похож? Люди же бывают похожими...
Но нет. Это был он. Мой Алексей. С родинкой на плече, с этим жестом — как он закидывает руку за голову, когда расслабляется. Всё то же самое. Только вместо меня рядом была она.
— Мама, что случилось? — Тимофей подбежал, увидев, как я опустилась на пол прямо в коридоре.
— Ничего, солнце. Просто... просто устала немножко.
Как объяснить ребёнку, что папа — лжец? Что семь лет жизни оказались ложью? Что мама сейчас разваливается на части, а собрать себя не знает как?
Вечером не выдержала. Набрала его номер. Длинные гудки... а потом:
— Абонент временно недоступен.
Ещё раз. И ещё.
Наконец написала:
«Алёша, мне нужно с тобой поговорить. Это важно.»
Ответ пришёл только через три часа:
«Очень занят, Мариш. Переговоры затянулись. Поговорим позже.»
Позже... А когда это «позже»? Когда он вернётся с загаром и будет врать мне в глаза про деловые встречи?
Ночь не спала. Смотрела в потолок и прокручивала в голове последние месяцы. А ведь знаки были! Как я их не замечала? Задержки на работе, новая рубашка, которую якобы подарили коллеги, телефон, который он стал прятать... Даже запах — иногда от него пахло не его парфюмом, а чем-то цветочным, женским.
«Показалось», — говорила я себе тогда. «Не придумывай».
А он... он просто научился лучше врать.
Утром Тимофей проснулся с температурой. Может, и к лучшему — хоть есть повод не думать о... о том. Вызвала врача, бегала в аптеку, ставила компрессы. Алексей звонил два раза, но я не взяла трубку. Не могла. Боялась, что голос выдаст.
Он написал:
«Что случилось? Почему не отвечаешь?»
«Тимка заболел. Температура высокая.»
«Серьёзно? Может, мне вернуться?»
И тут меня прорвало. Руки тряслись, когда набирала ответ:
«Не нужно. Продолжай отдыхать на море. С блондинкой.»
Точки в чате показывали, что он печатает. Долго печатает. А потом... тишина. Даже не попытался оправдаться. Значит, всё правда.
Три дня я была как в тумане. Тимофей поправлялся, а я... я разваливалась. Плакала в душе, чтобы сын не видел. Автоматически готовила завтраки, читала сказки, но мысли были совсем о другом.
На четвёртый день позвонила Елене Викторовне — психологу, к которой ходила подруга после развода.
— Можно записаться на приём?
— Конечно. А что случилось?
И тут я заплакала. Впервые за эти дни — по-настоящему, навзрыд:
— Муж изменяет. И я не знаю, что делать...
Кабинет психолога оказался уютным. Мягкое освещение, удобные кресла, запах лаванды. Елена Викторовна — женщина лет пятидесяти, с добрыми глазами и спокойным голосом.
— Расскажите, что происходит.
И я рассказала. Всё. Про фото, про вранье, про то, как семь лет строила семью, а теперь не понимаю — на чём всё это держалось.
— Марина, а что вы чувствуете сейчас?
— Боль. Обиду. Злость... И страх. Как жить дальше? У меня ребёнок, я не работаю три года...
— А что вы хотите сделать?
Этот вопрос застал врасплох. Хотеть? А я разве имею право хотеть? Семь лет я думала только о том, чего хочет муж, что нужно сыну, как сохранить семью...
— Я... я не знаю.
— Тогда начнём с простого. Что бы вы сделали, если бы не боялись?
И тут что-то щёлкнуло в голове. Если бы не боялась...
— Я бы сказала ему правду. Что знаю про его измену. И что больше не буду это терпеть.
— А ещё?
— Я бы... — голос дрожал, но я продолжила, — я бы вернулась к работе. Я ведь дизайнер. Хороший дизайнер. До декрета у меня были заказы, клиенты звонили...
— И что вас останавливает?
— Страх. А вдруг не получится? А вдруг он не даст развод? А вдруг я не справлюсь одна?
Елена Викторовна наклонилась вперёд:
— Марина, послушайте себя. Вы говорите «он не даст». Как будто вы просите разрешения жить. А ведь это ваша жизнь, правда?
Эти слова ударили как молния. Моя жизнь... Когда я последний раз думала о ней как о своей?
— Я больше не хочу быть жертвой, — вырвалось у меня.
— Тогда не будьте.
Домой ехала другой. Будто сбросила с плеч невидимый груз. Да, было страшно. Да, впереди неизвестность. Но впервые за долгое время я чувствовала... себя.
В тот же вечер открыла ноутбук. Мой старый друг пылился на полке три года. Включился не сразу — капризничал. Но потом... как будто проснулся вместе со мной.
Аккаунт в соцсетях. Портфолио — к счастью, большую часть работ сохранила. И главное — контакты старых клиентов.
Руки дрожали, когда набирала сообщение Анне Петровне — хозяйке маленького ресторанчика, для которого я когда-то делала дизайн:
«Здравствуйте! Это Марина Кузнецова. Возможно, помните — я делала для вас интерьер три года назад. Сейчас снова работаю. Если потребуется помощь с дизайном — буду рада помочь.»
Ответ пришёл уже через полчаса:
«Марина! Конечно, помню! Как раз думаю о ремонте второго зала. Можем встретиться на следующей неделе?»
Следующей неделе... Когда вернётся Алексей.
А пока я делала то, что должна была сделать давно. Рылась в его вещах. Не из любопытства — из необходимости. Мне нужны были доказательства. Для себя. Для окончательного понимания, что семи лет не вернуть.
В кармане старых джинсов — чек из ресторана. «Стол на двоих». Дата — месяц назад. В тот день он якобы был на совещании допоздна.
В ящике письменного стола — второй телефон. Старая модель, которую он якобы выбросил. Включился сразу. И там... переписка с ней. С Ксенией.
«Скучаю по тебе, зайка.»
«Когда скажешь жене? Устала прятаться.»
«Скоро, любимая. Нужно время.»
«Время? Алёша, ты это полгода говоришь!»
Полгода... Значит, не случайная интрижка. Серьёзные отношения. Планы. А я даже не догадывалась.
Читала и не плакала. Странно. Будто смотрела кино про чужую жизнь. Моя боль куда-то ушла. Осталось только спокойное понимание: всё кончено.
Телефон убрала обратно. Пусть лежит. Скоро он сам мне всё расскажет.
А я продолжала готовиться к новой жизни. Встретилась с Анной Петровной — она заказала дизайн второго зала. Первые деньги за три года! Небольшие, но свои. Заработанные мной.
Оформила ИП. Создала новый портфолио-сайт. Даже имидж поменяла — подстриглась, купила новую одежду. Не вызывающую, просто... другую. Для другой Марины.
Тимофей удивлялся:
— Мам, ты изменилась.
— В хорошую сторону?
— Да! Ты стала... весёлая. И красивая по-новому.
Из уст младенца...
А потом вернулся Алексей.
Я услышала, как открывается дверь, и сердце не ёкнуло, как раньше. Только спокойно подумала: «Началось».
Он вошёл загорелый, отдохнувший. С букетом роз и коробкой конфет — традиционные подарки из командировок.
— Привет, дорогая! Как дела? Как Тимка?
Поцеловал в щёку. Пах морем и солнцем. И её парфюмом.
— Хорошо, — ответила я. — Тимка здоров. А как твои переговоры?
— Отлично! Контракт подписали. Устал, конечно, но результат того стоит.
Врал легко, с улыбкой. Наверное, тренировался.
— Алёш, а ты загорел. На переговорах?
Секундная заминка. Но он быстро нашёлся:
— Да там терраса была у офиса. Солнечная сторона.
— Понятно.
Я помогла ему разложить вещи. В чемодане — новая рубашка. Женская. Явно не его размер.
— Это что?
— А... — он покраснел. — Подарок тебе. Купил в аэропорту.
Размер не мой. Совсем не мой. И не мой стиль. Но я промолчала. Пока.
Неделю он жил обычной жизнью. Работа, дом, ужины всей семьей. Но я видела — он не здесь. Постоянно зависал в телефоне, на звонки выходил в другую комнату, улыбался каким-то сообщениям.
А я работала. Закончила эскизы для Анны Петровны, нашла ещё двух клиентов. И ждала. Ждала подходящего момента.
Он пришёл сам.
В субботу вечером Алексей, как обычно, залип в телефон. Что-то печатал, улыбался. А потом встал:
— Марин, я в магазин схожу. Сигареты кончились.
— Хорошо.
Но не в магазин он пошёл. Я видела в окно — сел в машину и уехал. В одиннадцать вечера. За сигаретами.
Вернулся в час ночи. Пах её парфюмом.
— Долго же ты за сигаретами ходил, — сказала я спокойно.
— Да встретил Серёгу. Посидели, поговорили.
— Серёга теперь женскими духами пользуется?
Он замер. Понял, что проколол.
— Мариш...
— Не надо. Не надо врать больше.
Я встала с кровати, подошла к шкафу, достала его чемодан. Тот самый, с которым он ездил на «командировку».
— Что ты делаешь?
— Собираю твои вещи.
— Марина, давай поговорим...
— Мы семь лет говорили. Хватит.
Складывала аккуратно. Рубашки, брюки, носки. Всё, что напоминало о нашей совместной жизни.
— Ты не понимаешь! Это не то, что ты думаешь!
— А что это, Алёша? — обернулась к нему. — Что это, когда ты лжёшь мне полгода? Когда уезжаешь якобы в командировку, а сам отдыхаешь с любовницей? Когда приходишь домой пропитанный её запахом?
Он побледнел:
— Откуда ты...
— Не важно. Важно, что я больше не намерена это терпеть.
— Мариш, пожалуйста! Это ничего не значило! Просто... просто так получилось. Я её не люблю!
— А меня?
Вопрос повис в воздухе. Он мучился, искал слова, а я смотрела на него и думала: как же я могла столько лет не видеть, какой он слабый?
— Я... конечно, люблю. Ты же мой жена, мать моего сына...
— Стоп. Я не твоя собственность, Алёша. И не функция. Я человек. Со своими чувствами, мечтами, правом на счастье.
— Но наша семья...
— Какая семья? — я рассмеялась. Горько, но без истерики. — Семья — это доверие. Уважение. Любовь. А у нас что было? Ложь, предательство и привычка.
Чемодан был почти собран. Оставалось только...
Я подошла к комоду, открыла ящик, достала второй телефон.
— Ты забыл.
Его лицо стало серым.
— Марина...
— Полгода, Алёша. Полгода ты строил отношения с ней, а мне лгал про любовь. Знаешь, что самое обидное? Не то, что ты изменил. А то, что ты думал, будто я такая дура, что ничего не замечу.
— Я исправлюсь! Клянусь, я всё брошу! Удалю её номер, больше никогда...
— Не надо. Не надо ничего бросать. Ты свободен.
Эти слова прозвучали спокойно. Без злости, без боли. Просто констатация факта.
— Что значит «свободен»?
— Значит, что ты можешь быть с ней. Официально. Я не держу.
— А Тимофей?
— Тимофей — твой сын. И будет видеться с тобой, когда захочет. Но жить он будет со мной.
— Ты не имеешь права!
И тут меня прорвало. Не на крик, не на истерику. На холодную ярость:
— Права? Ты говоришь мне о правах? После того, как полгода водил меня за нос? После того, как тратил семейные деньги на свою пассию? После того, как заставлял меня чувствовать себя глупой, подозрительной женой, когда я замечала странности?
Он попытался возразить, но меня уже было не остановить:
— Я семь лет была идеальной женой. Готовила, стирала, воспитывала сына, поддерживала твою карьеру. Забыла про свою работу, про друзей, про себя. И что получила взамен? Ложь и предательство.
— Но я же не бросал тебя!
— Не бросал? — я засмеялась. — Алёша, ты меня уже бросил. Полгода назад. Когда выбрал её. Просто не удосужился мне об этом сказать.
Он сел на кровать, уткнулся лицом в ладони:
— Что мне делать?
— Жить. Только честно. С собой и с людьми.
Чемодан стоял у двери. Я поставила рядом коробку с остальными его вещами.
— Завтра заберёшь. А пока можешь переночевать в гостиной. Или у неё.
— Марина, пожалуйста...
— Алёша, — я подошла, взяла его за руки. — Послушай меня. Мы оба несчастны в этом браке. Ты уже нашёл того, с кем хочешь быть. А я... я нашла себя. Давай не будем делать друг друга ещё несчастнее.
Он посмотрел на меня долгим взглядом:
— Ты изменилась.
— Да. И знаешь что? Мне нравится новая я.
Утром он ушёл. Взял чемодан, коробку с вещами и ключи от машины.
— Я позвоню, — сказал на пороге.
— Хорошо.
— И зайду к Тимке.
— Конечно.
Он обернулся уже у калитки:
— Ты справишься?
— Справлюсь.
И справилась. Не сразу, не легко, но справилась.
Первые месяцы были трудными. Алексей звонил, просил встретиться, поговорить. Я отвечала вежливо, но холодно. Он пытался вернуться — говорил, что расстался с Ксенией, что понял свою ошибку. Но я уже была другой. Меня не интересовали его проблемы и сожаления.
Работы становилось больше. Сарафанное радио работало — довольные клиенты рекомендовали меня друзьям. Через полгода я смогла снять небольшую квартиру в новом районе. Своими деньгами. Заработанными честным трудом.
Тимофей сначала скучал по папе. Потом привык. Алексей забирал его на выходные, но сын всё чаще отказывался ехать.
— Мам, а почему папа теперь живёт с тётей Ксенией?
— Потому что он её любит, солнце.
— А нас он не любит?
— Папа любит тебя. Просто по-своему.
— А ты папу любишь?
Я задумалась. Любила ли? Или просто привыкла?
— Знаешь, Тим, иногда люди понимают, что они не подходят друг другу. И лучше им жить отдельно, чем мучить друг друга.
— Как мы с Женькой из соседнего подъезда?
Я рассмеялась:
— Примерно так.
Через год я открыла свою дизайн-студию. Маленькую, но свою. Наняла ассистента — молодую девчонку Лизу, которая горела работой так же, как когда-то я.
— Марина Викторовна, а как вы решились на собственное дело? — спросила она как-то.
— Меня к этому жизнь подтолкнула, — ответила я. — Иногда нужно потерять всё, чтобы найти себя.
В один из зимних вечеров встретила Алексея в торговом центре. Он был не один — с Ксенией и... с маленькой девочкой. Месяцев восьми от роду.
Наши глаза встретились. Он покраснел, она напряглась. А я просто улыбнулась.
— Привет, Алёша.
— Привет, Марин. Как дела?
— Отлично. А у вас?
Он показал на ребёнка:
— Это Софья. Наша дочь.
— Красивая, — сказала я искренне. — Поздравляю.
Ксения всё это время молчала, изучая меня взглядом. Наверное, ожидала сцены ревности. Но я не чувствовала ни ревности, ни злости. Только спокойное безразличие.
— Мам! — Тимофей подбежал с мороженым. — Можно ещё одно?
— Нет, хватит на сегодня.
Он увидел отца, поздоровался вежливо, но без особого энтузиазма. Познакомился с Софьей — сказал, что она «ничего так». Ксения попыталась заговорить с ним, но Тим отвечал односложно.
— Нам пора, — сказала я. — Удачи вам.
Шли по торговому центру, и Тимофей вдруг спросил:
— Мам, а тебе не грустно?
— Почему должно быть грустно?
— Ну... папа с другой семьёй.
Я остановилась, присела перед сыном:
— Тимка, а ты помнишь, какая я была раньше? Когда мы жили втроём?
Он задумался:
— Помню. Ты часто грустила. И уставала быстро.
— А сейчас?
— Сейчас ты весёлая! И работаешь, и у тебя друзья появились. И мы с тобой больше играем.
— Вот видишь. Иногда люди становятся счастливее, когда расстаются.
— Понятно, — кивнул он серьёзно. — Мам, а можно я всё-таки мороженое съем?
Я рассмеялась:
— Давай. Сегодня можно.
Сейчас, когда прошло уже два года, я понимаю: та Марина, которая стояла у окна и провожала мужа в ложную командировку, и та, которая сейчас пишет эти строки, — это два разных человека. Первая жила чужой жизнью, боялась остаться одна, цеплялась за иллюзию семейного счастья. Вторая живёт своей жизнью, строит карьеру, воспитывает сына и не боится завтрашнего дня.
Предательство — это больно. Но иногда оно становится подарком. Подарком свободы. Возможности начать сначала. Найти себя настоящую.
А Алексей? Алексей получил то, чего хотел. Молодую красивую жену, новую дочь, ощущение новизны. Надолго ли — увидим. Но это уже не моя история.
Моя история только начинается. И знаете что? Она мне нравится гораздо больше предыдущей.
Вчера Тимофей сказал мне:
— Мам, а у меня самая красивая мама в школе.
— Почему ты так решил?
— Потому что ты улыбаешься по-настоящему. А у других мам улыбки какие-то грустные...
По-настоящему... Да, теперь я умею улыбаться по-настоящему. И жить по-настоящему тоже.
А началось всё с простого вопроса:
— Ты сказал, что в командировке, а сам отдыхаешь с ней?
Иногда правда больнее лжи. Но только правда может сделать нас свободными.